В ловушке у монстра - Наталья Соболевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Всё, — хлопнув обеими ладонями по мужской спине, поставила точку.
— Как всё? Нет-нет, продолжай, у тебя отлично, получается, — возмутился Дмитрий и шевелит предплечьем, призывая снова его массажировать.
— Дим, ты же ещё тот кудесник, что тебе стоит наколдовать или наворожить, не знаю, как это у вас там называется, профессиональную массажистку. Или даже двух. Пусть ублажают. А я — всё, пас.
— Это называется фокусировать внутреннюю энергию и трансформировать её в воспринимаемые всеми органами чувств человека образы, — пафосно и мудрёно заявил мужчина и перевернулся на спину. — Маша, постараюсь тебе объяснить. Всё, что, как ты выразилась, я наколдую — это и есть я сам. Неважно, создал я живое существо или обычную палку, но это всё равно часть меня. А теперь подумай, если ты сама себе начнёшь что-нибудь массировать, сильно тебе будет приятно?
— Нет, — на автомате мотнула я головой, вспомнив, что такое самой себе мять поясницу, когда её ломит. Боль уходит, но, как от чужих рук, никакого наслаждения нет.
Яматов радостно принял мой ответ и вновь, перевернувшись, подставил спину.
— Хочешь сказать, что когда я видела навязанные тобой галлюцинации, каждый персонаж в них, как и декорации — это всё был ты? — уточнила я.
— Да, только бы я не назвал это галлюцинациями, скорей я приглашал тебя в созданный мною мир. Можно сказать, в душу свою запускал, — усмехнулся Яматов. — Маша, язык с руками не связан, массируй давай.
— Мир, значит, твой, — хлопая ресницами, повторила я, — не галлюцинации, — что-то вертелось в голове, но в осознанную мысль никак не формировалось, пока до меня, наконец, не дошло. — То есть всё, что происходило, то происходило по-настоящему?
— Да, — услышала я лаконичный ответ, и руки сами потянулись к декоративной подушке, что лежала без дела рядом с Дмитрием. Схватив её, я замахнулась и что есть сил огрела мужчину.
— Не понял, — пробурчал Яматов.
— Когда я провалилась в розовый туннель, встретила ежа-матершинника, а потом меня привязали к столбу, чтобы сжечь, ты лапал меня, где хотел и как хотел, и из твоих слов выходит, что всё это было на самом деле! — прокричала я, и Яматову досталась новая порция подушкой по башке.
— Тоже мне трагедия, можно подумать тебе не понравилось, — с неподдельным довольством в голосе пропел Яматов.
— Нет! — взорвалась я и, кинув в мужчину подушкой, от стыда закрыла лицо ладонями. — Какой позор.
Слышу, Дмитрий, тяжело вздохнув, поднялся с дивана, а когда подошёл ко мне, приобнял.
— Маш, ну ничего же страшного не произошло, — мягко произнёс мужчина и, наклонившись к моему лицу, спросил: — Ты там слёзы лить не собираешься?
После этих слов, зная великую нелюбовь Яматова к женским слезам, прямо так разрыдаться и потянуло. Но как я не старалась, ни одной капли из себя не выдавила.
Видимо, не так сильно я обижена за распускание рук и поруганную девичью честь, как мне кажется.
— Дима, вот что ты сейчас делаешь? — тоном строгой учительницы спросила я.
— Тебя утешаю, — чуть охрипшим голосом ответил мужчина.
— Уверен? Прижался ко мне без рубашки, тесно жмёшься. Как по мне — попахивает нарушением договора. Ты обещал руками меня больше не трогать, — напомнила я условия соглашения, а сама, как кошка на солнце, греюсь от мужского тела, а запах, какой меня сейчас окутал, закачаешься.
— Мария, может ну его, этот договор, — область в районе уха обожгло горячее дыхание, — нам торчать в этой глуши неизвестно сколько, без телика, связи и интернета. Скукота. Как свободное время коротать будем, а?
— Ты меня что, за дурочку держишь? — рывком оттолкнула я мужчину. — Стоит тут, песни ласково напевает — кот мартовский. Ты же не собираешься условия в одностороннем порядке менять? Если да, то вези меня тогда лучше обратно к Глебу…
— Разошлась, — закатил Дима глаза. — Не хочешь — не настаиваю, но смотри, передумаешь, потом меня уговаривать придётся и не факт, что соглашусь, — рассмеялся мужчина над собственной же шуткой. Тоже мне, юморист.
В ответ только фыркнула, хотела фигу показать, но передумала.
— А если серьёзно, — уже без смеха начал Яматов, — то некоторые коррективы я просто вынужден внести в наш договор. Глеб вмешался и мне все карты попутал. Я же изначально не рассматривал этот дом, как жильё и не знал, что придётся скрываться. Сама видишь, за домом ухаживать некому, также еду готовить, вещи мне стирать, убираться. Я мужчина и этим заниматься не стану, но люблю, чтобы было безупречно чисто, разнообразно и вкусно приготовлено, а одежда была свежей и отглаженной. Намёк понятен?
— Какой же это намёк, когда ты прямым текстом говоришь, что теперь я уборщица, кухарка, прачка и, так понимаю, иногда массажистка.
— Умница, — похвалил Дмитрий. — Видишь, мы делаем успехи. Хоть в одном деле, но смогли договориться.
— Мне прямо сейчас швабру с тряпкой искать или господин позволит подняться наверх на комнату посмотреть, полежать, как я планировала? — наигранно пафосно и вежливо поинтересовалась я, только что Яматову в ноги не поклонилась.
— Сегодня я добрый, разрешаю отдохнуть, — подыграл мне мужчина.
Глава 26
После великодушного дозволения Яматова перевести дух и отдохнуть в одиночестве, я поднялась на второй этаж, где встретилась с дилеммой. В узком коридоре я обнаружила две настежь открытых двери, они вели в спальни, и эти комнаты различались как день и ночь. Одна с балконом, просторная и светлая, с широкой кроватью, премилой мягкой лавочкой, удобным резным столиком и прочими приятными мелочами. Вторая же не отличалась особыми размерами, хотя, может быть, их скрывала тёмная цветовая гамма. Руки бы оторвать тому человеку, который делал в этой спальне ремонт. Серые холодные обои, мебель с резкими углами, маленькое окно, никакого тебе балкона, впрочем, как и уюта.
Естественно, выбрала для проживания первую спальню. Закрылась. Слава всему, дверь оказалась с замком. Разделась до белья и забралась в кровать под одеяло. Но не полежала и минуты, встала и оделась обратно. Виной всему моё воображение, нарисовавшее чёткую картинку. Приходит Дмитрий, видит, что ему достался худший вариант комнаты и на правах хозяина дома вышвыривает меня как котёнка за шкирку.
Лучше сразу и сама займу ту комнату, из которой не выгонят. Так сберегу гордость и нервы.
Стою на пороге обители серости и странного чувства вкуса и даже заходить в эту комнату не хочу, настолько она отталкивает.
С психа топнула ногой. Как Яматов умудрился поставить себя так высоко, что я уступаю ему, даже не