Графиня Солсбери - Александр Дюма

Именно молодой граф Геннегауский, жаждавший проявить себя, одним из первых достиг заграждений и начал бой; но теперь они имели дело с городом, укрепленным гораздо сильнее, чем Энкур, с доблестным гарнизоном, оснащенным большим количеством оружия и метательных орудий. Поэтому, несмотря на чудеса храбрости, проявленные мессиром Жаном де Бомоном и Готье де Мони, все их атаки были отбиты и они, израненные и смертельно усталые, вернулись в лагерь, ничего не добившись.

Ночью английский король получил сообщение, что его противник, узнав об осаде Камбре, послал в Сен-Кантен своего коннетабля Рауля, графа д’Э и де Гинь со множеством солдат, чтобы защищать город и границы. Кроме того, на своих землях находились сеньоры Куси и Гама, приграничных с Францией областей, и, поскольку в край между Сен-Кантеном и Перонном беспрерывно прибывали французские рыцари, было весьма вероятно, что сам король Филипп де Валуа не замедлит выйти навстречу своему двоюродному брату.

Филипп де Валуа, узнав, что от герцога Брабантского прибыл герольд, тотчас принял его в замке Компьен и на этот раз, как и прежде, призвал к себе честного старца Леона де Кренгейма. Тот, надеясь на обещание своего сюзерена, спокойно сел рядом с королем, но, услышав первые слова герольда и поняв, какая миссия тому поручена, встал с кресла и хотел удалиться. Тогда Филипп, не спуская глаз с посланца своего двоюродного брата, протянул руку и взял за локоть рыцаря, так что, сдерживаемый почтением, тот остался стоять на месте и был вынужден дослушать до конца вызовы его сеньора королю. Когда герольд закончил речь, Филипп де Валуа, слушавший его с улыбкой, повернулся к рыцарю.

— Ну, мессир де Кренгейм, что вы на это скажете? — спросил он.

— Я скажу, сир, что поручился жизнью за его светлость герцога Брабантского, — ответил старый рыцарь, — и если он нарушил свое слово, то я своему остаюсь верен.

Спустя пять дней, в ту минуту, когда король Филипп собрался ехать в Перонн, ему доложили, что шевалье Леон де Кренгейм, которому он разрешил вернуться к его сеньору, скончался минувшей ночью.

Старый рыцарь, не желая терпеть позор того, кто послал его ко двору Филиппа, уморил себя голодом.

Тем временем, поскольку осада Камбре, несмотря на мужество осаждающих, затягивалась, английский король — он узнал, что Филипп де Валуа, предварительно прислав в Перонн свой письменный приказ, прибыл с мощной армией в Сен-Кантен — собрал на совет самых доблестных и опытных сподвижников, среди которых находились граф Робер Артуа, мессир Жан де Бомон, епископ Линкольнский, граф Солсбери, маркиз Юлих и Готье де Мони, чтобы решить, продолжать ли осаду или идти навстречу противнику. Обсуждение было коротким; все решили, что нет надежды взять город Камбре, окруженный крепкими стенами и обороняемый сильным гарнизоном; из этого следовало, что лучше идти навстречу неприятелю и дать ему сражение на открытой местности, чем бесполезно мучиться у города до наступления близящейся зимы. После совета сеньорам был отдан приказ снять осаду. Каждый, свернув палатки и личный вымпел, встал под знамя своего командующего, и армия двинулась к горе Сен-Мартен: там, на границах с Пикардией, находилось премонтранцкое аббатство камбрейской епархии. И тут, так как мессир Жан де Бомон выполнил свое обещание служить маршалом в армии, пока она воевала на землях Империи или графства Геннегау, сдал командование английскому королю, и тот вместо него поставил трех маршалов — графов Нортгемптона, Глостера и Суффолка. Коннетаблем был назначен граф Уорик, тотчас вставший во главе армии, которая, подойдя к горе Сен-Мартен, переправилась через Шельду без всяких помех со стороны французов. Оказавшись на другом берегу, граф Геннегауский подъехал к Эдуарду, слез с коня и, встав на одно колено, попросил разрешить ему, согласно данному им слову, отправиться к королю Франции, чтобы он смог столь же честно сдержать свою клятву, данную одному, как он сдержал клятву, данную другому: он служил королю Англии, своему шурину, в Империи, но теперь желал служить своему дяде, королю Франции в его королевстве. Эдуарду были известны обещания графа; он не стал возражать и, подняв его, сказал: «Да хранит вас Бог!».

