Псоглавцы - Алексей Маврин

С какой же силой Кирилл может столкнуться здесь, на карьерах? С псоглавцами? Псоглавцы одолели СССР? Это смешно, хотя сейчас и не до смеха. Нет, всё устроено как-то иначе. В том, что под обломками совка выжили древние псоглавцы, какой-то совсем иной смысл. Хотя всё равно жуткий.

Наблюдательная вышка оказалась квадратной деревянной башней высотой с четырёхэтажный дом. Снаружи она была обита досками. Для устойчивости её пристроили к торцу большого сарая, скорее всего ангара. Вот посмотрю на горящий карьер сверху и сразу уберусь отсюда, сказал себе Кирилл, огибая валявшуюся на пути огромную катушку для электрокабеля.

На нижнем ярусе вышки была дверь. Кирилл вошёл и оказался в узком и высоком помещении с земляным полом, дощатыми стенами и потолком. Доски были наколочены тяп-ляп, и потому сквозь щели всё было освещено так, что никаких окошек и не требовалось. Другая дверь, по левую руку, вела в сарай, чтобы из сарая можно было подняться на вышку, не выходя на улицу. Эта дверь была прикрыта, и Кирилл не стал проверять, забита она гвоздями или нет.

Потолок находился на уровне пола третьего этажа, на уровне чердака в сарае. Видимо, он разделял башню по высоте пополам. В потолочный люк вела массивная приставная лестница с грязными перекладинами-ступеньками.

Кирилл пошатал её — лестница казалась крепкой. Высоты Кирилл не боялся. Точнее, конечно, боялся, но не настолько, чтобы терять самообладание. Прошлым летом он всё хотел съездить в Тушино поучиться прыгать с парашютом, но одолела лень. Впрочем, сейчас парашюта у него всё равно не имелось и навык бы не пригодился.

Кирилл осторожно полез наверх. Лестница играла под руками и ногами и ощутимо прогибалась. Кирилл понял, что главная опасность при таком подъёме заключается не в том, что лестница сломается или упадёт, а в том, что она, стоя, перевернётся вниз грузом, то есть вниз им, Кириллом, и он попросту сорвётся с лестницы, как с лошади.

Он благополучно добрался до потолка, пролез в люк и оказался на втором ярусе вышки. Здесь всё было почти так же, как и внизу, только пол не земляной. Пусто и светло. Дощатые щелястые стенки без окон. Слева — снова закрытая дверь, теперь уже на чердак сарая. Потолок — верхний помост вышки, и в люке белело небо.

Кирилл принялся вытаскивать тяжёлую лестницу из люка в полу, чтобы подставить её к люку в потолке. Лестница цеплялась за края проёма торчащими концами ступенек, и Кирилл намучился, пока выволок всю эту бандуру. Он просунул верхний конец лестницы в верхний люк и упёр нижний конец в брус, специально для этого приколоченный к полу. Теперь можно было подниматься дальше.

Внутри башни было затхло, пахло пылью и старой древесиной. Едва Кирилл высунул голову из верхнего люка, его обдало ветерком и горечью торфяной гари. И всё равно дышалось тут легче.

Кирилл встал на помосте в полный рост и огляделся. Он думал, что с вышки увидит всё пространство карьеров, но забыл про мглу. Сверху карьеры и вправду просматривались довольно далеко, однако торфяные разрезы оказались куда обширнее, чем поле зрения.

Кирилл подошёл к доскам ограды. Горящий котлован находился где-то в полукилометре от вышки. В белёсом тумане чернел ровный край плоской выработки. Открытого огня там не было: вся выработка тихо курилась рваными серыми дымами, словно остывающая лава. Кирилл представил, какой там жар: как в печке-микроволновке. Всё, что попадает туда, не вспыхивает, а обугливается, истлевает изнутри. Не приведи боже угодить туда человеку…

