Личный счет. Миссия длиною в век - Андрей Ерпылев

Чего греха таить, он и сам несколько раз сиганул с двадцатипятиметровой высоты, когда никого не было рядом, а после – вдоволь попрыгал на «батуте». Да и «мячиками» вволю постукал о стены, используя вместо ракетки подходящий по форме предмет, найденный на одном из складов. Очередное «изделие неустановленного назначения», равно могущее оказаться и тонким прибором вроде электронного микроскопа, и инопланетной сковородкой для жарки яичницы.

Вот еще пользу бы реальную извлечь из всего этого…

Да, конечно, летающие шарики, предъяви их какой-нибудь зарубежной фирме, могут принести немалый доход, равно как и в огне не горящая, и в воде не тонущая «ракетка», и любой, наверное, предмет отсюда, но для исследования хотя бы «батута» придется допускать сюда ученых. Если иностранных, то это попахивает государственной изменой – инопланетный корабль лежит на российской территории. А если российских… Государство тут же объявит тарелку своей неделимой собственностью, все тут засекретит, и «шарики» с «ракетками» будет продавать на Запад отнюдь не первооткрыватель, а какой-нибудь срочно созданный «инопланетэкспорт» с огромным штатом чиновников и всякого рода высокооплачиваемых экспертов. А Нобелевские премии за открытия, сделанные на материале изучения находок, будут получать американские и европейские ученые. Россию же, как водится испокон веку, мягко, но настойчиво отодвинут в сторону.

«Может, плюнуть на все, – Александр отбил «ракеткой» особенно хитрый «мяч» – Корабль, казалось, и тут был не прочь поиграть со своим постояльцем. – Отщипнуть себе малую толику от этого изобилия, а остальное – пусть лежит себе, как лежало? До срока открытия осталось-то всего ничего…»

– Александр Игоревич! – у ворвавшегося в «спортзал» бродяги глаза были, как говорится, в пол-лица. – Пойдемте со мной скорее!..

* * *

После долгих блужданий по переходам и лестницам – пару раз пришлось опуститься на «лифте», неведомом устройстве, работавшем, примерно как «батут», но не подбрасывающем, а плавно опускающем человека вниз или поднимающем вверх в зависимости от его желания – кандидат привел Александра в помещение, где тот уже как-то мельком бывал.

Это был прямоугольный зал, материальными в котором были только потолок, пол и две противоположные стены. Две другие состояли из такой же туманной субстанции, что не пускала людей ниже десятого яруса. Только здесь она была расположена не горизонтально, а вертикально. Это не было чем-то из рук вон выходящим – подобные ограничители встречались в закоулках гигантской тарелки довольно часто, едва ли не в каждом третьем помещении. Кто-то даже пошутил, что это своеобразные аналоги таблички «Дети до 16 лет не допускаются». Мол, рановато нам еще видеть то, что находится за плотным и непроницаемым туманом. Зал был пуст, если не считать нескольких параллельных матово-черных полос на полу, выходящих из одной туманной стены и уходящих в другую. Все это напоминало зал выдачи багажа в аэропорту, но транспортеры были неподвижны, и интереса ранее ни у кого этот зал не вызвал.

Зато сейчас в нем собралось почти все пришлое население инопланетного корабля: бродяги что-то изучали, склонившись над одной из лент и переговариваясь сдавленным шепотом.

– Что там у вас, – без всяких церемоний отодвинул бизнесмен одного из исследователей, всмотрелся в то, что лежало на транспортере, и охнул.

На матовой ленте лежала отрубленная человеческая голова…

– Хрипатого это башка! – сжал кулаки один из бродяг. – Гадом буду – замочил кто-то другана моего! – взвыл он с блатным надрывом. – На ремни порежу, суку!..

Действительно, бича, откликающегося на кличку Хрипатый, среди столпившихся вокруг страшной находки не было.

Человеческая голова – а сомнений в том, что это не муляж, а именно отсеченная голова, не было никаких: трудно представить, чтобы какой-нибудь чудо-мастер мог так подделать фактуру человеческой кожи, морщины, алкоголические мешки под мутными, как у дохлой рыбы, глазами, щетину на подбородке, спутавшиеся, давно не мытые волосы, – лежала на боку. Аккуратно встав на четвереньки, Саша опустил лицо к самому полу и внимательно изучил срез шеи – чистый и ровный, будто голова была не отрезана, а отрублена острым, как бритва или хирургический скальпель, мечом палача или ножом гильотины, причем за один удар. Отлично были видны рассеченные артерии и вены, ажурный «пятак» позвонка, потемневшие на срезе волокнистые мышцы…

Одновременно бизнесмен ощутил тяжкий дух разложения: голова была отделена от тела явно не сегодня и не вчера. А этого просто не могло быть: Хрипатого он видел сегодня утром направляющимся на охоту и даже сделал тому выговор – бродяга не отличался меткостью и на пару-тройку убитых рябчиков тратил уйму патронов. Его хобби грозило оставить экспедицию без боеприпасов. Причем в самое ближайшее время.

– Башка-то Хрипатого, – почесал бороду фантаст. – А руки чьи? Хрипатый-то восьмируким не был никак…

Александр, наконец, обратил внимание, что неведомый убийца не ограничился отсечением головы: на ленте лежали принятые им сперва за перчатки отсеченные кисти рук. Где по запястье, где – по самый локоть. И рук этих было даже не восемь, а больше двадцати.

«Что это за ерунда? – осторожно кончиком охотничьего ножа Петров перевернул одну «перчатку», тоже начавшую разлагаться: срез был таким же идеально ровным. – Даже если у всех нас руки отрубить, включая бестелесного ротмистра, – не хватит…»

– Здесь вообще какая-то ерунда! – крикнул кандидат от другого транспортера. – Металлолом какой-то!

На соседнем конвейере лежали клинки ножей, половинка автомата – в срезы можно было смотреться.

– А тут – хворост какой-то…

– Вот вы где! – раздалось от входа в транспортерную. – Ищу вас, ищу… Нашли чего-то?

В полукруглом проеме стоял живой и на вид совершенно здоровый Хрипатый.

– Во! Видали, какой фарт сегодня! – он продемонстрировал целую связку дичи. – Пируху закатим!..

* * *

– Это какая-то множительная машина! – возбужденно объяснял Олег Алексеевич шефу, размахивая руками. – Вроде ксерокса. Видели?

Первый транспортер пустовал: сосуд с красноватой жидкостью отказался принимать подстреленного Хрипатым рябчика, не принял его и второй – голубой, – зато третий, жемчужно-зеленый, сотворил точную копию птичьей тушки. Обе их и вертели сейчас перед глазами экспериментаторы, не в силах найти не то что двенадцать – одного отличия оригинала от копии.

– Понимаете, что это означает? – ликовал кандидат. – Мы выяснили экспериментально, что первый множитель производит копии живых объектов или их частей, второй – неорганики, а третий – мертвой органики. Это открытие!

– А остальные? – кивнул Саша на сосуды, которых было восемнадцать штук – по одному на каждый транспортер в зале с туманными стенами. – Эти не принимают ничего.

– Ну… – замялся бродяга. – Может быть, у нас просто нет тех объектов, которые они могут копировать. Допустим, живые организмы с метаболизмом, построенным не на углероде, как у нас, а на кремнии. Гипотеза, конечно… Но и трех множителей больше чем достаточно. Эх, жаль, что у нас нет живых объектов для испытания…