Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин

Находясь в отпуске, Сталин чаще всего писал именно Молотову. Обращался к нему по фамилии или по имени, шутя — то Молотович, то Молотошвили, то «Молотштейну привет!». В 1930 году Вячеслав Михайлович стал главой правительства.

Многие авторы пишут, что Молотов не только на равных разговаривал со Сталиным, но даже осмеливался ему возражать. В реальности он, напротив, неизменно угождал вождю, доказывая свою полезность. Он стал грамотным и надежным исполнителем сталинской воли во всем — в экономической политике, в дипломатии и в репрессиях. Молотов, пожалуй, единственный в политбюро понимал масштабность сталинских замыслов и полностью их поддерживал. Он был невероятно холодным человеком. Чужие страдания его никогда не трогали. Любопытная деталь: у Молотова, такого жесткого политика, было вялое рукопожатие слабохарактерного человека…

4 мая 1939 года Молотов приступил еще и к исполнению обязанностей народного комиссара иностранных дел. Был ли он готов к роли главного дипломата страны?

«Неглупый, с характером, но ограниченный, тупой, без воображения, — таким его запомнил Лев Троцкий. — Европы он не знает, на иностранных языках не читает».

Вячеслав Михайлович идеально подходил для сталинской дипломатии. Ведь в его задачу вовсе не входило научиться ладить с другими государствами. Прочитав проект одного из докладов Молотова, Сталин написал ему короткую записку, отметив как удачную международную часть доклада: «Вышло хорошо. Уверенно-пренебрежительный тон в отношении “великих держав”, вера в свои силы, деликатно-простой плевок в котел хорохорящихся “держав”, — очень хорошо. Пусть “кушают”».

Сталин и Молотов стали архитекторами внезапного (для остального мира) и резкого поворота во внешней политике страны, который закончился партнерскими отношениями с нацистской Германией.

Что привело к сближению Москвы с Берлином?

Взаимный интерес.

Адольфу Гитлеру доложили, что без поставок советского сырья увеличение военного производства исключено, следовательно, невозможно и военное противостояние с западными державами. Если вермахт желает воевать, ему нужны прочные торговые отношения с Советским Союзом.

Охваченный стремлением расширить свою империю, Гитлер до последнего колебался: с кем ему воевать и против кого? И западные демократии, и коммунистический Советский Союз в равной степени были врагами, которых следовало сокрушить, чтобы дать Германии простор и преобразовать европейское пространство.

5 января 1939 года Гитлер принял польского министра иностранных дел полковника Юзефа Бека. Фюрер практически откровенно предложил ему военный союз:

— Каждая использованная против СССР польская дивизия означает экономию одной немецкой дивизии.

Министр Бек отверг предложение фюрера.

Польские власти испытывали давнюю неприязнь к советскому руководству. Боялись Сталина. Но ясно понимали, что Гитлер еще опаснее. В конце января 1939 года министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп поехал в Варшаву, чтобы предпринять последнюю попытку объединиться с Польшей против русских.

«Риббентроп пытался вовлечь нас в антирусскую комбинацию, — вспоминал Юзеф Бек. — В ответ ему было сказано, что мы (поляки) очень серьезно относимся к нашему договору о ненападении с Россией и рассматриваем его как долгосрочное решение».

Германия требовала от Польши отказаться от «вольного города Данцига», который должен стать немецким городом, и разрешить прокладку к Данцигу экстерриториальной автострады и железнодорожной линии. Польское руководство ультиматум отвергло.

Тогда Гитлер принял окончательное решение: первый удар будет нанесен по Польше, раз она не желает исполнять требования Германии. Реакции Англии и Франции Гитлер не боялся — западные демократы не решатся воевать. А вот как поведет себя Сталин, этого в Берлине не знали. Если Советский Союз окажет Польше военную поддержку, исход военной кампании становится неопределенным…

Что двигало Сталиным, когда он затевал партнерство с Берлином?

Он решил, что хватит заниматься только внутренними делами. Пора выходить на мировую арену и играть по-крупному. Он наблюдал за тем, как хваткий и уверенный в себе Гитлер получает все, что желает. Старая Европа пасовала перед его напором, наглостью и цинизмом. А в Кремле сидели не менее напористые, хваткие и циничные люди.

10 марта 1939 года, выступая на XVIII съезде партии, Сталин говорил, что западные державы пытаются «поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований».

Считается, что выступление Сталина знаменовало перелом в советской внешней политике. На самом деле ослепленный ненавистью к западным демократиям Сталин давно шел к этому шагу. По существу он предлагал Гитлеру отказаться от вражды к Советскому Союзу, а в обмен получить поддержку в противостоянии западному миру.

21 апреля 1939 года отношения с Германией Сталин обсуждал вместе с Молотовым и Ворошиловым. На совещание был вызван нарком иностранных дел Максим Максимович Литвинов — в последний раз (через две недели он лишится должности), его заместитель Владимир Петрович Потемкин, полпред в Англии Иван Михайлович Майский и полпред в Германии Алексей Федорович Мерекалов.

Спросили мнение Мерекалова. Он ответил, что Гитлер все равно будет стремиться к агрессии против Советского Союза, из этого и надо исходить. Сближение невозможно.

Сталин думал иначе, и в Берлин Алексей Федорович не вернулся.

4 мая 1939 года Вячеслав Михайлович Молотов стал наркомом иностранных дел. Отставка наркома Литвинова, еврея и сторонника системы коллективной безопасности, привлекла внимание Гитлера.

Германская печать и партийно-пропагандистский аппарат получили указание прекратить критику Советского Союза и большевизма, писать о новом наркоме Молотове в уважительном тоне и не упоминать, что его жена еврейка. Но ни Берлин, ни Москва никак не могли решиться на откровенный разговор о политическом сближении. Наступило время хитрого дипломатического маневрирования.

Ситуация в Европе накалялась. Дело шло к войне. Предстояло определиться, кого поддерживать — Гитлера или западные демократии?

Советские историки утверждали, что пакт с Гитлером был подписан ради того, чтобы сорвать образование единого антисоветского фронта. Москва желала образовать единый антигитлеровский фронт в Европе, но западные державы не хотели объединяться с Советским Союзом и надеялись натравить на него нацистскую Германию. Пытаясь избежать изоляции, Сталин и Молотов подписали пакт с Гитлером и Риббентропом…

В реальности ситуация была другой. Изоляция Советскому Союзу не грозила.

Объединиться с Гитлером демократии Запада не могли. Другое дело, что они не хотели воевать, помня, какой катастрофой стала Первая мировая, и долгое время шли Гитлеру на уступки, наивно надеясь, что фюрер удовлетворится малым. Но уступать и становиться союзниками — это принципиально разные подходы к политике.