Безумно счастливые. Часть 2. Продолжение невероятно смешных рассказов о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон

Парикмахерша:

– Мне хотелось бы верить, что никому еще не доводилось участвовать в подобном разговоре.

Я:

– Ну, ок…

Когда я была маленькой, мы жили довольно бедно, но никогда об этом не говорили. В этом не было необходимости. По той же самой причине бегемоты не говорят о том, что они бегемоты. Ну или, как минимум, это одна из причин.

Однажды, однако, будучи подростком, я как-то упомянула своей маме (ее зовут Нельда), что мы грязные нищеброды, и она тут же перестала вытирать тарелки, удивленно приподняла бровь и сказала: «Вздор. У нас полно грязи. Слишком много, если уж на то пошло. Да мы, практически, купаемся в ней. Мы даже планируем быть в ней похоронены. Вот сколько у нас грязи».

– Семитика, – фыркнула я с тем насмешливо-скучающим видом, которым, наверно, в совершенстве владеют только глупые четырнадцатилетние девочки.

– Думаю, ты имела в виду «семантика». Семитика – это…ну не знаю… когда тебе по-настоящему нравятся евреи, думаю? Иди сбегай, узнай.

– Есть отдельное слово для тех, кому нравятся евреи? – спросила я. – Это как-то странно. А есть ли слово, описывающее людей, которым нравятся христиане?

– Да, – вздохнула моя неверующая мама, взглянув краем глаза на изображения Иисуса, которые мой отец повесил на стену. – Толерантные. Смысл в том, – продолжила она, – что мы не грязные нищеброды. Мы богаты грязью. Весь наш дом на ней построен, и, подозреваю, на ней держится большая часть нашей мебели. Вот почему не стоит слишком усердно вытирать пыль. Потому что на пыли держится мир. Весь мир сделан из пыли. Пыли, принесенной ветром. Пыли из костей динозавров. Межзвездной пыли. Так что у нас полно грязи. Могу тебя заверить, мы вовсе не нуждаемся в грязи. Все зависит от того, как на это посмотреть.

Мамины слова годами эхом отдавались в моей голове. Главным образом потому, что это очень удачный предлог, чтобы не протирать пыль. Кстати, на деле мы с сестрой не были против, когда мама не протирала пыль, потому что делала она это обычно старыми папиными трусами. Странно осознавать, что дом становится чище, когда его протирают нижним бельем твоего отца. Кроме того, это отличный способ уклониться от уборки, потому что каждый раз, когда я пытаюсь объяснить Виктору эту теорию моей мамы про пыль, он закатывает глаза и обвиняет меня в безумии, а я в ответ просто кричу:

«Это наша семейная традиция, Виктор.

Тебе не понять».

С другой стороны, пыль как метафоричное олицетворение жизни – довольно избитое клише. Даже Иисус использовал его в Библии в своей речи про «прах к праху». Правда, моя мама только что прочитала эти строки у меня из-за плеча и напомнила мне, что Иисус на самом деле ничего сам не писал и большая часть глав в Библии названа в честь тех ребят, которые на самом деле проделали всю работу (скорее всего, трезвыми), записывая и редактируя все это дело. Господи, для атеиста эта женщина знает слишком много про Иисуса. Также она постоянно указывает мне на грамматические ошибки.

Если бы эта книга была Библией, то эту главу пришлось бы назвать «Книга Нельды».

Моя жизнь всегда была очень странной, кроме того, в ней было слишком много взлетов и падений, с которыми среднестатистическая женщина могла бы справиться (что весьма странно, потому что это все был мой личный опыт, к которому среднестатистическая женщина не имеет ни малейшего отношения).

Когда я оглядываюсь на свою жизнь, то вижу и самые счастливые ее моменты, и далекие от таковых периоды, когда мне приходится уговаривать себя, что суицид – это не выход. Между этими двумя отметками и колеблется моя жизнь. Я вижу, как грусть и трагедии в моей жизни сделали эйфорию и радость гораздо приятнее. Я осознаю, как, растягивая свою душу, чтобы почувствовать каждый сантиметр внушающей ужас депрессии, тем самым я обеспечила себя дополнительным пространством для роста и наслаждения красотой жизни, которую другим, возможно, и не дано оценить.

В моей жизни всегда есть пыль, которая неминуемо оседает на полу и которую потом выметают за дверь, но до этого на одно великолепное мгновение я вижу, как пылинки ловят луч света и начинают сиять и танцевать, словно межзвездные частички. Я наблюдаю, как все начинается и заканчивается, полноценно проживая таким образом свою жизнь. Она прекрасна своим уродством, и грязного налета в ней ровно столько, сколько нужно.

Еще один спор с Виктором на этой неделе

Я:

– Я нормально одета?

Виктор:

– Да. Нормально[43].

Виктор:

– Почему ты переодеваешься? Нам пора выходить!

Я:

– Потому что тебе не нравится, как я выгляжу, значит, мне нужно переодеться.

Виктор:

– Я же сказал, что ты выглядишь хорошо.

Я:

– Нет. Ты сказал, что я выгляжу «нормально», а это, по сути, то же самое, что сказать: «Что ж, ну ты хоть соски прикрыла».

Если бы ты сказал, что я выгляжу «хорошо», то я бы не так сильно переживала, но, наверное, все равно бы переоделась, потому что «хорошо» равнозначно «лучше забей и оставь все как есть». Чего я делать не буду, потому что мне не все равно, как я выгляжу.

Виктор:

– Это самый большой бред, который ты когда-либо говорила.

Я:

– Вовсе нет. Если бы ты действительно думал, что я выгляжу нормально, то тебе следовало сказать, что я выгляжу великолепно.