Становление Европы. Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950-1350 гг. - Роберт Бартлетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни странно, основание немецкой колонии в Восточной Прибалтике, начавшееся несколькими десятилетиями позже прихода англо-нормандцев в Ирландию, также оказалось запечатлено в латинской прозе пером церковного летописца. Существовал также и стихотворный народный вариант. Латинская версия, в этом отношении не менее ценная, чем летопись Геральда, — это «Хроника» Генриха Ливонского, в которой поэтапно, год за годом, описывается утверждение немцев в Ливонии начиная с последних десятилей XII века вплоть до 1227 года. В отличие от Геральда Генрих испытывал очевидную симпатию к местному населению и считал себя в равной степени и колонистом, и миссионером. Он критикует жесткость немецких мирских судей, «которые исполняли свои обязанности не столько для выражения уважения к суду Господню, сколько для набивания своих кошельков»; и дает пространное и сочувственное описание визита папского легата Вильгельма Сабинского, который «увещевал немцев не возлагать на плечи неофитов невыносимого бремени, но лишь бремя Господне, легкое и приятное». Рождение в муках новой колонии в Ливонии, как и ее последующая история, также остались запечатлены в немецком стихотворном произведении под названием «Лифляндская рифмованная хроника» (Livlandische Reimchronik), написанном в конце XIII века, по-видимому, членом Тевтонского рыцарского ордена. Существование параллельно латинского и народного варианта текстов в обоих случаях — в Ливонии и Ирландии — придает письменному свидетельству особенную яркость, так как колониальное общество в самом начале его становления рисуется одним из его непосредственных представителей.
Вся литература завоевания стремится объяснить самим завоевателям, «почему мы здесь». «Песнь о Дермоте» делает это в наиболее персонифицированном виде. Ирландский король Дермот крадет красавицу жену у своего соперника О'Рурке, с ее молчаливого согласия, а О'Рурке, «дабы смыть позор» (sa hunte… venger), вступает в союз с О'Коннором, «Верховным Королем», чтобы напасть на Дермота. В этот момент многие союзники Дермота его бросают: автор «Песни» порицает этих людей за измену (traisun) и клеймит их как предателей и изменников (felun и traitur). Преданный и изгнанный, Дермот ищет убежища в Англии и жалуется, что «мой собственный народ незаконно изгнал меня из моего королевства». С согласия короля Англии совет англо-нормандских рыцарей решает помочь Дермоту. Вскоре вслед за тем англичане высаживаются в Ирландии и принимаются за подавление предателей. История похищения прекрасной Деворгвиллы и мщения были тем сюжетом, который наверняка трогал дупш средневековых рыцарей, даже если они не были знакомы с фабулой «Илиады». Изображение первых англо-нормандцев в Ирландии в качестве рыцарей — искателей приключений, помогающих «благородному королю» вернуть отнятое изменниками наследство, вполне отвечало настроениям переселенцев. Кроме того, эта поэма имеет и более прозаическое значение в плане легитимизации английской колониальной знати, поскольку в ней содержится подробный, длиной более ста строк, отчет о том, как проходил дележ земли между переселенцами первого поколения:
Этот отчет о раздаче земли Лейнстера и Мита по сути представляет основные положения типовой грамоты и даже был назван (возможно, не без преувеличения) «своего рода изначальной “Книгой Страшного суда” первого англо-нормандского поселения».
