Зависть богов, или Последнее танго в Москве - Марина Евгеньевна Мареева

человек — он кожей, чутким памятливым сердцем мгновенно отличит окрик чиновного вертухая от любого иного повелительного возгласа.

Четверо молодых мужчин, неуловимо похожих друг на друга, невысоких, крепко сбитых, коротко стриженных, в темных казенных костюмах с повязками дружинников на рукаве, вышли из-за кулис и встали перед онемевшим залом, рассыпавшись ровной, поделенной на равномерные интервалы, цепью.

— Соня, кто это? — удивленно спросил Андре.

— Твоя русская бабушка сказала бы «охранка», — пояснила Соня.

— Да?! — изумился Андре. — Зачем? Может, за мной? Да, Соня?

За ним? Дикость какая! Соню обжег страх. Страх за Андре. Она схватила его за руку, поднялась с сиденья, не выпрямляясь, согнувшись в три погибели. Розы упали на пол, рассыпавшись по тусклому желтоватому линолеуму.

— Пошли, — шепнула она. — Пригнись! Будем отступать огородами…

— О-го-родами? — переспросил Андре, совсем сбитый с толку. — Мы идем в оранж… Оранжерейную?

— Всем оставаться на местах! — рявкнул один из четверых мужиков с повязками на рукавах, очевидно главный. — На места! Живо!

Народ, попытавшийся было выскользнуть в задние двери, замер и покорно вернулся обратно. У задних дверей, впрочем, тоже стояли дружинники. Западня.

Растерянно оглядевшись, Соня опустилась обратно на сиденье, все еще сжимая руку Андре.

— Всем предъявить документы, удостоверяющие личность! — потребовал главный.

— Это за мной? — повторил Андре, сев рядом с Соней.

— Ну если ты действительно резидент какой-нибудь Интеллидженс сервис, — пробормотала Соня, снедаемая страхом. Страхом за Андре. Что происходит? Бред какой-то.

— Тогда я иду… как это… капиту… капитулировать. — Непонятно было, шутит он или нет. Держится молодцом, улыбается.

— Сиди уже. — Соня намертво вцепилась в его руку. — Сиди, капитулянт.

— Это обвала, Соня? У вас это принято?

— Облава, — поправила Соня, согнувшись, поднялась и потащила его за собой по проходу.

Те четверо уже шли по первым рядам. Люди послушно протягивали им паспорта, пропуска, студенческие билеты…

Вот она, дверь под зеленой табличкой «выход». Если угрюмый мужик, караулящий дверь, хоть на пару минут отойдет в сторону, можно успеть выскользнуть.

— Ваши документы? — доносилось справа и слева. — Так. Почему не на работе сейчас? Где работаете? Двадцатая автобаза?

— Да у меня выходной! — отбивался пойманный с поличным. — Я посменно! Проверяйте! Звоните!

— И позвоним, — веско обещали ему. — И проверим.

Соня тихо, но упрямо тащила Андре к выходу. Караульный, стоя спиной к ней, разговаривал с билетершей. Еще один дезертир, подросток лет четырнадцати, перепрыгнул через соседний ряд, налетел на Соню, невольно с неожиданной силой толкнул ее в бок. Соня осела на пол, не устояв на ногах, ударившись бедром о подлокотник кресла… Когда это было? Это ведь было уже…

А, это сон! Она упала, ударившись о подлокотник. Сон в руку. Но там был салон самолета…

Андре схватил подростка за руку, встряхнул его, что-то быстро, гневно сказав по-французски. Импульсивный. Захлестнула эмоция — заговорил на своем языке.

— Тихо! — испуганно оборвала его Соня, поднявшись на ноги. — Он же нечаянно, отпусти его. И говори по-русски! Не хватает еще, чтобы они поняли, что ты…

Все. Пропали. Дружинник, стоявший у дверей, прервал разговор с билетершей, обернулся на шум голосов.

— Так. В чем дело? А ну на место сядьте. — Он повысил голос. — Документы ваши! — И он направился к Соне и Андре.

— Соня, мы незнакомые с тобой, — быстро сказал Андре. — Ты меня не знавала. Я сам иду на него.

