Водоворот - Фруде Гранхус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голос звучал напряженно, руку он спрятал за спину.
– Рино Карлсен. – Полицейская куртка висела на плече, легким движением инспектор расправил ее так, чтобы был виден значок.
– Я заходил к вам в офис…
На мгновение Рино показалось, что в глазах мужчины проскочило желание сбить инспектора с ног и сбежать, но он справился с эмоциями и надел маску равнодушия.
– Я по поводу этих преступлений… – Рино сознательно не стал продолжать. – Я пришел в службу социальной помощи, или, точнее, в отдел опеки и попечительства, потому что следы привели расследование в этом направлении.
Харстад молчал.
– Может быть, продолжим разговор в помещении?
– Я собирался уходить. Если вы меня ни в чем не подозреваете… – Харстад попытался улыбнуться.
– Ренате Оверлид и Вигдис Закариассен. Обе проливали слезы в вашем кабинете.
– О чем вы говорите?
– И Томми, и Кристер страдали от недостатка внимания со стороны отцов. Мы знаем, что преступник мстил за этих мальчиков.
Взгляд мужчины стал жестче.
– Если вы охотитесь за преступником, вам стоит поискать в другом месте.
Рино с подчеркнутым удивлением взглянул на собеседника.
– Что считать преступлением, это вопрос терминологии. Вы, как полицейский, знаете это лучше меня.
Рино все больше убеждался, что нашел того, кого искал. Очевидно, Эвен Харстад занимался и теми, и другими – и жертвами, и мальчиками, которых те бросили. Ощущение в животе, которое можно было бы назвать интуицией, кричало изо всех сил. Именно поэтому он стоял здесь, ведь даже в самых отчаянных фантазиях не мог вообразить, что тот, кто так старательно планирует свои преступления, а затем так хладнокровно их осуществляет, с легкостью признается, как только почувствует, что полиция близко.
– Ваша правая рука… – Рино кивнул на руку, которую мужчина все еще прятал за спину, – старый ожог?
– Вы переходите границы. Думаю, мы закончим разговор.
Харстад сделал шаг назад и попытался захлопнуть дверь.
– Тогда поедем к вам на работу. Мы не можем закрыть глаза на то, что все следы ведут именно к вашему рабочему месту.
– Уже поздно.
– Две минуты сейчас или двадцать в вашем кабинете. Выбирайте.
Рино улыбнулся профессиональной улыбкой палача.
– Хорошо. Похоже, вы стесняетесь из-за руки, как было, когда я приходил пару дней назад. Вы схватили кипу бумаг и пошли мне навстречу. Вы сделали это специально, чтобы не пришлось подавать мне руку для приветствия. То, как вы несли эти бумаги, пытаясь спрятать свою руку под ними, навело меня на мысли – почему вы так делали? Конечно, мы живем в такое время, когда не приходится ничему удивляться, многие специально выставляют свои недостатки напоказ. А подобный ожог – извините, что я это говорю – и уродством-то назвать нельзя. И я подумал, что ваше… назовем это «смущение», вызвано скорее тем, что вы связаны с преступлениями. Известно, что у второй жертвы преступника сильнейшие ожоги именно правой руки.
– На что вы намекаете?
– Я просто делюсь с вами фактами. Мы знаем, что тот, кто стоит за преступлениями, мстит за детей жертв, и когда мы видим, что сотрудник социальной службы тщательно скрывает ожог на правой руке, то у нас появляются подозрения. Иначе говоря, я вовсе не намекаю. Я скорее отсекаю ненужное. Один из методов работы. С этой целью я и пришел.
– Вы проводите официальный допрос в коридоре?
– Так вы же сами не захотели меня впустить. Но нет, до официального допроса еще далеко.
Харстад опять собрался с силами.
– Вы же знаете, я не имею права разглашать сведения.
– Молчание – золото. Но не всегда. Извините за беспокойство. Доброго пути!
Харстад недоуменно взглянул на инспектора.
– Ну, вы же собирались уходить…
* * *
За последние полчаса Рино успел поговорить с Томасом и с Виннерном из полиции Бергена. Оба согласились пожертвовать своим выходным днем. Первым позвонил полицейский из Бергена.
– Быстро ты, – сказал Рино, прождав всего четверть часа.
– Дежурная сработала оперативно. Может быть, потому что мы практически живем здесь все эти дни.
– И что вы узнали?
– Она подтвердила твои подозрения. Эвен Харстад лежал в больнице Хаукеланд, когда ему было 12 лет, то есть в 1995 году. Ожоги третьей степени предплечья правой руки.
Рино думал, что сотрудник отдела опеки и попечительства намного старше. Он почувствовал, как мурашки побежали у него по спине.
– Что там насчет причины?
– Несчастный случай с газовой горелкой. Мальчик сообщил, что он обрабатывал лыжи, а горелка вспыхнула у него в руках.
– Другими словами, поджарил собственную руку?
– Он сказал, что обильно смазал лыжи обезжиривателем. А эти вещества очень горючие.
– Больше ничего?
– В общих чертах – да, но в истории болезни врач сделал пометку, что не верит в то, что сказал мальчик.
– Как насчет Оттему? Руку ему спасут?
– Насколько я слышал, они готовятся к ампутации.
Через несколько секунд позвонил Томас.
– Черт подери!
– Сегодня ругаться нельзя, – сказал Рино сухо.
– Врать и манипулировать тоже. Мне ни много ни мало пришлось уговорить хорошего сотрудника вломиться в участок, чтобы выяснить то, что тебе нужно!
– Святая ложь!
– У этой лжи со святостью определенные проблемы.
– Что ты узнал?
– У Эвена Харстада нет детей.
– Хорошо, пока это ничего не значит. Что еще?
– Он приехал в наш город семь лет назад, видимо, чтобы поступить в институт. Пять лет назад начал работать в отделе опеки и попечительства.
– Откуда он родом?
– Из Бергланда. Какой-то городок на севере.
Никлас Хултин остановил машину возле здания, которое с трудом называл своим домом, но пока ничего получше найти не удавалось. На часах было около восьми. Следователи из Управления возглавили расследование, и Брокс отправил Линда и Бё опрашивать всех соседей жертвы, а сам принял на себя тяжкую ношу и поехал с печальным известием к ее дочери на юг и к матери, доживавшей свой век в доме престарелых. Никласа отпустили домой, потому что Брокс решил, что им всем нужно собраться с силами.
Как только он открыл дверь, в нос ему ударил стойкий запах краски. Карианне красила карнизы на кухне. На полу лежал скребок и гора ошметок от старой краски.