Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной - Ольга Арефьева

Звери большого искусства

Однажды на представлении она, как всегда думая о любви, забыла пристегнуться и упала с трапеции. Высота была огромна, и Железный Самсон успел побежать. Бежал он целую вечность, воздух был плотным, а время горячим. Между брусками пространства открылись проходы, и он проскальзывал в них. Внешне это выглядело как мультфильм: последовательность дискретных картинок. Он успел ни о чем не подумать и поймал ее на тренированные кончики пальцев. Следующим шагом его тело бросилось под удар и смягчило его. Она только выговорила: «А вещи мои Марусе отдайте», — после чего провалилась в глубокий обморок. Он поднес свой соленый нос к ее губам, словно сам себя поцеловав ею. По округлившимся взглядам униформистов и зрителей прокатились запоздалые аплодисменты, он, еле касаясь, вынес ее тело с арены. Вышел главный администратор Павлин и профессионально сделал вид, что так и запланировано, громко произнес их сценические имена и название номера — «Звери большого искусства».

Самсон и Бетти провели ночь вместе, обжигаясь друг о друга, дрожа от пережитого страха как от холода, но не сказали ни слова. На следующий день Павлин вызвал их в кабинет и предложил играть номер с падением ежедневно, а по выходным — дважды, утром и вечером: до того тот понравился почтеннейшей публике. Отныне Самсон каждый день бегал через густое время, но в постели между ними не ладилось. Бетти так долго ждала любимого, что, когда тот пришел, не смогла перестать ждать. Она не обращала на Самсона внимания, неотрывно глядя то в окно, то на почтовый ящик. Она отталкивала его руки, которые пытались повернуть ее к себе. Она не хотела видеть его глаза и чувствовать тело — она была не здесь, а в ожидании.

Хозяйство не образовывалось, вагончик казался неуютным, они завели себе щенка, но не пользовались им. Нёс писался и был одинок. У собачки был модный хвостик, такие сейчас носят только самые новые звери.

Декорации

Самсон смотрел на Коломбину целыми днями и ночью просыпался, чтобы смотреть. Он глядел в ее лицо как в воду, пытаясь в отражении миров рассмотреть, что же там внутри. Он никогда и нигде не видел ничего более красивого. Череп Хи напоминал ему о солдатиках и смерти, он знал, что отныне ничего не боится, кроме ее равнодушия.

«Для того чтобы быть цельным, мне нужно быть с кем-то. Мне нужна вторая нога, тогда мы пойдем. Очень трудно быть отдельно. Зачем так Бог придумал — чтобы нам было легче, или чтобы было труднее? Он сейчас смеется или плачет, глядя на наши потуги чему-то соответствовать и на то, как мы проходим мимо самого главного? Жизнь — такая удивительная фигня», — думал Самсон, мысленно произнося слова как пишется, пока Бетти умывалась кефиром и подстригала вещи. «Идея Дизайнера разделить человека на женскую и мужскую половинки была, конечно, оригинальна, хоть и жестока. Может, у нас и не один автор: изящную, как велосипед, основную конструкцию человека придумал Дизайнер, а аляповатые дополнения в виде половых органов — помощники? Быть может, Бог поручал это разным начинающим ангелам, пока сам трудился над звездами?»

Самсона ужасало то, что Бетти умнее него. Такую даже нельзя целовать. Он смотрел и мучился: трогать нельзя, а очень хотелось. Он чувствовал себя сыром между двумя бутербродами. В первом салате не хватало соли. В четвертый день за ними не пришли. В седьмой серии все превратилось в кино. Они испугались друг друга и остались одиноки. Обманули декорации — стали играть не тот спектакль, который написан в афишах. На каждое слово прилип кусочек обмана. Победила дружба, любить было нечем. Пёс сделал лужу, они скатились с горки и почувствовали себя лилипутами из фильма, где каждый второй режиссер называл себя республиканцем и нереальным зайчиком.

