Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский

– Откуда Блядь узнала о Шубе?

– Когда ты позвонил мне в номер, она была там. Я проговорил тебе его имя по буквам. Она услышала и сказала, что знает, кто такой Шуб. – Ник подумал, потом спросил:

– Ты ее тогда выебал?

– Нет.

– Зря. Тогда в разговоре со мной ты назвал имя Фрэда. Это тоже зря. Я же не знал, что Блядь была в твоем номере. Что ты сказал Большому?

– Что она знает, кто такой Шуб. Она еще раньше нашла в кармане Большого визитку доктора.

– Мне кажется, Второй не знает о Шубе.

– Мне тоже кажется, – согласился я. – Имитируя манеру Второго, я добавил: – Если только в том случае, если сама Блядь не сказала Второму. – Ник подтвердил:

– Не скажет. У них такие отношения. Уильям, а ты сам как думаешь: правда ли, что Большой стал неебучим?

– Правда. Блядь сказала. Когда он приходит к бабе, он делает вид, что только что пришел от другой бабы, ставит ей одну палку и делает вид, что сразу идет к третьей бабе, а сам идет отдыхать.

– Это она в ту ночь тебе сказала?

– В ту. – Ник посмотрел на меня с улыбкой и сказал:

– Уильям, а ведь ты выебал ее тогда. – Я молчал. Ник продолжил: – Иначе она бы тебе этого не рассказала. И сколько палок ты ей поставил в ту ночь? – Я продолжал молчать. Разговор серьезный, а Ник все треплется. Он продолжает с улыбкой: – Наверное, много палок. Все уже знают, что Второй выебал Блядь на юбилее прямо в Мэдисон-Гардене. И все думают, что после этого, в ту же ночь Большой в гостинице тоже ебал Блядь. Много ебал. А тут оказывается, что вместо Большого ебал ее ты. – Ник, наконец, перестал улыбаться, сказал серьезно: – А ты знаешь, что Блядь сделала аборт? – Я не знал таких подробностей, сказал: – Ну и что? Она все время делает аборты. – Глядя испытующе мне в глаза, Ник сказал: – Она сделала аборт две недели назад. Известно от медсестры из госпиталя Сидарс Лебанон. Срок беременности два месяца. А ты ебал ее на юбилейную ночь двадцатого мая. Сроки совпадают. Большой думает, что аборт от Второго, а Второй думает, что от Большого. И братья держат это в тайне. А ведь аборт был, оказывается, от тебя. Уильям, а ты выходишь на арену мировых сексуальных скандалов. – Похоже, Ник говорил правду, и ничего хорошего в этой правде не было. Ник продолжал: – Мне кажется, Второй тоже не знает об импотенции Большого.

– Никто не знает. Шуба нет. Знаю я, и Блядь тоже знает. – Тут я многозначительно добавил: – А теперь знаешь и ты.

– Завтра ты говоришь с человеком Хувера. ФБР, конечно, знает о Шубе и Фрэде, но почему их убрали, вероятно, не догадывается. Дураки. Не говори им ничего. А Блядь много знает. Больше нас. – Я рассказал:

– На приеме в Лос-Анжелесе Большой встречался и говорил секретно с каким-то латиносом, вероятно, сторонником Батисты, которого Блядь, как оказалось, уже знала. Когда на этот прием привалил Второй, Большой стал его знакомить с этим латиносом. Второй до тех пор не знал его, а Блядь уже знала. В то время уже готовился заговор против Кастро.

– Хуй с ним, с Кастро, – перебил меня Ник. – Об этом ты будешь говорить завтра, с клоуном Хувера. Разговор о тебе. На том же приеме Блядь учинила тебе допрос. – Я знал, откуда у Ника такие сведения и подтвердил:

– Она сказала, что знает о смерти Шуба, и спросила, кто такой Фрэд. – Ник напомнил:

– О Фрэде она услышала от тебя при том же телефонном разговоре. Я свидетель. До этого она вообще не знала, кто такой Фрэд. – Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. И тут Ник сообщил:

– Теперь она знает о смерти Фрэда. – Было непонятно, как она узнала о смерти Фрэда, но я верил Нику. Я понял, что критический момент, которого я ждал, наступает. Блядь знает о некоторых политических контактах. Но главное, она знает о недуге Большого, знает о Шубе и Фрэде. И все ее подозрения ведут ко мне. – После паузы Ник заговорил:

– Второй все время летает в Лос-Анджелес. Политики любят там встречаться, а Голливуд предоставляет им своих проституток. Заодно Второй в доме Пита ебет эту Блядь, которая уже надоела ему своими приставаниями. Она все еще надеется стать женой Министра Юстиции, хотя и дураку ясно, что он никогда не разведется со своей многодетной женой. Говорят, что Блядь уже начала его шантажировать, а может быть и угрожать. Эта наркоманка теперь может на все пойти. И тебя это, конечно, коснется. – Ник говорил правду. Как бы невзначай, я сказал:

– Конечно, никто не предоставит мне вертолет. – Ник тотчас сказал:

– Служебными вертолетами пользуются боссы. Хуй с ними. На обычном самолете быстрей. Второй опять туда собирается. На этот уикенд в Сан Франциско. Он уже заабонировал номера в отеле Сан Францис для своей многодетной семьи. Оттуда он каждый день может ездить к своей Бляди в Лос-Анджелес. – И в упор глядя на меня, он проговорил: – Следует его опередить. Она может ему сказать то, чего он еще не знает.

