Конец "Золотой лилии" - Валентин Пронин

– Повторяю, я ничего не знал и не добавлял в кофе! – крикнул Хлупин, становясь желтым, как при заболевании печени.

– Ну да, только пользовался телом женщины, которая не могла сопротивляться или позвать на помощь! – тоже переходя почти на крик, бросил Хлупину капитан.

Тот выскочил из-за стола, уронив ветхий стул, чуть было не рассыпавшийся. Он отбежал к балконной двери, прижался спиной к стеклу. Его зеленовато-бледное лицо выражало панический ужас.

– Зина и потом приходила ко мне. Я ее не заставлял, не запугивал. Она сама, – говорил, трясясь как в ознобе, Хлупин.

– Мы еще выясним, кто ее заставлял и кто запугивал. И виновные понесут соответствующее наказание. – Сидорин слегка поостыл, вспомнив, что бедной Зинаиды Гавриловны нет в живых, прямых свидетелей нет, а вещественными доказательствами он не располагает. «Эх, спохватился… – упрекнул себя внутренне капитан. – А то бы я этого подлеца и консьержку живо бы оформил для следствия».

– Сядьте, – мрачно предложил он Хлупину.

Тот поднял стул, сел несколько в стороне от стола, скрестив руки на груди.

– Я лежал в больнице после сердечного приступа. Я думал, вы будете опрашивать меня, как потерпевшего. Меня хотели убить, – сказал Хлупин с трагической интонацией, которая Сидорину показалась смешной.

«Ага, еще бы… Страсти какие… – рассуждал про себя издевательски молчавший опер. – Ты по утрам пробежки совершаешь, не куришь, не пьешь… А тут к предкам тебя отправить пытались… Ай, ай… Чуть всё насмарку не пошло…»

– Ну, теперь приступим к опросу потерпевшего, – произнес удовлетворенно и жестко капитан Сидорин и сказал стажеру: – Возьми новый лист отдельно. Слушаю вас, – добавил он, обращаясь к Хлупину.

Бывший прапорщик начал объяснять, как он привязывал к ногам медные пластины, а затем соединял их проводом с отопительной батареей для заземления. Стажер Петраков начал хихикать. Капитан на него цыкнул.

Хлупин довольно долго читал операм лекцию про различную электрическую заряженность земли и человеческого тела.

Сидорин закурил новую сигарету, смотрел на него и думал: «Не то он придурок, не то наводит тень на плетень и хочет отвлечь меня от чего-то, лежащего в основе его поступков и всей этой истории. В результате два трупа: Слепаков и его жена. Почему первого травили и довели до самоубийства, а вторую нагло убрали? Кому они мешали? В чем главная причина? Хлупин общался с Ботяну, напавшим на Слепакова… А еще он говорил о чем-то с охранником из “Салона аргентинских танцев” Пигачёвым, про которого мне шепнула в больнице Зинаида Гавриловна…»

– Почему вы уверены, что получили сильный электрический разряд по вине Слепакова? – прервал капитан занудную болтовню Хлупина. – Где доказательства, прежде всего медицинские, что ваш сердечный приступ произошел от электрического разряда?

– Но я же чувствовал, как меня ударило в ноги, а потом тряхнуло всё тело…

– Квартира Слепакова тщательно обследована. Даже намеков на присутствие каких-либо электросистем не обнаружено. И почему вы считаете, будто то самое непонятное воздействие на вас шло от Слепакова?

– От кого же еще? Он жил прямо надо мной.

– А если это электричество, так сказать, ударило от Кульковой?

– Она в другой стороне по планировке. У нее двухкомнатная квартира.

– Раз уж такие чудеса происходят с вами, почему бы электричеству не прибежать к вам с другой стороны? Короче, установлено одно: у вас случился сердечный приступ. А вот причина, которую вы указывайте, и обвинение покойного Слепакова совершенно недоказуемы. Но то, что относится к вашим отношениям с женой Слепакова, а также знакомство с Ботяну и ваша клевета на Слепакова могут быть доказаны и подводят вас под статью.

* * *

Около станции метро «Чертановская» людно – конец дня. Маслаченко купил бутылку «портера» и с наслаждением выпил, сидя на скамейке неподалеку от входа в метро. Еще приобрел булку с кремом; откусывая, медленно пошел к Варшавскому шоссе разыскивать нужный адрес. Нашел, призадумался, толкнул дверь – повезло, домофон сломан… Без осложнений поднялся в лифте на нужный этаж, позвонил в квартиру.

– Проходите, пожалуйста, снимайте пальто, – торопливо сказала невысокая женщина в больших очках на остром лице.

– Большое спасибо. Ряузова Нина Филипповна?

Повесив на вешалку пальто, освободившись от шарфа и войлочного пирожка, Маслаченко оказался на узком диване в одной из комнат уютной двухкомнатной квартиры. На полу коврики, на стенах фотографии в самодельных рамках, поблекшие эстампы – дань моде прошедшей эпохи. У стенного книжного шкафа икона Божьей Матери на аккуратной полочке с негорящей лампадой, с засохшими веточками вербы: всё больше декоративно, но приятно, душевно. Книги – в шкафу и на двух этажерках. Остальная обстановка простенькая, небогатая. Конечно, телевизор, магнитофон – стандартный набор убогого комфорта.

– Хотите чаю? – с беспокойным радушием предложила Нина Филипповна.

– Нет, благодарю вас. Давайте сразу приступим к вопросам-ответам, – улыбнулся Маслаченко. – Почему, с какой информацией вы меня искали?

– Просил позвонить вам в последние минуты нашего общения Всеволод Васильевич Слепаков.

– Вы давно знали Слепакова?

– Больше двадцати лет. Мы познакомились на оборонном предприятии. Я пришла после института, а он там работал.

– Скажите, Нина Филипповна, в каких отношениях вы были с покойным Слепаковым? Я спрашиваю потому, что вы, насколько мне известно, возили его ночью в Барыбино. Находились там в небезопасной обстановке и затем, под утро, привезли в Строгино. Такое мероприятие… Ну, как бы точнее сказать… на такое согласится не всякая, даже хорошая знакомая.

– Я не просто знакомая. Шесть лет мы жили с Всеволодом Васильевичем в гражданском браке. У нас родился сын. Однако он встретил другую, Зину Юреневу, и скоро на ней официально женился. Я его нисколько не осуждаю. Всеволод Васильевич всегда отличался честностью, порядочностью, твердым характером. Но с судьбой не поспоришь. Так случилось.

«Вот логика, и совсем не бабская… – подумал несколько оторопело Маслаченко. – Никакого осуждения, никакой злости и ревности. Как эта женщина любила Слепакова, просто поразительно».

– Слепаков помогал вам материально?

– Помогал. Сначала очень активно. И звонил, и заезжал иногда. Потом, с годами, меньше… Что ж поделать, время берет свое, отдаляет и охлаждает. Когда начались реформы, он как-то отстранился от нас. Я слышала, у него были неприятности на службе. А этим летом… прошедшим… его отправили на пенсию по выслуге лет. Кажется, Всеволод Васильевич очень переживал и вот – такая история.

Ряузова замолчала и словно бы внутренне поникла. Ее скорбь показалась Маслаченко искренней. Странно, что она ни разу не высказала осуждения в адрес соперницы, отнявшей или, во всяком случае, ставшей причиной их разрыва. «А ну попробуем…» – со следовательским коварством решил сделать неожиданный психологический ход капитан.