Звездочет поневоле - Оксана Бердочкина

– Ну, как же? – почти не возмутился гость, ослабевая свою зоркость, – Ваши магические подписи совершенно не смущают бабочек на ярком… Может быть, мне напомнить вам о списках кандидатур? Или же совет правильной тактики вам уже не близок? – рассмеявшись, он, захватил металлический шарик, покручивая его на фалангах своей левой руки. – Красные даты весьма красные и только изогнутая вертикаль достигает полной высоты…

– Подождите, – сухо произнесла женщина, аккуратно выйдя из стеклянного пространства.

В одной из соседних комнат, сидя за коралловой ширмой, за всем происходящим наблюдал наиважнейший человек. Усталый, утомленный и липкий, не справляясь с жарой, он дремал, опираясь на локоть, ощущая свое материальное преимущество, вслед прогонял надоевшее ему состояние вымышленным беспокойством мятежных пауз. Липкость его тела раздувала прохлада кондиционеров. Он слышал все, что было сказано в одном из стеклянных пространств, оттого просмотрел магазин своего пистолета, а уж после, переглянувшись с вошедшей дамой, с упреком спросил ее: «Кто его впустил?», – и, не дождавшись объяснений, осторожно направился в сторону незнакомца.

Человек за стеклом, глядя в окна напротив, продолжал твердить, что ему не нравятся все эти игры. И он почти разгадал того, кто твердо надвигался на него сквозь прозрачные коридоры. Кто-то открыл чистые стекла аквариума, запустив в него каменную гримасу, последнее из того, что было видно незнакомцу – это отражение горячего великого солнца, и отблески дома напротив, что проявились в стеклянной перегородке уже после заветного полотна. Незнакомец почувствовал лучи жаркого дня на лице как нечто необыкновенно яркое и сильное. И неожиданно для себя подумал: «Сейчас как раз то самое время, когда я последний раз чувствую солнце». Идущий на него человек закрепил глушитель, и голова неизвестного резко откинулась в стуле, затмив движением раздавшийся хлопок. «Убрать аккуратно», – прокомментировал волшебный стрелок, и черно-белые штиблеты, уже усыпанные мелкими капельками алой крови, завернули в мягкий палас.

«Церемония», – стукнуло в голову светловолосой женщине, она разжала рот, предопределяя факт того, что время не теряет себя, и уже через секунду все сделалось искренним и непобедимым. Когда забытый шарик почти с наперсток неожиданно скатился со стола, унося в свою опасную, резкую бездну еще не опустевший мрачный холл, аккуратно спрятанную дверь, память ее любимого бульдога, коралловую ширму в изгибах прозрачных перекрытий, а также дух великого полотна вместе с липкостью тела и вымышленным беспокойством волшебного стрелка.

Солнце село, отражаясь алым цветом в реке, их общий день кончился в момент, когда в прогретых квартирах готовили ужин, подчеркивая разность меню. Все по достатку, все на сегодня. Как я могу жить, не слыша твоего особенного голоса? «Чертовское мясо», – произнес Педант, отщипнув сочный кусочек, и запил сладким вином. Геометрические фигуры полны чистой воды, он выбирает необычный кувшин, ставя его на скатерть в бледную, мелкую ромашку. «Изысканное сплетение? Разве что по-моему. Не веришь, но я обожаю Врубеля. Физалис Франше вряд ли уже расплодится…». Глаза горевшей бестии, смысл деловой, он вспоминает, как деваха накладывала грим, а старичок заблаговременно расплакался. Восхищается моментом. Странно, но факт: он не ненавидел красные ногти, все возможно с этим цветом, но только не ногти. За подобное мог отказать, растереть в порошок, хорошенько проехаться, невзначай задвинуть при посторонних. Главное, это звук. Как я могу жить, не слыша твоих музыкальных игр? Ставит пластинку, придавая значение оставленным пальцам – аккуратность превыше всего. Поглаживает фигурку эбенового Хотэя, нетипично размышляет, упрашивая: «Быстрей бы она вернулась», не то сопереживает своему отдельно взятому будущему. «Как насчет того, чтобы погуще в моментах убийства Сына Истины? В смысле?». Ожидает ответ на вопрос, что сам себе задал. В доме довольно антиквариата, что так и несет этот острый запах туманного прошлого, чего-то далеко затертого поражающего. Комната полна неизведанной информации, несущейся со скоростью света от всякой стоящей предметности и ее сути. Мастерство времен концентрируется, и ему нет выхлопа. Он раскладывает свежий салат на фамильное блюдо, медля в движении, ставит на стол графин, вглядываясь в сочность приготовленного мяса. «Пожалуй, вино, остальное испробую позже». Разглядывает себя в зеркале, помечая, что надо бы хорошенько побриться, но завтра… «Все будет завтра. Без спешек, чистота еще сделается». В нос врезается запах настойчивых свежих лилий, он думает над ним, пытаясь изведать начало запаха. Все мимо. Неожиданно теряет желание, что приготовилось к столу и рвется в соседнюю комнату, вспоминая возможные осыпанные этим запахом вещи, все больше не веря, что тот происходит ниоткуда. Выдвигая тяжелые дубовые ящики, перетряхивает кружевное, ленточное одними словами – ей принадлежащее. «Одежды меня нервируют. Мне все это мнится, мне все это кажется». Слово «казенное» врывается в него сомнением, он разряжается, спекулируя моторностью чувств. Вдруг останавливается, посмеиваясь над случаем. Привыкает к происходящему, доверяя суждению – что все возможно. «Шутка шкатулок. Да, именно тех, что были привезены из Орлова. Это духи прежних скучающих в надеждах барышень. Как им удалось сохраниться? Неужели время их сберегло?», – подумал Педант над общим смыслом и вернулся к дорогому себе ужину.

