История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин

Память о подвиге «Меркурия» до сих свято хранится российским флотом, а в севастопольском музее Черноморского флота можно увидеть модель «самого героического русского военного корабля эпохи парусного флота»[244], однако некоторые историки военно-морского флота сомневаются в стандартной «русской» версии событий. Например, Фред Т. Джейн, автор таких работ, как «Боевые корабли всего мира» (All the World’s Fighting Ships, 1898) и «Русский императорский флот» (The Imperial Russian Navy, 1899), считает «невозможным, что такое маленькое судно, как „Меркурий“, за четыре часа могло вывести из строя два линейных корабля, даже если бы они не стреляли». На этом основании он делает вывод, что «наиболее естественно предположить, что турецкие корабли были фрегатами, которые потом превратились в линейные корабли»[245]. Как бы то ни было, у нас есть подозрение, что если бы в таком сражении участвовал британский корабль, а не русский, то Джейн проявил бы меньше скепсиса и был бы более щедр на похвалы.

В любом случае основная задача Черноморского флота во время этой войны и в целом в первой половине XIX в. состояла в поддержке наземных кампаний русской армии на западном и восточном побережье. Флот сыграл главную роль в осаде Варны (в настоящее время в Болгарии) осенью 1828 г. В подражание своему знаменитому предшественнику Петру Великому Николай I лично руководил бомбардировкой города с борта линейного корабля «Париж», 110-пушечного трехпалубного флагмана Черноморского флота, которым командовал адмирал Грейг[246]. После взятия Варны 10 октября 1828 г. в войне наступила пауза, поскольку русские, которые понесли тяжелые потери в наземных операциях, укреплялись на завоеванных землях Дунайских провинций; кроме того, приближалась зима. Следующей весной и осенью Черноморский флот поддерживал и снабжал российскую армию, предпринявшую бросок на юг, в направлении Константинополя/Стамбула.

На другом берегу Черного моря, в Севастополе, в начале 1828 г. начался еще один поход русской армии. Во главе его стоял фельдмаршал Иван Федорович Пашкевич, а поддерживал наземные операции Черноморский флот под командованием Грейга. Первым крупным успехом стало взятие турецкой крепости Анапа в зависимой от Турции Черкесии, у основания Таманского полуострова; это произошло 12 июля. Затем российские войска получили возможность продвигаться на юг вдоль побережья Черного моря и захватить город Поти; другая часть армии наступала из Грузии, и в 1829 г. они соединились на северо-восточном побережье Турции. Превосходство российского флота на Черном море не позволяло туркам ни нарушить морские коммуникации русских, ни перебросить подкрепления к оставшимся приморским крепостям, таким как Трапезунд (современный Трабзон). Паскевич не успел осадить этот город — конфликт завешился Адрианопольским мирным договором, подписанным 14 сентября 1829 г. Как отметил британский военный историк Чарльз Колвелл, «без подкреплений, провианта и амуниции, которые [Паскевич] мог получить со складов и арсеналов Одессы и Севастополя, его военного гения было бы недостаточно для такой успешной кампании против превосходящих сил противника»[247].

Однако, как мы вскоре убедимся, во время Крымской войны 1854–1856 гг. ситуация изменилась на противоположную, когда британский и французский флот смог обеспечить себе почти полное господство на Черном море. До начала этого конфликта российский «готовый к боевым действиям флот» вынудил Британию и Францию держать в Восточном Средиземноморье больше кораблей. Когда началась война, присутствие Черноморского флота не помешало союзникам перебросить морем свои войска из Варны и в сентябре 1854 г. высадиться на побережье Крыма в районе Евпатории. Русские не решились на крупное морское сражение с более сильным объединенным флотом Британии и Франции[248].

Использование Черноморского флота в 1830-х и 1840-х гг. в значительной степени зависело от отношений России с Османской империей, которые были очень переменчивыми, от вражды до временной дружбы, а затем вернулись к исторической норме — соперничеству, не переходящему в открытую враждебность. Причиной временного примирения турок и русских в 1831 г. стало восстание египетского паши Мухаммеда Али против турецкого султана Махмуда II. Египтяне наступали на север через Левант в направлении Малой Азии, а международное положение оставалось сложным, если не сказать больше. Французы оказали поддержку Мухаммеду Али в Восточном Средиземноморье, а британцы объединились со своим давним европейским врагом для проведения операций у побережья Португалии и Нидерландов. Не желая быть втянутым в войну с Францией, британский министр иностранных дел лорд Пальмерстон отверг просьбу Высокой Порты о военно-морской поддержке. Оказавшись в безвыходном положении, Махмуд II обратился за помощью к русскому царю.

В марте 1833 г. Николай I, не желавший упустить благоприятную возможность, направил в Босфор адмирала Михаила Лазарева с основными силами Черноморского флота. Демонстрация мощи российского флота в составе не менее десяти линейных кораблей, четырех фрегатов и транспортов с 11-тысячным войском убедила Мухаммеда Али отменить наступление на Стамбул. За оказанную помощь Россия получила щедрое вознаграждение. Ункяр-Искелесийский договор сроком на восемь лет, подписанный Лазаревым 8 июля 1833 г., официально объявлял о мире и дружбе между двумя государствами, а также о взаимопомощи в случае нападения. Более того, секретная статья гарантировала закрытие пролива Дарданеллы «для любых иностранных военных кораблей». Как отметил Х. Темперли, «договор мог быть направлен против Англии и Франции, если Турция откроет Босфор для России и закроет Дарданеллы для всех военных кораблей, за исключением русских»[249]. Россия считала договор оборонительным: в то время она была больше обеспокоена защитой своего южного побережья, включая Севастополь, и не стремилась расширить свое влияние на Средиземноморье[250]. Тем не менее с точки зрения других государств Турция «предоставляла существенные преимущества России», хотя сама Турция отрицала, что Ункяр-Искелесийский договор гарантировал России «право проводить свой флот через Дарданеллы»[251]. О чем бы ни договорились — официально или за закрытыми дверями — две стороны, подписавшие мирный договор, реакцию других государств следовало учитывать. Например, лорд Пальмерстон возражал против того, что он считал подчинением Турции России, и это вызывало в нем, по отзывам современников, «фатальную враждебность к России»[252]. Такое отношение, в свою очередь, помогало формировать официальную политику и настраивать общественное мнение против России на протяжении двух десятилетий до начала Крымской войны.