– Придется заказать билет на самолет.

– Ни в коем случае, – возразил Ник. – Нельзя заранее объявлять свое имя. В аэропорту всегда бывают лишние билеты перед самым вылетом на любой рейс. Кроме того, билет на тебя может быть уже заказан. Ты это завтра узнаешь. – Подчеркнуто спокойным движением он вынул из кармана чек и протянул мне. Я взял. Ник нарочито отчетливо произнес: – Мне сказано: ты давно собираешься в отпуск. – Я посмотрел на чек. Сумма превышала все представления об отпускном жаловании. Это был федеральный чек. Соединенные Штаты Америки давали мне эти деньги. Их, штатов, много. Могут и больше дать. Я сунул чек в карман, сказал:

– Мало. – Ник заверил:

– Будет еще столько же. Даже больше.

– А риск? – напомнил я.

– Какой риск? – Хотя мы и так говорили тихо, Ник понизил голос: – Уильям, во-первых все это главным образом для тебя. Тебе это нужно. А так получилось, что все эти клоуны на твоей стороне. В случае чего они поддержат тебя. – Ник всегда прав. Догадывается ли он, что ему тоже пиздец? Мне тоже, если я буду таким же дураком. Я понимал, что клоуны это ФБР, Хувер, Второй, Белый дом и сам Большой с его страхом перед наступающей импотенцией и скрывающий это даже от собственного брата.

Наступила короткая оттепель, и снег больше не нужно было убирать, поэтому в синагогу я пришел позже обычного. Но появилась новая проблема: крыша над спортивным залом стала протекать. Евреи собрали все мусорные урны из уборных и расставили их в зале в тех местах, где с потолка капала вода. Я тут же заменил урны ведрами, которые держал в гараже, залез на крышу и лопатой счистил снег с поврежденных мест. Течь прекратилась. В офисе я сказал Хае, что на крыше в битумном покрытии появились трещины, и если пойдет снег или дождь, крыша снова потечет. Хая развела руками и сказала, что вызов команды по починке крыши обойдется а пятьсот долларов, а таких денег в синагоге до конца месяца не будет. Я пошел в строительный магазин и купил банку черной водонепроницаемой пасты. Билл за пасту я вручил Хае, и она тут же дала мне шесть долларов, которые вынула из сейфа. В тот же вечер в кабинете Раби собрались несколько евреев. Мойше, благообразный мужчина всегда в черном безукоризненном костюме, который работал инженером в строительном бизнесе, сказал, что вся крыша синагоги в аварийном состоянии. Я это подтвердил и назвал несколько мест на крыше, где намечались трещины: над мейн шулом, над кухней и над библиотекой. Шали, президент синагоги, сказал, что всю крышу надо перекрыть новым битумом. Мойше тут же подсчитал на чертеже площадь крыши и сказал, что это будет стоить около десяти тысяч долларов. Все помрачнели, особенно сам Раби. Вероятно, им очень не хотелось еще раз просить денег у миссис Кроцки. Тогда я сказал, что могу замазывать очередные трещины черной пастой. Все молча согласились. На другой день выглянуло солнце, крыша в некоторых местах подсохла, и я замазал черной пастой трещины над залом. Когда через день опять пошел снег, с потолка зала больше не капало. К миссис Кроцки в очередной раз приехала дочь Наоми, и миссис Кроцки придумала для меня еще одну работу. У нее в ванной треснула по диагонали штукатурка на потолке, из трещины сыпалась известка. Я пришел к ней с банкой извести и мастерком. Расчистив мастерком трещину, я замазал ее свежей известкой и гладко затер. Получилось ровно. Потом я покрыл это тонким слоем белой краски. Миссис Кроцки была в гостиной, а Наоми, не отходя от ванной, следила за моей работой. А работал я босиком и по пояс голым. Когда я встречался с ней взглядом и улыбался, она тут же отводила глаза. Она все еще стеснялась меня. Миссис Кроцки в этот вечер плохо себя чувствовала и рано ушла в свою маленькую спальню, так что вечерний чай мы пили с Наоми вдвоем. Позже, лежа в кровати, Наоми сделала откровенное признание: