По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Впоследствии его имя снова всплыло в печати, когда Зозулинский был на Дальнем Востоке, и опять в связи с какою-то историей. Слышал я, что там он и умер, около времени Русско-японской войны.

Юбилей А. О. Ковалевского

Наш физико-математический факультет в мое время уже не имел той славы, как несколько лет назад. Тогда на естественном его отделении гремели имена Мечникова, Ценковского, Ковалевского… Тем не менее и теперь это был сильный факультет.

А. О. Ковалевский, впрочем, в университете еще был. Помню юбилей — 25-летие его научной деятельности. Было это, кажется, в 1888 году.

Вечером, в актовом зале — блестящее собрание и университетских сил, и местного общества. Общий подъем и увлечение! Подогреваемое речами ораторов, это увлечение доводит студентов до благородного экстаза:

— Устроим юбиляру факельцуг[146]!

В шапку летят студенческие полтинники и двугривенные. Из ближайшей похоронной конторы достаем связку факелов.

Торжественное заседание кончено. Вся зала, с несмолкаемыми овациями, провожает Александра Онуфриевича к выходу. Ковалевский смущен. Растерянно пробирается среди сжавшей его восторженной толпы.

Внезапно загораются факелы. Эффект — громадный! Возгласы:

— Вот это настоящий праздник науки!

Утомленного юбиляра усаживают на извозчичью пролетку. И кортеж — многосотенная толпа — трогается к квартире Ковалевского, на Молдаванке. Несмолкаемое «ура!».

Крики и пылающие факелы… Необычайное зрелище! — Отовсюду сбегаются прохожие. Толпа растет и на далекое расстояние запруживает улицу.

Заставляем извозчика выпрячь свою лошаденку. Студенты подхватывают экипаж и везут юбиляра.

Место кучера зря пустует… Гмм! Взбираюсь, с факелом в руках, на кучерские козлы.

После студенты ворчали:

— Вас-то мы с какой стати на себе везли?

А процессия все растет и растет! «Ура», «Gaudeamus», студенческие песни… В них уже принимает участие и совсем посторонняя публика.

Полиция растерялась. Сначала требовала:

— Расходитесь!

Рев протеста. Полиция стушевывается. Городовой стал даже помогать распрягать лошадь. А потом — полиция впереди, расчищает нам дорогу.

Привозим Ковалевского — точнее, студенты привозят А. О. и меня, грешного, — на квартиру юбиляра.

Факельцуг кончился[147].

Извозчику набросали в шапку кучу денег. Он долго кланялся вслед расходящимся.

А. В. Клоссовский

Украшением факультета в мое время был, конечно, профессор метеорологии Александр Викентьевич Клоссовский. Имя А. В. слишком вошло в русскую науку. И о нем лично и в память его много печаталось.

Плотный, сутулый, как будто угрюмый, строго поглядывающий сквозь дымчатые очки — непосредственное впечатление. Но первая же лекция — и аудитория завоевана! Его манера читать была как бы чеканная. А. В. выковывал фразу за фразой, и студентам все становилось ясно и понятно. Читаемый курс прочно оставался в памяти, усваивался в самой аудитории.

А. В. пользовался широкой популярностью как создатель огромной метеорологической сети Юго-Запада России. В 1000 или в 1500 пунктах добровольцы, вдохновленные Клоссовским, производили, по его программе, разносторонние метеорологические наблюдения. Ежедневно эти наблюдения целыми тюками пакетов приходили в руки Клоссовского. И он, не имея на это денежных средств и не имея других помощников, кроме жены и двух-трех случайных добровольцев сотрудников, обрабатывал научно полученные материалы. Он лично вел деятельную и необходимую для поддержания научного вдохновения переписку с армией своих наблюдателей, подбадривая и направляя их работу. Получаемые материалы были ценными и для метеорологического изучения до того времени еще мало изученного края и для чисто практических нужд сельского хозяйства. Клоссовский еще выхлопатывал откуда-то средства на их издание. И том за томом выходили в свет результаты метеорологических наблюдений сети. Все это делалось независимо от чтения лекций и от научного руководства университетской метеорологической обсерваторией, тогда как одна последняя работа другого ученого могла бы занять целиком.

Идейная и вдохновенная работа Клоссовского протекала на глазах у всех, и его юго-западная метеорологическая сеть все росла. Она могла бы расшириться гораздо больше. Но сам А. В. должен был сдерживать ее буйный рост. Вот пример: зараженный его вдохновением, я склонил попечителя Кавказского учебного округа просвещеннейшего К. П. Яновского на то, чтобы метеорологические станции при учебных заведениях Кавказа — а их было множество — присоединились к сети… Территориально это почти удваивало ее район.

— Я должен от этого отказаться! — писал мне А. В. — Душевно благодарен за предложение Кириллу Петровичу. Но мне не по силам так расширить свое дело… Я верю, что найдутся другие работники, которые это сделают.

Как и следовало ожидать, широкая популярность Клоссовского в России и могучий рост его добровольческой сети не могли равнодушно перевариваться официальными метеорологами-бюрократами. Больше всех этим был недоволен генерал от метеорологии академик Вильд, директор Главной физической обсерватории[148]. Сам большой ученый, он все же стал жертвой своей ревности.

По его, конечно, инициативе был поднят в правительственных кругах вопрос о принуждении проф. Клоссовского упразднить свою добровольческую метеорологическую сеть… Дело метеорологии России должно было оставаться монополией Главной физической обсерватории и ее станций. Под конец юго-западная сеть все же была оставлена, но только под условием отобрания от Клоссовского письменного обязательства в том, что он… никогда не станет предсказывать погоду! Такие предсказания должны были составлять исключительное право Главной физической обсерватории, управляемой Вильдом.