Частная жизнь русской женщины XVIII века - Наталья Пушкарева

Собрание книг для женского и детского чтения впервые в русской истории было издано в XVIII в. Н. И. Новиковым. Следующим за ним был его современник, историк Н. М. Карамзин, который вместе со своим другом А. П. Петровым редактировал новиковский журнал «Детское чтение для сердца и разума» (1785–1789 гг.). Читателями этого собрания и этого журнала — впервые в России — были дети и их мамы. Одновременно в библиотеке детского чтения в России появились изданные Новиковым «Дон-Кихот», «Робинзон Крузо», а также «Плутарха Херонейского о детоводстве, или воспитании детей, наставление» — жизнеописания великих людей Древней Греции и Рима (СПб., 1771). О том, что английский перевод Плутарха очень нравился маленьким дворянкам в детстве и они с наслаждением его читали, сохранились воспоминания А. Д. Блудовой.[443] «„Детское чтение“ было едва ли не лучшею книгою из всех, выданных для детей в России, — вспоминал впоследствии М. А. Дмитриев. — Я помню, с каким наслаждением его читали даже и взрослые дети. Оно выходило пять лет особыми тетрадками при „Московских ведомостях“…» Имея больше досуга, нежели мужья, женщины-матери становились первыми учителями своих детей, прививали им вкус к книге и знаниям. К 1820-м гг. в большинстве дворянских семей как в столице, так и в провинции «книги были в большом почете».[444]

Поэт И. И. Дмитриев вспоминал, что «авторские способности юного Карамзина развивались» под влиянием Н. И. Плещеевой, «питавшей к нему чувства нежнейшей матери». Г. Р. Державин неизменно помнил, что именно мать сумела его «пристрастить к чтению, поощряя к тому награждением игрушек и конфектов». «Разумные убеждения, сопровождаемые нежнейшими ласками, горячность желания видеть образованного человека» в своем сыне руководили матерью С. Т. Аксакова. Благодарностью к матери, имевшей «разум тонкий и душевными очами видевший далеко», сумевшей через книгу пробудить в сыне любовь и талант к литературному труду, проникнуты воспоминания о своем детстве драматурга Д. И. Фонвизина.[445]

Многие мемуаристки вспоминали впоследствии, что с помощью чтения матери умело формировали их духовный и нравственный облик, запрещая читать одни книги (прежде всего «растрепанную литературу», как ее называли в семье графини А. Д. Блудовой, — «неприличные» французские романы, «совращающие с истинного пути»:[446] «Сочинения (французских авторов, и прежде всего m-me Сталь. — Н. П.) безбожны и безнравственны… Свет погиб именно потому, что люди думали и чувствовали так, как эта женщина…»)[447] и поощряя читать другие. Сердцем понимая и предчувствуя возможные последствия чтения эмоционально насыщенных романов, матери-дворянки пытались контролировать круг чтения. Таким образом, женщины-матери в большинстве семей становились блюстительницами мудрого спокойствия, как бы олицетворенной совестью семьи, воспитательницами высоких нравственных начал. Впрочем, исключить чтение «возбуждающей литературы» не всегда оказывалось возможным, а «пламенное воображение», усиленное литературными образами, зачастую приводило к тяжелым психическим расстройствам юных читательниц.[448]

Любопытно отметить, что в тех случаях, когда дворянки ощущали в себе творческий или, например, административный потенциал и стремились реализовать его, они перекладывали традиционные женские функции — воспитания и образования детей — на плечи мужей (если, конечно, те были на то согласны). Отношения такого рода сложились в семье Вульфов, где П. А. Осипова-Вульф заправляла хозяйством и «читала Римскую историю», а ее супруг — «варивал в шлафроке варенье» и возился с детьми. Аналогично Е. Ф. Сукина, «славившаяся даром поэзии, проводя целые часы за сочинениями, мало заботилась о воспитании детей, которые все шестеро обязаны отцу своему… Образованием дочерей он занимался сам…».[449] Однако типичными такие семейные отношения все-таки не были.

С началом выездов в свет обучение дворянских девушек (равно как купеческих дочек) прекращалось или продолжалось «не столь усидчиво, как прежде».[450] «Выезжать» в сопровождении матушек начинали примерно с пятнадцати лет.[451] Многие матери находили в этой своей обязанности известное удовольствие. «Она жила весело, любила давать балы, — вспоминала об одной своей родственнице Е. П. Янькова. — Сперва, когда была молода, для себя самой; а потом, когда подросли ее две дочери… она их тешила». Раздумья матушек и их дочек о моделях нарядов, которые предполагалось «приготовить» к тому или иному «увеселению», даваемому в Благородном собрании, составляли содержание повседневных разговоров многих столичных, да и провинциальных жительниц, принадлежавших к привилегированному сословию.[452]

Таким образом, за XVIII в. женское образование в России сделало громадный шаг вперед. Если в начале реформ Петра I редкая дворянка считалась европейски образованной, то через сто лет неграмотная женщина, подобная одной из героинь фонвизинского «Недоросля», превратилась уже в сатирический образ. Мемуары, дневники и переписка дают возможность проследить содержание и пределы домашнего женского образования в России и таким образом глубже понять, в чем состояли изменения в образе жизни россиянок различных социальных слоев.

Повседневный быт женщин

Во второй половине XVIII в., после освобождения дворян от обязательной государственной службы (1762 г.), наметился быстрый рост числа усадеб — загородных дворянских имений. Проживание в собственном доме в Москве, а тем более в Петербурге было доступно лишь состоятельным людям. Зачастую молодая семья жила в имении вместе со старшими родственниками, и в ней появлялись дети, прежде чем «старики» отделяли молодых и позволяли им (если имелись средства) жить в городе. Квартиры обычно снимали только на часть года. «Мы оставляли город в апреле месяце и возвращались туда только в ноябре», — вспоминала В. Н. Головина.[453]