— Стой! — Соня снова схватила его за руку, плохо понимая, что сейчас выгоднее для Андре, что безопаснее: быть с ней или сделать вид, что они незнакомы? Она сейчас плохо соображала. Она знала только, что будет рядом с ним. Не отпустит от себя ни на шаг.

— О-ой, да это ж наши! — весело протянула билетерша.

Дружинник перевел на нее удивленный взгляд. Билетерша, молодая бойкая баба, протянула Соне руку, напористо, быстро говоря:

— Это наши, товарищ. Иди, иди сюда, Люда! Это наши. У нас работают. Электрик и кассирша.

— Почему не при исполнении? — недоверчиво глядя на Соню и Андре, спросил дружинник.

— Так у них выходной.

Еще минута — и билетерша уже вела Соню и Андре к выходу из зала, по-свойски подталкивая обоих вперед и шепча:

— Я вас узнала… Вас Соня зовут? Вы нам вечер организовывали от театра. Весной. Я еще в ДК «Каучук» работала. Актеры приезжали…

— Спасибо вам. — Соня, не удержавшись, поцеловала ее в щеку.

— До сих пор вспоминаю. — Билетерша вывела Соню и Андре в пустое фойе.

У дверей, ведущих на улицу, на Садовое, забитое машинами, плавящееся от солнца, стояли два опричника с красными повязками на рукавах.

— Та-ак. — Билетерша замедлила шаг. — На этих точно подорвемся. Не выпустят. Звери.

— А что происходит, голубушка? — церемонно спросил у нее Андре, сместив ударение в своем ветхозаветном бабушкином «голубушка» с первого «у» на второе. — Человек не имеет права смотреть фильм? Это криминал?

Билетерша прыснула от неожиданности. И, уводя их в сторону, вбок от главного входа, поинтересовалась:

— Откуда голубок будет? Финн, что ли?

— Южневее, — улыбнулся Андре.

— Зимбабве? — Билетерша открыла своим ключом какую-то дверь в глухом закутке под лестницей.

— Посевернее, — хмыкнул Андре, первым заглянув в большую комнату, где вдоль стен были расставлены афиши, рекламные щиты, все эти «Скоро на экранах», «Неделя болгарского кино», «Чингачгук — Большой Змей». — Благодарствую. — Он нагнулся к билетерше и поцеловал ее в загорелую гладкую щеку. — Я могу покупать эту комнату на час?

— Сорок минут, — покачала головой билетерша. — Потом андроповские соколы отвалят, я вас выпущу.

— Это у нас, Андрюша, борьба за дисциплину, — вздохнув, наконец объяснила Соня. — Это товарищ Андропов с прогульщиками борется. Шмонает по баням, по киношкам… — И добавила, дождавшись, когда билетерша оставит их наедине, плотно прикрыв за собой дверь комнаты: — Только это не для «Юманите». Это, милый, для «голосов» вражьих.

— …Андре, пожалуйста, не нужно! Андре, пожалуйста!

— А как ты меня окликала? Повтори! «Ан-дрю-ша». Говори так. Да?

Растрепанные, тяжело дыша, они бестолково топтались по комнате, на узком пятачке свободного пространства. Спотыкались, налетая на громоздкие щиты с названиями фильмов, с кустарными портретами кинозвезд. Он обнимал ее, она не очень-то сопротивлялась, и вот они кружили по комнате, кружили и кружили. Нелепый, странноватый танец.

— Пусти! Ты что, не можешь понять, что это…

— Соня…

— …это оскорбительно для меня.

— Давай снимем номер.

— Какой номер?

— У меня нельзя… Посольство… Пост… Как это… Я живу при постпредство… Везде глаза… уши…

— Какой номер?! Ты вдумайся! Что ты мне предлагаешь? «Номер»! А дальше что?

— Соня, послушай меня…

— «Номер»… А потом ты уедешь. Ты уже унижаешь меня вот этим, ты… Тебе вот только это нужно? Да? От меня? Вот это?! Сейчас пойдем. Снимем номер… в каком-нибудь Доме колхозника…