После мяса потирал руки, медленно пережевывая вкусное, допивал вино. И здесь ему вспомнилась судьба бронзовой озолоченной люстры, что висит в спальне над его головой, украшенная крупными хрустальными подвесками. «Притягательная вещь», – думалось Педанту, и он задрожал, вспоминая, как однажды ему явно представилось, будто люстра летит ему в голову, в самый разгар дьявольской ночи. И вправду ставил часы, и не мог подолгу загрузиться в сон, размышляя: «Вдруг упадет, и я не успею извернуться?». После превращал все в шутку, что существенно спасало его от волнения. Через мгновение Педант забывался и, успокоившись, наконец, засыпал. Однако ощущенье падения искусно преследовало его фантазию. Раскручивая вымысел, он боялся до того, что видел распивающих водку чертей по поводу своей гибели, загоняя себя в плен лукавого воображения, не мог практично остановиться. Да и в голову не приходило элементарно передвинуть кровать, решив тем самым сложность надуманной им обстановки. Наутро, уверенно шагая патронажем, выливал свой недуг на нижестоящее окружение. Страдали все, и даже он сам нелепо страдал сам от себя. В тишине благородных комнат ползла его сытая, насыщенная книгами фигура, он распорядился так, чтобы локон его головы держался именно на левой стороне. Пальцы же, выполнив несложное задание, неуверенно сложились на груди. Видите ли, удобно им так. Ему вздумалось поразмышлять о колорите, он вспомнил цвет дешевого китайского белья той развязной девахи, что рисует морды, превращая их в лица с точностью и наоборот. В голове вдруг резко вскочило понятие расправы, он потемнел, напряженно проясняя для себя: «Над кем? И в чем ее существенный смысл?».

– Так вы, говорите, звездочет поневоле? Прелестно. Завтра же, друг мой, завтра же… Уточняйте. Предлагайте… Да мы уже везде, где только можно! О нас вся страна уже знает, а главное же что? Помнит! Что потоп? Где? Знаю, так ведь ордена уже раздали. Мало что ли? Что жилые дома затопило? Обваливаются балконы? Что вы говорите… Девушку раздавило, жаль. Да, хорошо бы зарабатывала, зря под окнами ходила, ишь, куда захотела. Мы здесь сами неплохо справляемся. Нет у нас такой работы. Очень зря отказалась. Что вы говорите? Это мы знаем… Дети в школу не идут? Уточняйте… Предлагайте… Говорю же, мы отчитались, всем жильцам затопивших домов ордена уже раздали! РОздали, ховорю же … Тонут, тонут, это уж их дело! Этих, как их? Рук! Спасение, дело рук самих утопающих. Наша контора ордена раздала, извините, отчитались в срок! Естественно, телеграфом. Ждем. Чего ждем? Хорошего ждем. Нет, всего хорошего, для тех, кто с нами был. Весома! Люстра в мозгах? Что вы говорите?! Печальное известие… И куда же это все проваливаются? Неужели в преисподнюю? Что вы говорите? Попутались, вот попутались… А вы, вообще, чем там занимаетесь? Что, что? Приучать надо, чтобы лучше считали, работали. Подписи свои не зря ставили на липовых бумажках. В конце концов, пополняли ряды политических сообществ, чтоб примыкали как-то. Планы надо строить, планы! Куда, где, что, куда! Будете или нет, мать вашу, уточнять? Предлагать. Предлагать! Уточнять. Только, понимаешь ли, яйца крутите! Что? А это да, это да, это да… Что ж свято, вам воздастся. Вы уж позванивайте, донос не трос – не оборвется! (Смеется).