Святая грешница - Изабелла Розенталь

Дети внимательно посмотрели на Тину, и ей ничего не оставалось, как сочинять слова на ходу и петь.

Я укажу тебе приворотное средство без всяких снадобий, без трав, без заклинаний знахарки. Если хочешь, чтобы тебя любили, — люби.

Сенека

Мария смотрела на детей, которые обливались слезами от песенки, которую придумала Тина, и видела в них себя. Она все больше удивлялась собственному восприятию ситуации, в которой находилась. Тем переменам, которые произошли в ней так стремительно, так настойчиво.

— Да как я могла столько лет жить в своей собственной тюрьме? Я придумала себе оболочку, кокон, в котором жила, никого не допуская к себе.

Мысли вели Марию по полям воспоминаний. И она вдруг вспомнила, что ей запрещали есть сладкое — мама всегда боялась, что девочка начнет набирать вес, поэтому запрещала есть конфеты. Когда мать умерла, она находила любой повод, чтобы съесть как можно больше шоколада. Это происходило из ненависти, в этом заключалась месть за смерть матери. Но потолстеть не удалось. Наоборот!

Ее стали называть все вокруг «Сладенькая». А с возрастом это прозвище крепко приклеилось к ней. Со временем злость была забыта. И вот теперь, стоя перед этими детьми, грозящий указательный палец матери витал в воздухе. Потом появилась улыбка отца. Но ей Мария всегда не доверяла. Как можно было понять то, что мать говорит: нельзя, а отец, после ее смерти, сам покупал конфеты, приговаривая: «Моя сладенькая девочка». Теперь она совсем не любила сладкое, но теперь все перевернулось и даже обычные конфеты приобрели другой смысл.

В то же время дети неоднозначно смотрели на высокую девушку, которая, распевая трогательные песни, иногда забывала, что она сейчас отнюдь не в казино и ей не надо раздеваться перед жадными глазами богатеньких игроков. Мария подозвала Тину и сообщила, что уйдет в ближайший магазин, который находился на соседней улице, чтобы купить как можно больше сладостей.

— А я тебя узнал! А ты меня? Узнала? Ты вроде похудела, даже нет, ты исхудала совсем, а не виделись-то месяц, не больше!

Мария обернулась и долго пыталась понять, кто же стоит перед ней.

— Ну, давай же, вспоминай, не ты ли мне в любви признавалась?! Смотри, я до сих пор хожу в брюках, которые ты мне подарила!

Она не могла поверить в то, что перед ней стоит тот самый мальчишка, который постоянно задирался, и она даже хотела нажаловаться капитану на его бесцеремонное поведение в отношении благочестивых пассажиров. Радость, словно теперь она сделала первый глоток воздуха, переполнила ее сердце, она схватила мальчика, обняла и стала трясти, словно он задолжал ей несколько дней своего внимания.

— Я не верю своим глазам! Я не верю своим чувствам, это такое счастье, что я теперь встретила тебя! Где ты живешь, как ты здесь оказался? Как твои братья, сестры, друзья? Где они все?

Мальчик оторопел от неожиданного взрыва эмоций и немного попятился назад.

— Извините, я не хотел так Вас напугать. У меня все хорошо, ну ладно, я пойду.

— Куда же ты пошел, не уходи! Мне теперь так нужна твоя помощь!

— Да чем я могу тебе помочь?! Я тогда узнал, сколько тебе стоили все эти покупки для наших — да мне в жизни тебе на такую кучу денег не придумать помощи…

Она боялась, что он убежит сейчас же, в этом сорванце сейчас она видела себя — ту, которой так не хватало любви и заботы, понимания и обыкновенного внимания.

— Ты знаешь, ты мне очень нравишься, и я совсем не против слушать и дальше твои дикие комплименты в свой адрес!

— Конечно, ты же шлюха!

Это заявление сильно кольнуло ее, но она решительно держала себя в руках.

— Я не знаю, откуда у тебя такая информация, ты же видишь меня второй раз в жизни!

— Да так, рассказал мне кое-кто о тебе. Ты мне и правда понравилась, правда мне еще всего лишь шестнадцать и наши отношения были бы незаконными, — Марию распирало от удивления, она не ожидала услышать ничего подобного. — Так вот, я и подумал, может быть ты бы могла меня усыновить, раз богатая и одна живешь?.. Навел справки. А ты, оказывается, публичный дом держишь и сама там играешь главную роль. Так я этого добра столько насмотрелся за свои шестнадцать лет жизни, что тебе и не снилось!

Рука уже поднялась дать ему пощечину. Слова уже почти сорвались с языка, чтобы защитить свою честь, но сказала она совсем не то, что хотела.

— Ах ты!

— Что?

— Ах ты, глупенький! Ну, шлюха, да! И что теперь, мне нельзя тебе брюки купить? Что мне теперь, нельзя тебя угостить вкусным обедом? — она говорила о себе так, словно сознавалась в том, за что ей больше не стыдно.

— Я никогда раньше не видел порядочных продажных женщин. Все воруют! Если не воруют деньги, то украдут твою душу, и потом — страдай! Я так не хочу.

— Мне нравится, что ты искренен со мной, спасибо тебе за это.

— Да не за что, сама не ври. Зачем ты одела весь корабль? Что тебе нужно от нас?

— Ничего. Мне просто нравится делать подарки, понимаешь?

— Что-то не похоже это на поведение грязной шлюшки.

Она поняла, что сложно будет объяснить маленькому мальчику весь водоворот событий, которые сплелись в один клубок с момента их первой встречи. Поэтому она насколько смогла, смягчила тон и стала умолять его быть добрее к ней.

— Прошу тебя, отведи меня туда, где ты сейчас живешь, пожалуйста.

— Вот еще! Сейчас начнется праздник и все сами придут.

— Нет, ты не понимаешь, я хочу знать о том, как вы все живете.

— Купишь новые штаны? — он засмеялся, но было видно, что ему нравилось то, как она с ним разговаривает. — И я ведь понимаю, что ты меня охмуряешь, это твое профессиональное. Но предупреждаю! Если кому-то из-за тебя будет больно, я тебя убью собственными руками! — он показал ей свои уже достаточно мужественные руки.

— Дай мне руку, мы должны вернуться быстро, скоро праздник. А что это за кукла распелась на углу? Тоже проститутка? Так не на том гулу встала! — Он быстрым шагом приблизился к девушке и почти зарычал на нее. — Не смей обижать моих братьев — убью!

Тина взвизгнула, но больше от неожиданности, чем от испуга.

— Мария, это твой кавалер? Да, с ним не пропадешь! Завидую!

— Побудь здесь немного, мы скоро вернемся, — Мария видела, как Тина присела рядом с детьми, взяв одного к себе на руки, и тихо пела дальше уже о какой-то своей личной печали, но дети благодарно слушали.

— Бежим! Давай же, сладенькая, держи меня за руку, хватит утопать в своем горе, сейчас я тебе покажу, что такое настоящая боль! Бежим скорей, мы должны успеть на праздник!

Он верной хваткой вцепился в ее руку и, не останавливаясь для каких-либо объяснений, повел ее в свой дом.