Другая Вера - Мария Метлицкая

Смешно, но Полю Роберт побаивался не меньше бабушки и на глаза ей старался не попадаться. Да и Полина его невзлюбила, при его появлении сурово сдвигала брови и демонстративно уходила из комнаты. «Ларино влияние», – думала Вера.

А как-то Полина и вовсе не выдержала:

– Не мое, конечно, Вера Андреевна, дело. Совсем не мое. Но зря ты так, девка. Зря жизнь свою гробишь! Пустой он, как мой кошель. Зачем он тебе? Сама ж видишь – пирожок ни с чем. А ты красавица, умница. Сына вон ему родила. А он? Пожрать да поваляться приедет, соскребет с тебя последние силы. Глаза-то разуй! – И с тяжелым вздохом добавила: – Обижайся на меня, Верка, не обижайся – дело твое. Но время ты зря свое золотое теряешь. Уж поверь старухе, прожившей жизнь!

Вера смутилась и пробормотала:

– Да, дело, простите, не ваше. Роберт – отец моего ребенка. А трудности у нас временные. Окончит институт, устроится на работу, и все будет нормально. Я все понимаю – сидите тут с бабушкой и мелете языками. Вот она вам всякого и наговорила.

– А что ему сейчас мешает устроиться? – перебила ее тетя Поля и покачала головой, видя, как покраснела Вера.

Та ей ничего не ответила. Да и что тут ответишь.

Взяла еще подработку на кафедре – вошли в ее положение, сказочно повезло. Работа – ерунда, три раза в неделю задержаться на пару часов и привести в порядок бумаги. Деньги смешные, но и эти тридцать рублей были для нее спасением.

Правда, в первую же получку Роб попросил в долг пятнадцать рублей. Вера разозлилась, конечно, и пятнадцать рублей не дала, но десятку дала, хотя и проклинала себя. Роберт, понятно, клялся, что вернет через неделю. Не вернул.

И все же Вера ожила, оттаяла – вернулась к нормальной жизни: стала общаться с людьми, появилось желание одеться, накраситься, выпить чаю в буфете, выкурить сигаретку в курилке, даже забежать на часик в кафе-мороженое с одногруппницами. В ее жизнь вернулось ощущение счастья. Она расцвела, распустила волосы, которые тоже ожили и снова струились блестящей волной. Вера немного поправилась, округлилась – на тети-Полиных-то блинах и пирогах. Но главное – глаза. Они перестали быть мертвыми, пустыми, тревожными, с вечно застывшей тоской.

«Ну вот, – говорила себе Вера. – Я же знала, что все пройдет и настанет нормальная жизнь. Знала и верила».

Но короткая передышка, увы, закончилась. Любимый муж заразил ее, как говорили прежде, «гадкой болезнью» – ох, вспоминать мерзко и стыдно. Начались непонятные боли внизу живота и выделения. К кому бежать? Конечно, к Тамарке. Та выслушала и тут же вынесла вердикт:

– Не, не гинеколог тебе, подруга, нужен, а венеролог! Наградил тебя твой урод. Точно, без вариантов. В очередной раз скажи ему спасибо! Чем? Думаю, трипак. Слышала о таком? Нет? А про гонорею слыхала?

Вера осторожно кивнула:

– Кажется, да.

– Так это одно и то же, глупая. Ох, Верка, – Тамарка смотрела на нее, как на ископаемое, – ну откуда же ты такая? И с мужиком спишь, и ребенка родила, а дура дурой. Кому расскажешь – не поверят.

Вера упрямо качала головой:

– Нет, не верю. В это точно не верю!

– Не веришь? – взбесилась Томка. – Ну не верь, дело твое. Врач есть, не ссы, отправлю. Не пойдешь, стыдно? Тоже дело твое. Перейдет в хронику, заколебешься лечиться. Надо идти, Верка, другого выхода нет. Ничё, там и не такое видали, поверь. И не таких!

