Дитя лагуны - Сонда Тальбот

Ближе к вечеру Мик собрала вещи и созвонилась с Питом. Тот клялся и божился, что будет вовремя, рано утром, именно в то время, в какое Мик попросила его приехать. Эрик предложил проводить ее до аэропорта, но Мик отказалась. Билеты не были куплены, к тому же ей нужно было заехать в отель и привести себя в порядок перед долгим полетом. В конце концов, не зря же Лаэрт выложил за ее номер такие деньги? Нужно непременно воспользоваться им еще раз…

Но в глубине души Мик понимала, что все это не более чем отговорки. Мик боялась, что сердце ее дрогнет, когда она будет прощаться с Эриком в аэропорту. Куда проще проститься здесь, в лагуне, где нет суетливой толпы, напоминающей об Эштоне… Что, если она не выдержит и расплачется? Нет, это ни к чему… Хотя отказаться от этого предложения Мик было не так уж просто.

Вечером Мик зашла попрощаться с Риокаа и Арематой. Эти люди были ей глубоко симпатичны, несмотря на то что она знала их совсем не долго. Ее пленяли те простота и радушие, с которым они отнеслись к ней, белой женщине, попавшей в их яркий и милый мирок.

На Аремату было жалко смотреть. Узнав о том, что Мик уезжает, она не выдержала и расплакалась.

— Аремата так жаль, так жаль, что Мик уехать, — развел руками Риокаа. — И Риокаа тоже жалеть, скучать… Мик приезжать на Бора-Бора? — спросил он у девушки.

— Я постараюсь, — соврала Мик, с трудом сдерживая подступившие к глазам слезы.

Аремата крепко обняла девушку и долго не хотела отпускать. Когда Мик высвободилась из ее объятий, то почувствовала себя окончательно разбитой и потерянной. Она не хотела уезжать отсюда и не понимала, зачем ей куда-то ехать.

Что ждало ее в Эштоне? Журнал, в который она еще не устроилась, и женатый любовник, который никогда не разведется с женой. Ошеломительные перспективы! В этом городе она не нужна никому, даже самой себе… От этих мыслей Мик готова была расплакаться. Ее останавливало только то, что впереди ее ожидает разлука с самым важным для нее человеком — Эриком. И Мик должна держать себя в руках, чтобы он не понял, как ей больно…

Выйдя из дома Риокаа, Мик направилась к океану, над которым уже сгустился вечер. Ей хотелось недолго побыть одной, прийти в себя, взять себя в руки. Волны ласково шлепали о берег своими мягкими лапами. На влажном прибрежном песке валялись камни, ракушки и водоросли.

Мик вспомнила о коллекции Эрика и, невольно улыбнувшись, подняла одну из раковин. С одной стороны ракушка была гладкой, перламутровой и идеально красивой. С другой же — волны обточили ее так сильно, что в ней образовалась некрасивая рваная дыра. Мик подумала, что эта раковина удивительно похожа на нее. Мик тоже красива и, казалось бы, должна быть счастлива. Но на душе у нее такая же безобразная дыра, пустота, которую уже ничем не залатаешь, не затянешь…

— Пошла по моим стопам?

Мик вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял Эрик. Его глаза цвета влажных каштанов смотрели на нее почти с нежностью. Или эта нежность ей только почудилась, померещилась, как и все, что произошло с ней в этом оазисе счастья? Эрик смотрел то на нее, то на раковину, которую Мик теребила в руках. Ей нужно было что-то сказать, но Мик не могла. Эрик застал ее в тот момент, когда она пыталась погрузиться в свое одиночество, проникнуться им… Чтобы потом было легче привыкнуть к этой пустоте… Ведь когда она вернется в Эштон, некому будет смотреть на нее таким нежным взглядом. Некому будет говорить ей, как она умна и красива. Некому будет дарить ей ощущение свободы, полета и счастья, которых здесь у нее было в избытке… И Мик смотрела на Эрика, пытаясь задавить в себе ту боль, которую рождал его взгляд…

Эрик подошел к ней чуть ближе и взял раковину из ее рук.

— И что ты о ней думаешь? — поинтересовался он, разглядывая раковину.

Мик попыталась улыбнуться. Она должна что-то придумать. Ну не говорить же ему, что в этой раковине она увидела себя? И тут ей в голову пришла неожиданная мысль.

— Думаю, что эта раковина когда-то была красивой женщиной… — Мик сделала многозначительную паузу. — У этой женщины было много поклонников, но никто и никогда не любил ее по-настоящему. И тогда у нее в душе появилась огромная-преогромная дыра, в которую начали проваливаться все ее чувства, все ее надежды…

— А потом эта женщина, — продолжил за нее Эрик, — почувствовала такую пустоту внутри, что прыгнула в океан. Она надеялась на то, что океан наполнит ее водой и ощущение пустоты исчезнет. Но, увы, океан не стал заполнять ее. Он выбросил ее на берег, чтобы там она нашла человека, который смог бы наполнить ее пустоту собой…

Как это он верно подметил… Да, Мик и вправду оказалась выброшенной на берег. Она даже нашла человека, который может заполнить ее пустоту. Но хочет ли он этого? Мик сомневалась…

— Ну вот, мы и придумали историю для этой раковины, — радостно сообщил Эрик. — Теперь она сможет пополнить мою коллекцию. Или начать твою… Как ты думаешь?

Мик слабо улыбнулась.

— Нет уж, лучше — твою. Увы, в Эштоне нет моря. И собирать ракушки мне негде. Разве что когда-нибудь я выберусь во Флориду…

Эрик услышал в ее голосе хорошо знакомые ему нотки боли. Нет, он не хочет, чтобы эта девушка грустила в свой последний вечер на Бора-Бора. Он должен сделать так, чтобы этот вечер понравился ей, запомнился ей и… Нет, на это лучше не рассчитывать…

— Как всегда, у меня есть для тебя сюрприз, — подмигнул он ей. — И я уверен, ты, как любопытная девочка, хочешь узнать, какой именно…

— Конечно, хочу, — просияла Мик. Зря она так раскисла. В конце концов, Эрик — гостеприимный хозяин, носившийся с ней все это время, как с писаной торбой, — имеет право видеть ее довольной и счастливой. В конце концов, он так много для нее сделал, что она не может ответить ему кислой миной. — А что за сюрприз?

— Пойдем со мной… — загадочно произнес Эрик. — И сама все увидишь…

Старания Эрика превзошли все ее ожидания. Теперь она поняла, почему Эрик не пошел с ней в дом к Риокаа. Все это время он провел в своем доме, готовя его к прощальному вечеру для Мик.

Стол из большой комнаты исчез, вместо него на полу красовалась циновка, раскрашенная в разные цвета. На ней стояли две бутыли домашнего вина, которое Эрику помог достать сообразительный Риокаа, тарелки с яствами и свечи. Но свечи стояли не только на циновке — ими была уставлена вся комната. Они горели и на печи, и на сундуках, и на полу — по углам. Рядом с циновкой, в глиняной вазе, стоял пышный букет гибискуса, кустарника, который цвел неподалеку от лагуны.

Увидев это великолепие, Мик всплеснула руками.

— Вот это да! А я и не думала, что ты способен на такое…

— На какое? — лукаво улыбаясь, поинтересовался Эрик.

— Ну… — Мик замялась и опустила глаза. — Не думала, что ты можешь быть таким… романтичным…

— Мне нравится тебя удивлять. Когда ты удивляешься, твое лицо становится таким забавным.

— Это хорошо или плохо?