Потом, сняв латную рукавицу, он протянул ему руку; Вильгельм Геннегауский поцеловал ее, снова сел на коня, в последний раз отдал честь королю и уехал из армии вместе со всеми своими друзьями и воинами, кроме дяди своего Жана де Бомона: тот по-прежнему оставался изгнанным из французского королевства за помощь, оказанную королеве Изабелле, и не считал бесчестным для себя находиться среди князей Империи, хотя те и вступили на земли Франции.

После отъезда молодого графа Вильгельма собрался второй военный совет, чтобы решить, идти ли в глубь страны или же, поджидая французскую армию, двигаться вдоль границ графства Геннегау, откуда каждый день можно беспрепятственно получать оружие и съестные припасы. Мнения разделились, но герцог Брабантский категорически высказался за вторую тактику, и все с ним согласились; английская армия тотчас была разделена на три корпуса: первым командовали маршалы, вторым — король, третьим — герцог Брабантский. И вся эта лавина солдат тронулась в путь, поджигая и грабя, делая не более трех льё в день, чтобы ничего не упустить по пути — ни городов, ни деревень, ни ферм; после нее исчезало все — виноградники, леса, хлеба, богатства земли и дары неба, так что ее можно было бы сравнить с лавой, которая там, где проходит, оставляет после себя безлюдной и бесплодной землю, прежде плодородную и населенную.

Изредка армия останавливалась и, словно огнедышащий дракон, простирала одно из крыльев, и от ее фланга отделялся какой-нибудь отряд, устремляясь в Пикардию или Иль-де-Франс, где сжигал и подвергал разграблению несколько городов; даже в центре королевства можно было видеть зарево пожарищ и слышать вопли несчастных; подобная участь постигла Ориньи-Сент-Бенуат и Гиз. Наконец король Эдуард, узнав в Боэри, монастыре цистерцианцев, принадлежащем ланской епархии, что Филипп выступил из Сен-Кантена более чем со ста тысячами солдат, чтобы дать ему сражение, не пожелал больше притворяться, будто спасается бегством, продолжая двигаться дорогой, удалявшей его от французского короля; поэтому он вернулся назад, провел ночь того дня, когда получил это известие, в Ферваке, на другой день — в Монтрё; на третий день он вступил во Фламанжери и, сочтя это место подходящим для расположения армии, в которой было почти сорок пять тысяч человек, посчитал, что будет ждать здесь короля Филиппа и уже проделал достаточно долгий путь навстречу ему, чтобы его не заподозрили в том, будто он избегает сражения.

Король Франции действительно вышел из Сен-Кантена; он со своей армией двигался так быстро, что скоро вошел в Бюиронфос и остановился, приказав солдатам разбить здесь лагерь; он был намерен ждать тут английского короля и своих союзников, находившихся от него не более чем в двух лье. Граф Вильгельм Геннегауский, узнав, что король Франции обосновался в Бюиронфосе, выехал из Кенуа, где стоял до сих пор, и примчался во французскую армию, представ перед дядей с пятьюстами копейщиками. Хотя это был великолепный отряд, король Филипп сначала оказал ему довольно холодный прием, ибо не мог забыть, что граф с той же самой свитой осаждал Камбре. Но граф Вильгельм смиренно извинился, сказав, что был вынужден повиноваться императору, от которого зависел так же, как и от короля Франции; король и военный совет в конце концов удовлетворились его оправданиями, назначив графу место расположения в центре армии, совсем рядом с королевским шатром.