Гравитация

Пока Самсон, каждый день бегая ловить Коломбину, рассматривал на предельной скорости кубическую структуру пространства, он постепенно догадался, что на самом деле нет ни верха ни низа. И никакого самого дела тоже нет. На работе немедленно возникли проблемы. Когда он в очередной раз поймал Коломбину, то не ушел за занавес под восторженные сопли пенсионерок с чужими детьми, а положил ее тело перед зрителями и пошел по вертикальному воздуху. Из карманов посыпалась мелочь. Все поняли: с гравитацией у него непорядок. «Таких надо лечить!» — закричал Павлин, покраснев от зависти. Когда Самсон проходил мимо каната, его схватили акробаты и пристегнули страховкой за пояс, но он тихонько воспарил и болтался на веревочке, как воздушный шарик. Веревка стала мала, он сглотнул, отстегнул страховку и полетел выше. Цирк стал квадратным, зрители аплодировали ногами. Снизу раздался выстрел: это у клоуна лопнули помочи.

И тут Самсон начал сдуваться и сдаваться. Жить без любви было некуда. Кости устали, и кровь изменила цвет. Заказ на смерть поступил от самого тела, которому надоело распиливать себя. Он медленно падал, и его жизнь капала на опилки. Вдруг из толпы побледневших наблюдателей вышла Коломбина. Она шла так, как идут часы, медленно и неостановимо. На кончиках пальцев сверкал маникюр. Выражение одежды было удивленным, но обувь уже всё поняла. Коломбина встала под Самсоном, и ни у кого не осталось сомнений, что она его наконец увидела. Он упал в ее руки через пять минут. Дети издали крик восторга не на выдохе, а на вдохе. Пенсионерки помолодели на несколько лег и ненадолго вспомнили, зачем родились. Представление больше не имело смысла. Она унесла его домой в вагончик, как плащ, и их проводили такими аплодисментами, каких в этом здании не было больше ни до, ни после, ни вместо.

Головокружительный рояль

Ноги ее были умнее, чем руки, а руки умнее, чем голова. Она обняла его ногами и не сказала ничего. Руки расстегнули пуговицы, вывернули всё, что можно, наизнанку и перепутали вещи, протягивая их сквозь рукава и штанины друг друга. Он глупо улыбался, чувствуя себя совершенно счастливым. Она решилась поцеловать его не в губы, а лишь в ухо, не зная, что попала сразу в слабое место. Самсон с тихим стоном начал осыпаться как песок, все привычные маски развалились, и в одно мгновение он уже был готов отдаться ей. Он лежал на полу вагончика, застеленном белой шкурой неубитого медведя, полностью беззащитный и голый среди одежды. С этого момента пошел счет их бесчисленных дней и ночей, проведенных в растворенности друг в друге, когда в объятиях нельзя было понять, где чье тело и душа. Она целовала все его выпуклости и впадины, забиралась во все уголки его тела. Он был бесконечен, как маленькая планета, мягок и силен, как животное, и перетекал из полужидкого в упругое состояние.

Теперь он снова съедал на полкурицы больше, хотя они больше не появились в цирке. Главный администратор приходил к ним, предлагая сделать новый номер из их любви, взлета и медленного падения. Он представлял, как Коломбина гуляет по канату, держа за веревочку летящего Самсона, и даже придумал название: «Головокружительный рояль». Они поили его настоем из муравьев и не держали зла. Он долго ходил к ним уже просто так, гулять с их собакой и чувствовать себя в семье. Постепенно Павлин состарился и умер, цирк закрыли на реставрацию, потом переоборудовали в торговый центр. У города поменялись и название, и основная денежная единица. Самсон и Бетти жили так, словно были бессмертны, и поэтому не старели. Время выделило им угол, и они смотрели на мир, читая его изнанку. Им перестало быть нужно есть, их имена поросли травой, тела срослись пупками, а лицо стало одним на двоих. Животное из двух тел стало целым человеком, и Богу нечего было добавить.