Бог, страх и свобода - Денис Драгунский

И вдруг — все наоборот. Никаких тебе наборов, никаких гарантий. Но и никаких ограничений. Читай Набокова, слушай «Свободу», покупай… да что хочешь покупай, были бы деньги! Полная свобода их зарабатывать. А не заработал — извини, брат.

Воистину есть от чего в отчаяние прийти. Но было бы непростительным упрощением считать, что весь вопрос в деньгах. Что вот, мол, был советский народ таким, что ли, работящим иждивенцем, а теперь, мол, гарантированный паек кончился, пошла голодуха и социальная деградация, откуда и все проблемы. Отчасти, конечно, так. Но только от очень небольшой части.

Шок наступил не только экономический, но и культурный. Отчасти это похоже на шок модернизации, который пережили народы Ближнего и Среднего Востока, а также Центральной Азии. Такие элементарные, на наш европейский взгляд, вещи, как таблички с названиями улиц и номерами домов, светское образование, движение в сторону женского равноправия, были мощнейшим шоком, разрушившим все народные представления о пространстве и времени, о добре и зле. Эту бурлящую пустоту не удалось заполнить товарным изобилием при наличии вполне платежеспособного спроса. Через три поколения это аукнулось религиозным фундаментализмом и авторитаризмом, подчас карикатурным, но, очевидно, нужным народу, который таким манером излечивает шок модернизации.

Вот и у нас в России разрушены были не только социальные гарантии, но и представления о правде и порядке, о законе и справедливости. Увы, наши реформаторы на поверку оказались пошлейшими марксистами, на полном серьезе поверившими в агитпроповскую туфту о базисе и надстройке. Никаких попыток объяснить людям суть и перспективы экономических и политических реформ сделано не было. Вот и приехали.

Непереработанная советская травма в сочетании с неосмысленным шоком свободы — результат можно было предугадать.

Началась всенародная борьба за право быть рабом.

Художник, как говорил Горький, — это чувствилище класса. Классу обескураженных надоела вся эта бодяга. Хочется туда, где свободу забирают и дают взамен несложный букет социальных гарантий и полицейских репрессий, почему-то называемый порядком. Туда, где не надо размышлять, а надо обожать, гордиться и радоваться. Нет, не туда, где надо бетон месить ногами за колючей проволокой. А туда, где на свалившиеся с неба нефтедоллары закупают итальянские сапожки и французских мороженых кур. Гуляй, советский народ, доблестный строитель коммунизма.

Художник, выполняя заказ класса, создает песни, стихи и телевизионные программы о великих людях великой страны. О забытых страницах славного прошлого. О тех, кто сделал нас великими. О генеральных секретарях в первую очередь. Чтобы чувствовать себя полноправным рабом, нужен достойный хозяин, которым можно было бы гордиться.

Художник — в авангарде борьбы народа за рабское будущее. Пожелаем же ему создать яркие, убедительные образы неувядаемой, вечно влекущей советской зоны. Ты же, о народ, не забудь подать своему художнику краюшку хлебца, когда его поведут по этапу. Потому что социальный контракт «свобода в обмен на порядок» включает в себя принцип ротации.

Сегодня, значит, ты. А завтра, само собой, я. Ведь зря у нас не сажают. Но чур, чур! Чего это я так разволновался и людей перепугал? Нет, широко сажать не станут. Обещали же — возврата к сталинизму не будет. И это правильно. Застой гораздо лучше. Спокойнее, комфортабельнее, вальяжнее.

Душа-человек был наш дорогой Леонид Ильич. Красавец чернобровый. Ордена так и сияют. Эх, времена…

Написано осенью 2004 года («Искусство кино», № 10, 2004)

Парламентская ассамблея ОБСЕ 3 июля 2009 года в очередной раз приравняла Сталина к Гитлеру. Или, если угодно, уравняла Гитлера со Сталиным. В очередной раз — потому что 25 января 2006 года ПАСЕ выступила с декларацией о необходимости осуждения тоталитарных коммунистических режимов. Смысл примерно тот же: нацизм осудили, теперь давайте осудим коммунизм. Это я про официальные международные документы, а вообще-то публикаций и выступлений такого рода — не счесть.

