Личный счет. Миссия длиною в век - Андрей Ерпылев

Саша не стал спорить. Он и сам видел, что если когда-то бывшему прапорщику и приходилось ползать по-пластунски, то было это давным-давно…

– Идите сюда! – наконец высунулся из-за кедра, перекрывающего обзор, вертолетчик. – Живее!

Что никакой засады не было и в помине, выяснилось сразу: возле костра безжизненными мешками валялись два тела, давно остывшие. Стало быть, палили беглецы вовсе не от лихости или избытка чувств.

– Чего они не поделили? – поднялся на ноги кандидат.

– Кто знает… Отдыхаем пятнадцать минут и догоняем двух оставшихся.

– Одного, – покачал головой фантаст. – Вон еще чьи-то ноги из кустов торчат.

Третий бродяга лежал, свернувшись зародышем и прижимая к груди вещмешок, будто самое дорогое на свете.

– Это Хрипатый!

На заросшем щетиной изможденном лице приоткрылись страдающие глаза.

– Пи-и-ить… – прошелестел едва слышный голос. – Пи-и-ить дайте…

Общими усилиями раненого перевернули на спину, выкрутили окровавленный рюкзак из намертво стиснутых рук.

– Ё-ка-лэ-мэ-нэ… – Саша замер с открытой фляжкой в руках.

«Нельзя ему пить, – буркнул ротмистр. – Пуля в животе. Питье его убьет. Самое большее – губы смочить».

«Как же быть? Может, все-таки что-нибудь можно сделать?»

«Вы хирург? Ранение в живот в девяноста процентах случаев означает смерть. Долгую и мучительную. А если ранение не сквозное – в девяносто девяти…»

«В животе, говорите…»

– Так, берем раненого на руки и – к звездолету!

– Не донесем, – покачал головой Михалыч. – И растрясем, и все такое… Его сейчас трогать нельзя. Я таких в Афгане во как навидался! – он ткнул открытой ладонью себе в горло. – Разве что бортом… Вертолетом то есть. Короче, вы его тут поддержите, а я – за вертушкой, напрямки.

– А горючка?

– Да хватит на туда-сюда! А потом что-нибудь придумаем…

Это он говорил уже на бегу.

– Не успеет, – безнадежно махнул рукой кандидат. – Отсюда до тарелки часов восемь хода…

– Попытаемся продержаться, – пожал плечами бизнесмен. – Аптечка где?

Пока Хрипатого перевязывали и укладывали на некое подобие носилок, сооруженных из двух жердей, разорванных вещмешков и кедровых лап, он то впадал в бессознательное состояние, то приходил в лихорадочное возбуждение. Пуля вошла чуть ниже и левее пупка, и, видимо, началось воспаление – живот посинел и вздулся, словно у беременной женщины. Антибиотики в аптечке были, но только в таблетках. А как дать их человеку, которому нельзя пить? Но обезболивающее Петров, стиснув зубы, вколоть раненому сумел, с горем пополам. И тот, пусть на время, перестал стонать, открыл воспаленные глаза.

– Золото проклятое… – прошелестел он. – Все беды от него…

– Какое золото? – не понял Саша. – Откуда золото?

– Там… В рюкзаке…

Небольшой, но увесистый мешочек, завернутый в тряпье, обнаружился на дне вещмешка раненого.

– Килограммов семь будет, – с усилием покачал на ладони находку Агафангел. – Может, больше.

– Десять, – прохрипел умирающий. – Считали…

Александр отобрал гирю у фантаста, развязал стянутую шнурком горловину, и на ладонь хлынул поток каких-то маленьких блестящих кусочков.

– Ну-ка, ну-ка… – взял один из них кандидат. – Не понимаю… Это же…

– Зуб это… – попытался улыбнуться Хрипатый, но лишь скривил губы в мучительной гримасе. – Мой зуб… Мой запас… золотой… на черный день…

– Вы размножили свой зуб?

– Да… я… когда голову сунул… он и вылетел…

* * *

– Подняли!

Окончательно впавшего в кому бродягу удалось доставить на корабль глубокой ночью. Самым трудным участком пути было протаскивание носилок через игольное ушко шурфа, ведущего к люку. Когда раненый оказался у мерцающих разноцветными бликами «ксероксов», он казался мертвым. Лишь поднесенное к губам зеркальце давало понять, что в Хрипатом еще едва-едва теплится жизнь. И жизни этой оставалось всего чуть-чуть.

– А если он прямо тут концы отдаст? – засомневался фантаст в последнюю минуту.

– Если, если… Да он по-любому сейчас кончится! – одернул болтуна Михалыч. – Подняли!

Множитель, как и ожидалось, не принял ни одежды раненого, ни носилок. Обнаженное тело зависло в розовом киселе без всякой опоры, и непонятно было – жив Хрипатый или нет.

– Вот она! – Олег Алексеевич выкопал из вороха окровавленной одежды кусочек металла. – Можно вынимать!

Хорошо сказать, а как сделать? Первым решился вертолетчик.

– Принимайте, – запустил он в «ксерокс» руки, закатав до локтей рукава. – Я один не удержу!

Общими усилиями раненого извлекли из «сигары».

– Кажется, дышит, – неуверенно заметил Саша.

Хрипатый и правда дышал. Редко, медленно, но вколотые антибиотики, видимо, оказали свое действие: восковое лицо чуть порозовело, но в сознание раненый так и не приходил. Но все, что можно было сделать, уже было сделано…

– Может, взглянем, что там получилось? – несмело шепнул кандидат Александру, когда раненого уложили и приставили присматривать за ним Агафангела.

Петрова и самого подмывало сходить в «приемный зал» и поглядеть, что на этот раз выдал множитель. Поэтому он не стал отказываться.

Шлепанье босых ног по полу они услышали, еще не дойдя до транспортерной.

– Вы как знаете, – запаниковал бывший научник, интерес которого мигом испарился при этих звуках, – а я дальше не пойду!

Саша пожал плечами и шагнул вперед. Только рука сама собой легла на кобуру пистолета…

По залу слонялся голый человек. Сутулый, длиннорукий, кривоногий, он ничем не напоминал Хрипатого, и лишь когда повернулся, бизнесмен узнал в нем одного из «лихих».

– Хрипатый, – окликнул Александр голого бродягу. – Ты как?

Тот настороженно глядел на начальника и не произносил ни слова.

«Мне кажется, – подал голос ротмистр. – Что он вас не понимает».

И в самом деле – в глазах новорожденного светилась пустота…

* * *

«Что нужно сказать в этом случае?»

Михалыч аккуратно подровнял лопатой свежий холмик над могилой – по всему было видно, что ему не впервой работать могильщиком, – и оперся на черенок, вопросительно глядя на невеликое население инопланетного корабля: Александра, кандидата Олега Алексеевича и «фантаста» Агафангела.

– Помянем раба Божия? Никто не знает, как его звали?

– Вроде бы на Николая откликался, – пожал плечами фантаст. – А фамилию я не знаю.