Аналогичным образом «Завоевание Ирландии» (Expugnatio Hibernica) Геральда Валлийского дает ответ на вопросы, кто были первые англо-нормандцы на острове и в чем истоки колонии. Однако его оценки крайне своеобразны, и далеко не все захватчики в его изображении предстают героями. Геральд выступает глашатаем интересов конкретной группы внутри захватнической элиты, ее первой волны, прибывшей в основном из южного Уэльса, в которой была и его семья. Сам текст исполнен противоречия между этой апологией Фицджеральдов и стремлением всячески заручиться монаршей благосклонностью: сочинение посвящено Ричарду Львиное Сердце и содержит панегирик в адрес Генриха II. В отрывке с подзаголовком «Восхваление его роду» (Generis commendatio) Геральд пишет: «О род! О племя! Вечно под подозрением из-за своей многочисленности и природной силы (innata strenuitas). О род! О племя! Способное в одиночку завоевать любое королевство, если бы только не страдало от высочайшей зависти к их отваге (strenuitas)». В приведенном фрагменте так и слышится недовольство рыцарей, испытывавших недостаток поддержки со стороны английской короны. Вопреки — или благодаря — отраженным в нем противоречиям «Завоевание» имело успех. Его текст дошел до нас в пятнадцати средневековых рукописях (не считая отрывков), а в XV веке труд был переведен на английский и ирландский языки, причем английская версия довольно широко ходила и в Ирландии (в виде шести списков). Ясно, что труд Геральда Валлийского служил популярной версией происхождения колонии. На самом деле, он продолжал играть эту роль вплоть до эпохи Елизаветы и Стюартов, войдя в переработанном виде в «Хронику» Холиншеда, датируемую 1587 годом.
Ситуация в Ливонии отличалась от ирландской, поскольку здесь колонисты были христиане, а местное население — язычники. Автор «Лифляндской хроники» начинает свою поэму не с географического или исторического описания Ливонии или немецких крестовых походов, а с самого Создания и Воплощения. Для него именно эти моменты служат отправными. Войны же, предпринятые в XIII веке немецкими рыцарями, предстают не как эпизод национальной истории, а как часть долгого процесса, в ходе которого «мудрость Господня расширяла границы христианского мира» — здесь часто используются такие абстрактные и обобщающие существительные, как kristenheit («христианский мир») и kristentuom («христианство»). Этим объясняется, почему поэт в первых же строках своего сочинения ведет речь о Пятидесятнице и миссиях апостолов. История завоевания Ливонии, «куда никогда не ступал ни один апостол», безусловно составляет ключевую часть повествования о распространении веры Христовой, но все же только часть. В рамках этой же логики германские купцы и рыцари, пришедшие в Ливонию в конце XII–XIII веке, называются не иначе как «христиане» (die kristen), их оппоненты — при том, что поэт проводит четкие разграничения между различными племенами — обобщенно характеризуются словом «язычники» (die heiden), а абстрактное понятие «язычество» (heidenshaft) становится антонимом слов kristenheit и kristentuom. Хотя по сути своей «Хроника» является победоносным эпосом кровопролитных войн, ее главная идея проступает уже в первых строках: «Сейчас я поведаю вам, как в Ливонию пришло христианство».
Точно так же вписывались в общую панораму христианизации и характерные для рыцарской литературы Германии эпохи Высокого Средневековья эпическая героика и мрачная ирония. Набег на Герсику (Gercike), например, рисуется в таких бойких выражениях: «Рано поутру они пришли в Герсику, ворвались в замок и побили множество могучих воинов, так что те только кричали “увы!” да “ах!” Они разбудили много спящих и проломили им головы. То был истинный рыцарский поход!» В другом отрывке описывается, как литовцы «поубивали многих могучих мужчин, которые прекрасно могли бы защитить себя, если бы удача была на их стороне», — классический пример того выражаемого намеками сознания роковой предначертанности событий, которые так часто встречаются в германском эпосе начиная от «Беовульфа» и кончая «Песней о Нибелунгах». Все повествование представляет собой историю бесконечной череды сражений, разграниченных командованием последовательно сменяющих друг друга магистров Тевтонского ордена. При этом язычники тоже могут представать героями, а судьба тяжела как для христиан, так и для язычников: «И можно было видеть множество бесстрашных героев, могучих и славных, как христиан, так и язычников, которые встретили страшную смерть; снег был красен от крови».