Шейх Мансур - Алаудин Мусаев

Некоторое время жизнь шла своим чередом, но в начале 1785 года Ушурма собрал родных и рассказал, что к нему опять явились два сияющих всадника. Но теперь они отворили свои уста и сообщили, что он, Ушурма, должен привести к вере в Аллаха своих соотечественников и все народы Кавказа. С этого времени он не может молчать и должен рассказать об этом народу, который нуждается в откровении. Ангелы — теперь он твердо знал, что это были они, — сообщили, что высокое служение было назначено ему с рождения самим Аллахом. Вот почему они постоянно следили за ним и охраняли его. Теперь пришло время вступить на путь, предназначенный ему Господом. Родственники были очень озадачены и даже напуганы этим признанием Ушурмы и просили его повременить с сообщением известия односельчанам.

Однако Ушурма ждать не стал. По чеченскому обычаю он поднялся на крышу дома и созвал жителей, обратившись к ним с такими словами: «Правоверные! Изо дня в день мы отступаем от слов Аллаха, будто забыв, что Он, Единственный и Всемогущий, сотворил всех нас и что к Нему нам предстоит вернуться. Мы отдаляемся от заветов священного Корана, будто не знаем о страшной каре, приготовленной Всевышним для всякого отступника. Опомнитесь, люди, ибо я возвещаю вам о гневе Аллаха, который вы навлекаете и на свои головы, и на весь наш народ!»

«Кто же ты, вестник? Святой, ангел или, может быть, пророк?» — с гневной усмешкой выкрикнул мулла, тоже пришедший к дому Мансура.

«Я — Ушурма, сын Шабаза, которого вы все знаете, — спокойно ответил имам. — Я не ангел, не пророк и не святой, но один из тех, кого Аллах облагодетельствовал истинной верой. Я — раб Аллаха, не признающий никакого другого рабства, кроме этого. Я призываю и вас освободить свои души от низменных страстей, а ваши тела — от власти неверных!»

Так впервые прозвучала и быстро распространилась по всему Кавказу весть о том, что в чеченском ауле Алды появился имам, который призвал горцев к всеобщему признанию исламской веры и «священной войне» против России, стремящейся обратить в рабство свободные народы Кавказа. Так шейх Мансур начал свое служение, которое не оставлял уже до конца жизни…

У всякой войны, кроме экономических, существуют и политические причины. В многолетнем русско-чеченском противостоянии основной политической причиной считается так называемый исламский фактор. Это не вполне верно. Попробуем разобраться, почему наиболее крупное народное движение на Кавказе конца XVIII века началось именно в Чечне, где ислам духовно и организационно был в то время гораздо слабее, чем в Дагестане, где куда логичнее было бы ожидать восстания. Для того чтобы понять истину, необходимо увидеть под религиозной оболочкой движения те глубинные социальные процессы, которые стали истинной причиной выступления горцев.

В XVIII веке в Чечне в отличие от других национальных районов не существовало неограниченной власти владетелей над свободными горскими крестьянами. Здесь никогда не практиковалась, как, например, у кумыков или кабардинцев, купля и продажа крестьян и членов их семей. Зависимость чеченских крестьян от своих владетелей выражалась чаще всего в форме натурального налога, выплачиваемого обществами горцев за исполнение князьями своих обязанностей. Случалось, что для управления разрозненными чеченскими родовыми объединениями (особенно в случае войны с соседями) приглашались князья со стороны, вводившие дополнительные военные подати. Но «варяги» эти правили недолго (обычно ровно столько, сколько длился конфликт) и вскоре изгонялись. Чеченские по происхождению владетели также не имели неограниченной власти над личностью крестьян и довольствовались более или менее значительными поборами. При этом многие общества Чечни в XVIII веке вообще не подчинялись никаким князьям и владетелям.

Ни в одном из уголков Северного Кавказа богатые хозяева не чувствовали такой неуверенности в своем положении и такого страха перед простым народом, как в Чечне. В переписке с царскими властями князья и владетели постоянно подчеркивали свое бессилие удержать в повиновении подвластных горцев, просили помощи в борьбе с непокорными крестьянами, а то и разрешения переселиться под защиту царских крепостей и укреплений Кавказской линии. Опасения местных владетелей за свою судьбу были вполне обоснованными. В это время произошло несколько крупных восстаний, в результате которых немалая часть владетелей была попросту истреблена. Так, в 1757–1759 годах чеченцы изгнали кабардинского владетеля Девлет-Гирея, который вынужден был переселиться на равнинные земли, под защиту российских властей. После Девлет-Гирея восставшие изгнали и других князей, а один из них, Казбулат из села Атаги, был убит. «Хотя затем все, кроме Девлет-Гирея, и были водворены русскими вновь на прежние места, — сообщает историк Г. А. Ткачев, — однако в 1783 году возмущение повторилось, и владельцы на этот раз окончательно были изгнаны».

Однако главной причиной восстания стало все же не социальное неравенство, а недовольство действиями царской администрации, которая цепью крепостей, кордонов и станиц фактически отрезала Чечню от внешнего мира. Это угрожало сложившемуся за века своеобразному разделению труда, на котором держалось хозяйство горцев: степные народы давали скот и кожи, Кабарда — верховых лошадей и упряжь, Чечня — хлеб и лес, Дагестан — оружие, посуду, украшения. Затруднялась торговля с Ираном и Турцией, а товарооборот с Россией ставился в зависимость от политической конъюнктуры. Все это ухудшало жизнь горцев и способствовало росту числа бедняков, не имевших ни земли, ни скота. Именно простые крестьяне Чечни выдвинули во главу народного движения не князя или признанного мусульманского богослова, а одного из бедных жителей селения Алды — Ушурму, принявшего имя имама Мансура.

Весной 1785 года число сторонников имама Мансура постоянно увеличивается. Выступив из Чечни, он быстро находит себе сторонников среди кумыков, кабардинцев, многих народов Дагестана. Уже с этих пор в своих религиозных проповедях Мансур стал говорить о необходимости объединения всех кавказских горцев для борьбы за освобождение. В своих обращениях к жителям родного аула Алды он обещал, что за короткое время соберет великое множество войска. С этим войском он собирался пойти к карабулакам, осетинам и ингушам, а потом в Кабарду для обращения этих народов в мусульманство. После того он планировал выступить против русских городов и крепостей, чтобы остановить продвижение «неверных» на Кавказ.

«Как только наступит к тому время, — говорил Мансур, — я поставлю мое знамя и палатку на Чеченской поляне. Сколь ни обширна поляна, — уверял своих приверженцев имам, — но едва ли вместит она то многочисленное войско, которое соберется ко мне. Я устрою из него стражу на девяти разных местах, по десять тысяч человек в каждом». Речи Мансура не дошли до нас в письменном виде, но их бережно сохранила и передала через поколения народная память. Вот что говорил — или мог говорить — чеченский вождь своим приверженцам в один из дней апреля 1785 года:

«Дорогие соотечественники! Отцы и сыновья гордого чеченского народа!