Конечно, «приравнивать-уравнивать» — затея странная. Можно приравнять резню новгородцев, учиненную Иваном Грозным в 1570 году, к Варфоломеевской ночи 1572 года. Или уравнять битву при Калке с битвой при Гастингсе, тем самым приравняв монголотатарское иго на Руси к норманнскому завоеванию Британии. В общем, резвиться на этой поляне можно долго и не без забавности.

Дело, однако, серьезное. Оно заключается вовсе не в том, что некие силы решили в очередной раз оскорбить Россию, а вернее говоря, ее правопредшественника — Советский Союз. Дело в том, что сама жизнь настоятельно рекомендует нам понять свое прошлое, а значит, самих себя.

С одной стороны, под эгидой нашего государства создается комиссия по борьбе с фальсификацией истории. Это не одобряют, над этим смеются. Особенно веселят (и одновременно чуть-чуть тревожат) попытки быстробыстро составить список «фальсификаторов» и отрапортовать в инстанции: борьба ведется! Но каковы бы ни были мотивы создателей и руководителей этой комиссии, сколько бы смехотворных циркуляров она ни рассылала, какую бы ерунду ни писали разоблачители исторических происков, все равно в сухой остаток выпадает острейшая необходимость познать самих себя.

С другой стороны, какие-то иностранные господа принимают юридически необязательную и исторически некорректную резолюцию о приравнивании сталинизма к гитлеризму. Можно, конечно, назвать их шутами гороховыми. Но лучше вспомнить, что в словах шутов всегда содержится если не правда-истина, то уж наверняка некие неудобные вопросы.

«Кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем?» Значимость этих вопросов не зависит от того, кто их задал. «Кто ты?» Этот вопрос может задать друг и враг, умник и глупец, свой и чужой. Отвечать все равно придется. Потому что на самом деле этот вопрос человек рано или поздно задает самому себе. Кто я? Не получается промолчать или обиженно крикнуть: «Провокация!» Да, провокация своего рода. От латинского provocare — вызывать. Такой вот, значит, вызов. Надо суметь на него ответить. Самому себе, повторяю еще раз.

Итак, сталинизм и гитлеризм, или, чтоб избежать персонификации, германский нацизм и советский коммунизм. Чем они похожи, в чем их различие? Смешно, конечно, пытаться в крошечном (особенно если сравнивать с многотомными исследованиями) тексте ответить на этот вопрос. Я и не буду, тем более что ответ в общем-то ясен. Думаю, не только мне, но и большинству здравомыслящих людей. Дело именно в здравом смысле и простых моральных чувствах. Не надо исторических подробностей — бывают случаи, когда они неуместны. Устрашающие цифры и шокирующие факты только путают дело. Мериться миллионами уничтоженных людей или километрами построенных автодорог довольно-таки аморально, да и просто глупо, бессмысленно. Любую цифру можно аргументированно оспорить, противопоставить ей другую или просто задать убийственный вопрос «ну и что?».

Не в цифрах и фактах дело.

Гитлеризм и сталинизм (точнее, германский нацизм и советский коммунистический тоталитаризм) различны почти во всем. Разные масштабы во времени: двенадцать лет — и семьдесят два года, то есть полпоколения гитлеризма-нацизма и три поколения сталинизма-советизма. Разные пространства: компактная густонаселенная Германия и огромная, размазанная по всей Северной Евразии Россия — СССР. Разный уровень исторического развития: индустриальная Германия и деревенская Россия. Разные рамки национальной культуры: практически гомогенная (за исключением еврейской общины) германская Германия и имперский многонациональный Советский Союз. Отсюда — разные идеологические стержни: расизм у нацистов, классовая борьба у коммунистов.