Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр

Думает, что я так просто отдам ему победу? Наивный.

На палубу вываливается почти вся команда. Кто-то кричит, кто-то улюлюкает, кто-то перешептывается. В толпе вижу Бикуля и подаю ему сигнал не вмешиваться.

Энзо приносит две сабли. Одну отдает сыну, а вторую мне. Сжимает мою руку чуть дольше, чем нужно, и отступает в сторону.

– До первой крови! – гаркает он, а воздух вокруг такой густой, что хоть режь.

– Следи за ногами, девочка! – раздается насмешливый выкрик из толпы.

– Я помню, Скадэ! – отвечаю и встаю в стойку. Ветер поднимает вокруг меня волосы, бьет в лицо. Покачиваю острие перед собой, чуть опускаю локоть.

Федерико широко улыбается, поигрывает оружием.

– Давай, Федерико! – широкая ухмылка растягивает губы. – Иди ко мне быстрее.

Энзо бросает в меня обжигающий взгляд. Щурится – угрожает – и коварно улыбается.

– Посмотрим, как твои мелкие ручки оружием машут, – подтрунивает сын и делает первый выпад. Резкий. Я успеваю отстраниться и парировать удар. И даже заметить, как дернулся пират.

Федерико быстрый. Почти такой же, как я.

Почти.

Новый удар, как вспышка. Ныряю под клинок и рвусь вперед, но Федерико не дремлет. Отскакивает и бьет широко, метит в грудь. Острие чертит по рубашке рассекая ткань, но кожи не касается.

Энзо шумно выдыхает.

– Да ты слабачка! – кривляется сын пирата и выпрыгивает на бочку, скользит по доскам сапогами, но не падает. Уходит от ударов, ловко перемещаясь по кругу. Словно за спину хочет зайти.

Запрыгивает снова, и очередная бочка чуть шатается. Пустая!

Бросок, и я уже под ним, уклоняюсь от быстрого укола и бью ногой в верхний край. Федерико охает, теряя равновесие, падает вниз, но сразу же откатывается в сторону.

Слишком медленно.

Один шаг. Второй. Замираю прямо над ним, прижимаю ногой руку с оружием. Замахиваюсь и вгоняю саблю в доски, аккурат у его лица.

Толпа замирает. Лицо Федерико на мгновение искажает страх, а на щеке набухает капля крови. Совсем небольшая. Порез не толще волоса.

Наклоняюсь над ним и собираю красную влагу пальцами.

– До первой крови, – говорю громко, чтобы команда слышала.

Смотрю на Энзо и показываю руку. Оттягиваю разрезаную ткань на груди, чтобы удостоверился – сын меня не задел.

– А я так яблочек хотел поесть, – смеется Федерико и разваливается на палубе звездочкой. – Папа, где ты это рыжее чудо откопал? – говорит он, глядя в распахнутое сизое небо.

– Ему не повезло напороться на меня в море, – отвечаю, усмехнувшись, пытаюсь восстановить дыхание. – Вот приходится теперь опекать.

Парень приподнимается на локтях и бросает в мою сторону смешливый взгляд.

– Ладно, забирай свои яблоки. Но пирог я тоже есть буду! – и трясет указательным пальцем в мою сторону.

– Расходитесь, – говорит Энзо команде. Грозно, напряженно: – Цирк уехал. Федерико, позорник, иди уже спать! Как девка дерешься, – ворчит пират и хмурится. – А ты, – подходит ко мне. Окидывает беспокойным взглядом, будто проверяет все ли в порядке. – А с тобой мы в каюте поговорим.

Сын прыскает, машет мне «пока-пока» и исчезает в толпе моряков.

Я не знаю, почему злюсь. Все обошлось. Федерико отделался царапиной, а с Арии не слетел и волосок. Но меня выламывает, словно я в бурлящем котле побывал.

Когда лезвие рассекло ее рубашку, я думал задохнусь. Это и возбуждало и пугало меня. А если не сможет, а если даст слабину?