Кирилл вспомнил, как он метался в дренажной канаве. А если бы канава горела? Если бы пожар пожирал землю под ногами, стенки траншеи, землю вокруг траншеи?.. Как выбраться? По раскалённому борту рва не вскарабкаешься. Прыгнуть на край обрыва, как прыгнул он, — всё равно что упасть на сковородку. В горящем котловане — гибель. Куда более мучительная, чем на костре инквизиции. Здесь не умрёшь от болевого шока через несколько секунд. Здесь, корчась и хрипя, медленно зажаришься, пройдя через все страдания до самого предела. Смерть на пытке… А труп ещё будет дёргаться, как живой, допекаясь, пока мясо и хрящи не станут комьями сажи на закопченных костях, но и кости ещё не сразу превратятся в пепел.

А может, человеческое тело в горящем торфяном котловане самовозгорается? Кирилл видел по TV документальное исследование про феномен самовозгорания. Это по каким-то химическим причинам вспыхивает сало или жир. От торфа загорится одежда, от неё — ляжки, задница и брюхо. Человек горит, как Буратино, остаётся только выжженный изнутри горшок черепа, руки и ступни.

Кирилл замотал головой, отгоняя эти кошмары.

Он стал рассматривать окрестности. Сверху было видно, что над простором торфоразработок гулял порывистый ветер. Он шевелил и перемешивал дым пожара, отбеливая его до мглы. По земляной дороге к городку бежали два пыльных вихря. Можно было подумать, что это какие-то живые существа, оборотни, но ветер время от времени ронял их, они рассыпались, и становилось ясно, что это — лишь торфяной прах. Ветер унёс его куда-то в закоулки городка.

Вокруг вышки и построек раскинулись, тая во мгле, гряды буртов и котлованы — широкие и плоские, словно миски-кюветы. В одном из котлованов Кирилл увидел остов экскаватора, в других волнами лежали валки из торфяных брикетов — их не успели сгрести в бурты.

Пройдёт двадцать лет, и бурты станут низкими холмами, рвы — ложбинами, котлованы — впадинами, натечёт вода, образуется болото, вырастут деревца, и ещё через пол века ничего не будет напоминать о карьерах. На горячем ржавом железе экскаваторного ковша будут прыгать лягушки, а случайный турист удивится: каким образом и за каким чёртом предки затащили в болото эту тяжеленную фиговину?

Неподалёку от вышки Кирилл заметил узкоколейку. Значит, сюда можно подъехать на дрезине, а он, дурак, шёл пешком. Да и ладно. Внизу темнели дырявые крыши сараев, весь городок был как на ладони. Здесь не псоглавцев надо ловить, а играть в пейнтбол.

Кирилл привык к тишине, которую нарушал только он сам, но вдруг откуда-то снизу донёсся отчётливый, недвусмысленный скрежет закосневших дверных петель. Нет, под ветром дверь зазвучала бы не так — она бы скрипнула виновато, неуверенно, приглушённо. А сейчас кто-то спокойно и по-хозяйски открыл её на весь размах.

Кирилл тотчас вспомнил, что ветер прогнал по дороге и замёл в городок два пылевых вихря. Нет, сколько ни отмахивайся от мороков собственного воображения — не помогает, слишком тут всё зловеще. Страх рождается сам, как испарения на болоте. Кирилл опустился на колени перед люком в помосте и глянул вниз. Через проём верхнего люка можно было видеть только второй ярус вышки. Что происходит на первом — неизвестно. Нижний люк насквозь не просматривался.

Однако Кирилл слышал шаги, потом ещё раз скрипнула дверь, потом раздался совсем непонятный звук вроде рычания… Может, это всё-таки Лиза ищет его на вышке?.. Но Лиза не рычит как зверь. И Лиза наверняка знает, что рядом узкоколейка, и не придёт сюда пешком. Кирилл оглянулся: дрезины на узкоколейке не было. И ещё Лиза не стала бы ходить просто так и скрипеть дверью. Она не может кричать, а потому привлекла бы внимание Кирилла каким-нибудь шумом — погремела бы досками, железяками… А те, кто ходил внизу, не шумели, хоть и не таились.