К врачу пошла, куда деваться. Сдала мазки, и все Тамаркины предположения, конечно же, подтвердились: венерическое заболевание, заражение половым путем. Ну и «приятные» до боли вопросы: сколько у вас было партнеров, когда был последний половой акт, необходимо привести всех или хотя бы всех оповестить.

Всех оповестить, всех привести? Какой-то бред, ей-богу! То, что сейчас с ней происходит, это вообще не с ней, девочкой из приличной семьи, умницей и красавицей, студенткой и молодой матерью. И еще – верной женой.

– Никаких половых партнеров у меня нет и не было, – отрезала она. – А есть законный муж.

– Ну тогда скажите спасибо ему, – усмехнулась докторша. – Да, и имейте в виду: лечение я вам дам. Только вот, если не пролечится он, снова будут последствия, это вы понимаете?

– Не будет, – отрезала Вера. – Последствий не будет.

По счастью, те две недели, пока Вера лечилась, Роберт не появлялся. А когда появился, было не до него и не до выяснений и разборок, не до чего вообще. Потому что накануне погибла Поля – крепко выпив, попала под электричку. Вот так закончилась спокойная и мирная, размеренная жизнь.

И снова начался кошмар. После Полиной смерти окончательно слегла бабушка. С работы пришлось уйти – как справляться с лежачей старухой и маленьким ребенком? Отдала Вадика в ясли, в институт приезжала на полдня, отсидев на семинарах и проигнорировав лекции, летела в Малаховку.

Роберт приезжал, каялся, валялся в ногах. Перелезал через забор и ночевал в беседке. Дверь в дом она не открывала и видеть его не могла.

Так он мотался два месяца, а потом исчез, как корова языком слизала. «Ну и слава богу, не до него», – решила Вера. Ей было так трудно, что в те дни она о муже и не думала. Столько забот и проблем, только бы справиться, только бы не рухнуть.

Как-то справлялась, а куда деваться? И снова по ночам плакала от усталости и страха, и снова и снова спрашивала: «За что? За что такие испытания?»

Бабушка так ослабла, что практически ничего не ела и почти все время молчала, лишь иногда говорила:

– Устала я, Верушка. Так устала, что ничего не хочу, даже жить.

Невыносимо было видеть бабушкины равнодушные и бесконечно уставшие глаза – она словно прощалась. Вера кормила ее с ложки и отводила взгляд.

Бабушка умерла перед рассветом, в четыре утра, а еще ночью Вера к ней вскакивала с бьющимся сердцем – жива? Потом проснулся сын, Вера его убаюкала и уснула. А утром бабушки уже не было.

Как Роберт узнал о ее смерти? Непонятно. Но похоронами занимался именно он. Вера как будто застыла. Вадима забрала Томка – Вера не реагировала даже на сына – покачиваясь, сидела на бабушкиной кровати и, не включая света, смотрела в стену.

После похорон, которые Вера почти не помнила, Роберт остался у нее.

Окаменевшая, замороженная, вытянувшись в струнку, Вера лежала на кровати и смотрела в потолок. Он лежал рядом, гладил ее по волосам, целовал холодные руки и что-то говорил, говорил…

Вера не слышала, точнее не слушала. Не гнала его по одной причине – ей было все равно. Только мелькнуло, что остаться в пустом, гулком доме страшно. Везде призраки: мама и отец, дед и бабушка. Почему они оставили ее?

Так Роберт остался в Малаховке насовсем. Бабушки, которая его ненавидела, больше не было. Вера по-прежнему почти ни на что не реагировала и жила как во сне. Иногда ей казалось, что, если бы не сын, скорее всего, ее бы уже не было. Материнский инстинкт – самый сильный. Любая мать, в каком бы она ни была состоянии, сползет с кровати, даст лекарство, если он болен. А уж потом снова рухнет без сил.