Но когда фурия прижала сына к полу, я выдохнул с облегчением. Будто пружина дернулась внутри, и поясницу обдало жутким жаром.

А эти взгляды. Мужики сжирали ее заживо. Как она не видит? Красуется подтянутыми ягодицами и сводит меня с ума.

К каюте идем молча. Она сияет, ее распирает счастье победы. Вижу, как Скадэ салютирует ей, одобряя. С тобой я еще разберусь, морячок. Позже.

Сначала думаю пустить ее в душ, но, как только дверь захлопывается за спиной, я срываюсь.

Тяну Арию назад, прижимаю собой к стене, впечатываю в доски. Целую и кусаю, до безобразия хаотично и настойчиво. Не даю ей даже вдох сделать.

– Сводишь меня с ума…

Смеется. Заразительно, тяжело. Смотрит пристально, будто гвозди в меня заколачивает.

– Вроде не думала даже с ума тебя сводить, – на мне еще рубашка со шнуровкой, и Ария резко вытягивает ее из штанов и запускает руки под плотную ткань. Царапает, ласкает, скользит ладонями от пояса к груди, впивается ногтями в спину.

Перехватываю ее руки и веду назад, к животу. Опускаю.

– Не бойся.

– Энзо, – девушка заглядывает мне в глаза, а пальцы пока медленно скользят по застежке штанов. Так медленно, что я сейчас точно рехнусь. Щелчок. Одна пуговица. Вторая. В голове полнейшая пустота и непроницаемый мрак. – Я тебя не боюсь, – выдыхает она с улыбкой, а рука уже на последней пуговице. Замирает. Дразнится, паршивка!

Веду ладонью по ее животу вниз, вторую вплетаю в волосы и немного оттягиваю назад, заставляя раскрыть шею.

– Боишься… Медлишь. Смущаешься и краснеешь, – запускаю пальцы под расслабленный пояс ее брюк и касаюсь мягкого трикотажа под ними. Я видел, что Ария купила себе белье, сжирал ее глазами, когда она переодевалась.

– Не боюсь, – под густыми ресницами ревет настоящий вулкан, синева темнеет, превращаясь из спокойного простора в штормовое море.

Пальцы поддевают ткань белья и ныряют вниз, сжимают меня, вырывая из груди сдавленный глухой стон.

– Арья! Негодяйка, – шепчу и кусаю ее подбородок. Мягко погружаю пальцы и позволяю ей прижаться ко мне сильней. Влажная, горячая. Меня ведет от ее шаловливых пальцев. В висках стучит не пульс, а барабанный бой.

Ее дыхание тяжелеет, срывается. Ария хватает воздух пересохшими губами и сжимает зубы, сдерживая стон. У меня перед глазами плывет от мягких движений ее руки, неуверенных, но нежных.

– Эй… тише, не спеши, – выскальзываю из ее лона и отстраняюсь. Мне нужно выдохнуть, иначе сломаюсь. – Иди сюда… Я буду долго тебя наказывать.

Возле кровати чувствительно толкаю Арию, заставляя лечь на спину, и тяну за ноги к себе. Скидываю ее ноги на пол, сгибая в коленях. Стаскиваю брюки: и ее, и свои. Распахнув худенькие ноги любуюсь несколько секунд, а когда девушка подается вперед, словно просит меня приблизиться, опускаюсь и невесомо провожу губами над ее складочками.

Она выгибается дугой и закрывает лицо руками, что-то шепчет, всхлипывает, зажимает рот. Не такая уж и смелая, как я посмотрю. Казалось бы, сейчас уже стыдиться нечего, но нет! Краснеет так умилительно, щеки маковым цветом горят. Касаюсь ее живота, прижимаю к постели. Не денешься никуда, фурия, буду мучить, пока не взмолишься о пощаде. Или пока у меня не сгорит все к такой-то матери.