Великолепные руины - Меган Ченс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Шарлотта так и не простила мне того, что случилось. Она ненавидела меня все эти годы.
Скачок в тетиных мыслях меня обескуражил. Связи я не уловила, но задавать вопросов не собиралась. Не хотела снова расстроить тетю. Однако Шин на этот раз не стала меня останавливать, и я попыталась:
– А что случилось, тетя Флоренс? Почему мама вас ненавидела?
– Я была не права. Ты передашь это ей? Я не раз порывалась написать Шарлотте, но так и не смогла. Гордыня не позволила. Как в старой пословице… мы избегаем тех, кто знает нас с худшей стороны. Это так. Это действительно так.
В еще большем замешательстве я нахмурилась.
– Но она же вам написала, разве нет? Матушка послала вам письмо…
– Я была не права. – Тетя Флоренс схватила мою руку костлявыми пальцами. – Ты должна ей это передать. Я бы помирилась с ней сейчас. Я бы тебя защитила. Понимаешь?
Тетя на глазах утрачивала ясность разума. В отчаянии я попыталась ухватиться за что могла:
– Защитить меня от чего? Что случилось? Тетя! Вы знали моего отца? Вы знаете, кто он?
Флоренс наклонилась так близко, что я уловила запах ее отравленного опиумом дыхания – стальной и неприятный. Ее волосы задели мою щеку.
– Тс-с-с. Они смотрят. Они всегда смотрят. Следят. Они подслушивают…
Я не смогла сдержать разочарования:
– При чем тут моя мама?
– Я хочу… ох, я не могу… собраться с мыслями. Я не могу думать. – Тетя ударила себя по лбу ладонью: – Думай!
Отняв ото лба ее руку, я проговорила успокаивающе:
– Может, вам следует отдохнуть…
– Нет!
Треск за туалетным столиком заставил нас обеих вздрогнуть. От резкого вскрика тети Шин что-то уронила.
– Ты должна меня послушать. Это произойдет уже скоро. Скоро… бумаги… ты должна поторопиться. – На этот раз тетя прижала кулак к виску; ее кожа туго натянулась то ли от напряжения, то ли от боли, то ли от того и другого. – Шин!
Служанка подскочила к тете с пузырьком настойки, но не стала давать ей лекарство, а напомнила:
– Миссис Салливан, вы велели мне говорить «Нет».
– Я передумала, – сказала тетя Флоренс.
О чем она говорила? О настойке опия или о чем-то другом?
Тетя снова откинулась на спинку кушетки и устремила взгляд на зашторенное окно. Словно зачарованная.
– Ты должна уехать, Мэй, – донесся до меня ее шепот, едва различимый. – Возьми все что хочешь. Возвращайся в Нью-Йорк.
– Я не могу. Мой дом теперь здесь. Я не хочу отсюда уезжа…
Выражение на лице тети лишило меня слов. Я никогда не видела такого твердого, такого онемевшего лица и таких холодных, пустых глаз. А потом она протянула к Шин руку с растопыренными пальцами – в требовании, не выполнить которое было невозможно.
Шин дала ей настойку, тетя ее выпила и отвернулась от меня, как будто я перестала существовать. Меня прогоняли.
Я медленно побрела к двери – смущенная, растерянная и растревоженная тем, что ничего не поняла. Воспоминания о моей матушке были погребены в памяти тети так глубоко, что я испугалась, что никогда не смогу их узнать. И разве я могла быть настолько эгоистичной, чтобы продолжать свои расспросы дальше? Видеть тетю в таком состоянии – так похожую на маму и в то же время совершенно другую – было невыносимо. И все-таки Шин не помешала мне спросить, что случилось между матушкой и тетей. Даже помогла мне. Именно тогда я осознала, что она намеренно не рассказала о моей попытке обыскать тетино бюро. Шин была моей союзницей. Но по какой причине – я понятия не имела.
На следующее утро за завтраком дядя Джонни не смог себя сдержать:
– Шампанского, пожалуйста, Артур.
Лакей даже глазом не повел, услышав столь странное для раннего утра пожелание.
– Мы празднуем? – спросила Голди.
– Да! – с воодушевлением подтвердил дядя.
Я подняла глаза от своей яичницы с ветчиной:
– А что мы празднуем?
– День, в который ты приехала к нам, – сказал дядя, улыбаясь так широко, что я не смогла не улыбнуться в ответ. – Спасибо тебе, моя дорогая Мэй. Мистер Фарж уже работает над проектом здания Нанса.
– Это замечательно, – произнесла Голди без своего обычного энтузиазма.
Кузина проснулась раздраженной. И я решила не спрашивать, почему она не сообщила мне о снимках в «Вестнике». Голди явно пребывала не в духе, а я не желала быть похожей на Мэйбл. К тому же я уже убедилась, что кузина любое упоминание на страницах светской хроники считала удачей.
Похоже, дядя Джонни не заметил недовольства дочери. Когда лакей разлил шампанское, дядя немедля произнес тост:
– За тебя, Мэй! И за прекрасное будущее «Салливан Билдинг»!
И залпом осушил бокал еще до того, как я успела отпить хоть глоток из своего. А затем дядя встал:
– Ладно, мои дорогие, хорошего вам дня и развлечений. А я вынужден вас покинуть… Ах да, Мэй, – Фарж просил тебя позвонить ему нынешним утром.
– Позвонить ему? Зачем?
– Полагаю, ему нужно обсудить с тобой важный вопрос, – пробубнил на пороге столовой дядя.
– Что бы это могло быть? – нахмурилась я.
– Откуда мне знать? – попробовала отвязаться от моих вопросов Голди.
– Ты чем-то расстроена?
– Ой, не будь смешной. Я вовсе не расстроена, – отрезала кузина. – Почему бы тебе не позвонить мистеру Фаржу и не узнать, что ему нужно?
Я так и сделала. Набирая номер и ожидая соединения, я от волнения вся изъерзалась. И чтобы хоть как-то отвлечься, пересчитала серебряные, золотые и стеклянные подносы – семнадцать! Что за надобность в семнадцати подносах? Мужчина на другом конце провода сказал «Алло», и я узнала его голос – надтреснутый и дребезжащий из-за плохой связи, с небольшой дрожью.
– Это Мэй Кимбл. Дядя сказал, что вы просили позвонить?
– Да, просил. Вы могли бы со мной встретиться после обеда? Заедете в «Коппас»? Скажем, в пять?
Я имела смутное представление об этом популярном ресторане на нижнем этаже «Монтгомери-Блок».
– В «Коппас»?
– Не беспокойтесь. Заверяю вас, все будет чинно и благопристойно.
Мне и в голову не пришло, что могло быть иначе.
– Да, хорошо.
– И захватите с собой остальные эскизы. У меня есть для вас новости, которые, как мне кажется, вам будет приятно услышать.
– Дядя уже сказал мне, что вы согласились с ним работать, – сразу вставила я и тут, вскинув