Piccola Сицилия - Даниэль Шпек

Он протягивает мне чашку кофе и садится рядом. Мы молча смотрим на море. Мне нравится, когда мужчина позволяет мне быть одной. Но при этом находится рядом.

– Ты виделась с этой женщиной?

– Нет.

Я ненавижу ложь. И все-таки лгу. Почему нельзя просто всегда говорить правду? Причина – в появлении третьего. Вдвоем все просто. Но обязательно возникает третий. И начинаются проблемы. Я ловлю себя на мысли: а неплохо бы поселиться с Патрисом на уединенном острове. Но тут его зовут на мостик, на мониторе снова что-то подозрительное. Катер делает круг, потом еще один, но это оказываются останки судна. До конца дня больше ничего не происходит. Я готовлюсь к возвращению на сушу.

– Можешь сегодня заночевать на катере, если хочешь.

Он говорит это вскользь, мимоходом. И я отвечаю так же между прочим:

– Как-нибудь в другой раз.

– Ты изменилась, Нина. Раньше ты была более открытой, радостной.

– М-да, наверное, из-за развода.

– Нет. Из-за брака.

Он иронично усмехается и уходит.

* * *

Когда я спускаюсь в ресторан, Жоэль стоит в своей псевдогоржетке в дверях и курит. За старой городской стеной – Марсала, чистенькая и красивая. Выбеленные камни мостовой и подновленные особняки. Шикарные магазины и винные бары, молодые семьи с детьми, веселые, беззаботные. Я здесь, они там. Я как сомнамбула, пойманная в собственный сон.

– Сегодня твоя очередь, – говорит Жоэль.

– Твоя история куда интереснее. Моя банальна.

Она улыбается. Насмешливый рот, сочувственные глаза. Она хочет узнать меня поближе, может быть, выспросить, но и поддержать. Она действует на меня благотворно, но и пугает. Жоэль входит в любое помещение как на сцену, заполняет его, даже если ничего не говорит. А я всегда женщина, которую замечают со второго взгляда. Из второго ряда. Жизнь из вторых рук. Знающая все о пирамидах, но ничего о собственном муже.

Когда мы садимся за стол, я решаюсь рассказать. Обо всем проклятом последнем годе. Она слушает внимательно, смотрит тепло, чуточку иронично, но без осуждения и с такой невозмутимостью, будто и сама все это пережила. Побывала на обеих сторонах. Когда я замолкаю, она долго ничего не говорит. И только после паузы спрашивает:

– Ты подала на развод, потому что у него была другая?

Как будто любовница на стороне – самое обычное дело. Да так оно и есть – с точки зрения статистики. Необычно это, только если касается тебя.

– Разумеется, а ты бы что сделала?

Она пожимает плечами:

– Тоже бы изменяла ему.

И с кем же, усмехаюсь я про себя. Чтобы изменять, надо иметь к этому охоту. Я не гожусь для такого. Безнадежно романтична.

– Как ты об этом узнала?

– Классически. Он ошибся и отправил сообщение не ей, а мне.

– Ты шарила в его телефоне? – Коварная улыбка.

– Нет, он просто ошибся номером. Перепутал женщин.

– Может, он хотел, чтобы ты все знала?

Я не люблю копаться в подсознательном. Мы попытались это сделать. Так называемая парная терапия. Мучительная лебединая песня.

– Зачем бы ему это понадобилось?

– Чтобы спровоцировать решение.

– Нет, он не хотел разводиться. Его вполне все устраивало. У него были мы обе.

– И как ты среагировала?

– Честно говоря, с облегчением. Наконец-то исчезли все сомнения, неуверенность, гложущие подозрения, грызущее желание умыкнуть его телефон, подобрать пароль к почте. Недоверие – яд. Как только оно вползает в отношения, становится тяжело все, что раньше было легко. И теперь пришло… избавление. Наверное, у меня с самого начала нашего брака было чутье, но оно спало. Он изменял мне, обманывал меня, за моей спиной он соорудил целый мир из ласкательных имен, желаний и воспоминаний, в которых чувствовал себя как рыба в воде.

– И ты не устроила истерики? Не била тарелки?

– Я была потрясена. Не понимала собственных чувств. У меня не было сил воевать с ним. Притворилась, будто не читала это сообщение.

– Ты ничего ему не сказала?

– Этим бы я все разрушила. Молчание означало оставить все как есть. Все наши сложившиеся ритуалы, жизнь должна была идти обычным ходом. Скажи я это, тут же стала бы стороной, которая разрушила дом. Этого бы я себе не простила.

– А потом? Это сделал он?

– Нет. Я провела бессонную ночь, и в какой-то момент накатила первая волна ярости. Еще совсем маленькая, такой слабый крик о помощи, как в кино, когда кто-то тонет вдалеке.

Меня душат воспоминания. На память приходит утро после бессонной ночи, как я стояла на кухне и вдруг выронила чашку с кофе. Джанни тут же выскочил из ванной: что случилось? А я молча смотрела на него. Я помню тот его взгляд. Помню каждую мелочь. Его мокрые волосы, зубную щетку в руке, его выдох, безропотное смирение. В тот момент он понял, что я все знаю. Мы одновременно почувствовали, как между нами что-то порвалось. Иначе бы он отпустил шутку, поцеловал меня или просто пожал плечами. Его фирменный трюк. Но он на меня смотрел пристально, и я не отводила взгляд, это стоило мне огромных усилий, но я хотела, чтобы он заглянул в самую глубину моей души, чтобы оценил разрушения, которые там учинил, – и я увидела в его глазах стыд, лишь на какой-то миг, а потом он отвернулся.

* * *

Я встаю и выхожу на веранду. Прохладный вечерний воздух наполняет легкие, и мне уже не так больно. Столько раз уже рассказывала эту историю. В какой-то момент начинаешь цитировать саму себя. Сперва привираешь, рисуешь картину чуточку мрачнее, чем было на самом деле, потом эта помрачневшая версия становится каноническим вариантом. Она же лучше, в ней есть все, что требуется от хорошей истории, чтобы все встали на твою сторону. А тебе сейчас это нужно больше, чем что-то еще. И это не совсем ложь, – просто себя ты рисуешь чуточку лучше, а его – чуточку бо́льшим негодяем; возможно, это твоя месть: если уж не можешь навредить ему самому, так хотя бы нанеси ущерб его имиджу. Его ложь ты обращаешь в предательство, а предательство – в преступление. Твой муж – монстр. Опасным это становится, только когда ты сама начинаешь верить в свою историю – чтобы отдалиться от него. Чтобы убить в себе любовь, которая сейчас, когда ты одиноко ревешь в подушку, не что иное как зависимость. Но позже ты начнешь ненавидеть уже не его, а себя.

* * *

Жоэль выходит следом, обнимает меня. Утешение постороннего целительно. С друзьями такого чувства не возникает. Они слишком хорошо тебя знают. Знают, что ты всегда ставишь одну и ту же пьесу, только на разных сценах, с другими актерами. С Жоэль по-иному. Я чувствую, что она понимает и не осужадет. Ей я могу рассказать и новую историю. Получше, со счастливым концом. Если бы я только могла в нее поверить.