Остров для особенных (сборник) - Хельга Лайс

выводы были таковы: это явно камера видеонаблюдения. Тогда меня сюда закинули моральные уроды, ведь зная о моих страданиях, они не спешат освобождать, или как-то вступить со мной в разговор или хотя бы скрасить моё унылое существование. На следующий день мне в голову пришла идея устроить театр одного актёра. К черту бесполезные тренировки, пусть вдоволь наблюдают за моими танцами, ужимками, голой задницей, да за много тем, чем богата моя фантазия. Хоть развлекусь, и возможно… О нет, боюсь уже об этом мечтать. Так, что в моей программе будет первым на очереди? Встав на четвереньки, я стал изображать волка с соответствующим воем на эту самую камеру. Потом стал чесаться, как псинка, за ухом, что давалось весьма сложно из-за ограниченных физических возможностей. Потом умывался словно кошка, то есть я действительно лизал себя языком, разве что не мог дотянуться до причинного места. Далее по очереди были лягушка, змея, кенгуру и горилла с их самыми выдающими повадками. Прекратив на сегодня дебютное представление из-за того, что мне наскучило, я лёг на койку и отвернулся к стене. Ей же и улыбнулся, прикрыв профиль своего лица руками. На следующий день я решил изображать из себя артиста танцевальных искусств. Учитывая, что я ходить то не мог, как все, то что тогда говорить о моих танцевальных навыках. Самое сложное, что мне доводилось делать, так что оттаптывать маме ноги на днях рождения, когда мне было меньше раза в три. Да я даже с моей девушкой не мог набраться смелости и станцевать с ней хотя раз медляк. То действие на вечеринке – всего лишь последствие выпитого, а так бы я не шагу не сделал бы. И потекли дни, когда я энергию тратил на вот такие абсурдные представления, раз со мной обращаются как со психом, то пусть получают соответствующую картину. И однажды я реально притворялся сумасшедшим, хотя куда уже более, и в тот раз я слишком перестарался с воплями, что охрип, и в конце концов, мой голос пропал совсем. Три дня я ходил немой, и это настолько меня дезориентировало, что я совершенно не был в духе заниматься чем либо другим, кроме бездумного валяния на койке. Лежал и думал, а вдруг это сон, и стал себя щипать со всей силы. Но нет, картинка перед глазами не менялась, а значит – это ужасная реальность. Мою голову стали посещать мысли о никчёмности моего существования. Вот скажите, стоит ли жить такому доходяге, как мне? Я ни красив, ни умён, ни обладаю каким-либо талантом. Каково моё будущее, кроме того, как проживать на средства, получаемые за счёт налогоплательщиков? Не представляю, где я буду работать, заводить семью и рожать детей с такими же особенностями как у меня? Единственное, что у меня хорошо получалось, так это читать – и все. Как ни крути, я все же бесполезный член общества. Правда, в древнем Риме увечных людей скидывали со скалы, и я нахожу это справедливым. Беспомощные люди – словно якорь на дне, не дающее обществу идти вперёд. Конечно, бывают инвалиды, которые не сидят на шее у государства или родителей и сами гордо зарабатывают себе на кусок хлеба, но так уж их много? А если они больше способствуют рождению таких же больных членов общества? Надо предупреждать их рождение принудительным абортом. Не родившись – не станешь страдальцем. Человек – венец природы, а значит он должен быть идеальным изначально. Как бы стало легче человечеству, если бы оно решило скинуть с себя навязанные идеалы о том, что каждый человек имеет право на жизнь. Нет, кто-нибудь может принести веский довод того, что за сакральный смысл держаться за овощей? Возьмём умственно отсталых, чем они помогут обществу? Они же не способны осмыслить даже то, что они сходили себе в штаны. А какой обузой они становятся для своих родных. Пусть даже родственники это делают из добровольных побуждений, но можно ли их лишать той жизни, которую заслуживают, но не могут иметь из-за соображений сформировавшейся уже в утробе гуманности? Морально-этические принципы тянут на дно всех, кто не по своей воле оказался в шкуре добродетелей. И тут же возникает вопрос: а гуманно ли внушать людям лишать себя всего, только потому что дебил почему-то уравнен в правах, хотя он даже не понимает всего что происходит вокруг него. Он как бы жив и в то же время мёртв. Мозг мёртв и никогда не вочкреснет. А толку с него, обладателя с мёртвым сознанием? Я бы давно наложил на себя руки, но это убьёт мою мать, которая меня любила несмотря ни на что. А теперь я даже не знаю, что с ней. И тем не менее, заслужила ли она при таких скверных родных и мужей, а вдобавок непонятное наказание в виде больного сына? Чем она прогневила небеса, что получило ЭТО? Где справедливость? Почему она так и не родила, возможно, здорового ребёнка? Что она сделала в прошлой жизни, чтобы смотреть на то, как её сын висит у неё над головой дамокловым мечом? Как вы можете понять, мне не хотелось осознавать, что она меня таки бросила, отдавая меня неизвестно куда и кому, потому что иного объяснения её возникшему равнодушию. Пусть оно не было очевидным, но я чувствовал его наличие. Вроде бы это должно было сломить меня, но что-то меня держало. В конце концов, у меня есть Анна, и мне хочется верить, что хотя бы ей дорога моя жизнь. И я не мог ее подвести. Не могу представить, как она меня предаст. Мы же любим друг друга! Второго ноября я я проснулся, увидел ту же картину, что и пять, двадцать, сорок дней день назад. И никто как не собирался, так и не собирается меня выпускать отсюда. Этот день стал довольно переломным, так как не выдержав, я поддался своим порывам к самоуничтожению, и стукнулся с криком раненого зверя головой об железную дверь. Дальше наступила темнота. Жаль, не та, какой хотелось бы.

Белые стены

Очнувшись, я не мог пошевелиться ничем, кроме как головой. Меня окружал больничный интерьер. Понятно, отчасти добившись своего я лежу в палате. А ещё ужасно болела моя голова, которая. судя по тугому ощущению, была перебинтована. Услышав шаги, я на уровне интуиции бегом прикрыл глаза, создавая видимость, что я все ещё пребываю во сне. Судя по голосам, их было двое, и оба – мужчины. У одного голос выдавал едва