Чернобыль. Обитель зла - Виктор Володин

Военные сталкеры, между тем, явно не успевали добежать до леса. Триста метров до опушки, а до ближайшего преследователя – от силы десять.

Музыкант дернулся было к своему карабину, однако Новокаин отрывисто скомандовал:

– Отставить! Их слишком много. И воякам не поможем, и сами попалимся!

Ромка, скрепя сердце, снял палец со спускового крючка.

Из толпы вылетел камень, ударил военного сталкера сзади по шлему. Вряд ли он причинил какой-то вред, но с ног сбил. Остальные двое невольно притормозили – и тут их настигли.

Сталкеры смотрели и видели, как ползут и меняются формы преследователей, как на месте людей появляются многорукие и многоногие фигуры, будто бы вылепленные из серого пластилина. Они окружили военных, и началась возня. Из копошащейся толпы раздалось несколько выстрелов, одна из фигур брызнула в стороны ошметками своей серой плоти и повалилась неподвижно, но остальных это не удержало ни на секунду. Они все так же метались вокруг окруженных военных, не издавая ни звука. А изнутри этой безумной толпы раздавались выстрелы и слышались крики.

Потом выстрелы смолкли и Новокаин со товарищи увидели, что твари поволокли прочь от леса три дергающихся, извивающихся свертка, сделанных как будто из паутины. Внутри свертков угадывались человеческие тела, и не имело смысла ломать голову над тем, кому они принадлежали.

Страшная процессия скрылась. Гарик опустил бинокль и вдруг сложился пополам в приступе жесточайшей рвоты. Музыкант и Новокаин, которых просто била крупная дрожь, посмотрели на него с сочувствием. Каждый из них мог сказать, что сейчас перед его глазами развернулась одна из самых мерзких сцен в жизни.

Черный выпрямился. Достав из мешка рулон туалетной бумаги, он оторвал от него хороший кусок, вытер рот, а потом еще и прополоскал его водой из фляги.

– Пацаны, а пойдем-ка мы домой! – сказал он почти жалобно. И возражений не последовало.

Они почти выбрались к той части Зоны, что уже считалась нормальной, как что-то зашуршало в ветках и им под ноги упала черная стекляшка. Сталкеры, ощетинившись стволами, метнули взгляды по сторонам. Но не увидели никого и ничего.

Еще шелест – и вторая черная стекляшка упала метрах в десяти. Как будто кто-то внимательный решил-таки оказать троим «посетителям» поощрение.

Сталкеры немного поколебались, а потом решили, что, пожалуй, две тысячи долларов будут не лишними… Осторожно, в каждую секунду ожидая подвоха, они подобрали стекляшки, завернули их в тряпки и положили в рюкзак Новокаина.

Они шли домой и мечтали только о том, как завалятся в «Подснежник» и нарежутся в дым. И некоторое время близко не подойдут к Зоне.

Майор ФСБ Сергей Гордин. Лена приходит в себя

До самого вечера Зарембо ходил мрачнее тучи. Я понимал генерала – он всегда переживал за своих подчиненных, потому что всю команду ученых собирал лично. Отношение к подобному коллективу всегда иное, чем к тому, который скомпонован незнакомым дядей и отдан тебе в пользование.

Петра отвезли в ведомственную психиатрическую больницу. Еще была надежда на то, что его удастся вылечить, вытащив его сознание из пасти безумия.

В пять часов Зарембо позвонил мне и сказал, что надо поговорить. Я поднялся в кабинет к генералу. Степан Иванович сидел за столом. Пиджак его валялся на втором столе. В рубашке с расстегнутым воротом, сосредоточенный и мрачный, Зарембо казался натурально страшным.

– Присаживайся, – кивнул он, достал из сейфа два стакана и большую бутылку коньяка. – Выпей со мной, Сережа. А то мне одному противно.

Я кивнул. Нервы сегодня нам измочалило крепко, так почему бы и не принять для успокоения малость допинга.

Генерал плеснул щедрой рукой, и мои соображения насчет «малости» были моментально развеяны в прах. Кажется, генерал настроился на вполне ударную дозу спиртного.

– Ну что, давай дернем, – кивнул генерал и одним махом втянул в себя содержимое стакана. Я немного поколебался, а потом сделал то же самое. Коньяк прокатился по пищеводу теплым мохнатым клубком.

Генерал, спохватившись, вытащил из сейфа початую пачку печенья и нераспечатанную плитку шоколада. Бросил все это на стол и сказал:

– Короче, врачи диагноза пока не ставили. И от прогнозов на выздоровление воздерживаются. Но мне кажется, что он поправится.

– Должен, – кивнул я. – Петр пострадал из-за той странной песни, которая была им добыта из линзы. А она воздействовала на него не так уж и долго. Должен поправиться.

– Я тоже так думаю, – сказал генерал. Потом пристально посмотрел на меня и добавил:

– Кстати, убери эту гадость из своего кабинета куда-нибудь подальше. Потому что она тоже тебе на мозги капает.

– Уже сделал, – ответил я, – Отдал в спец-хранилище. Ее там упаковали в контейнер, непроницаемый для радиоволн, так что проблем больше быть не должно.

– Хреновым методом мы получили ответ на вопрос, как пострадали девочки. Лежала у них эта дурацкая стекляшка и мало-помалу на мозги капала. И кончилось все, как и полагается, очень хреново.

– Ага. А Петр вместо растянутого воздействия малыми дозами получил лошадиную и сразу. Тоже логично, – поддержал я.

Зарембо снова налил коньяка.

– Короче, Сережа, срочно ищи ту суку, которая возит сюда эту гадость! Я все усилия приложу, чтоб его посадить! – сказал он.

– Ищем. Я же говорил, что попросил знакомых поинтересоваться, кто и что. Как минимум, за одного ручаюсь, что постарается как надо. Потому что есть шкурный интерес: если внутренние органы начнут трясти рынок «бонусов», то прибыли он лишится надолго. Ему этого не надо.

– Прибыли они лишатся! – невесело воскликнул Степан Иванович. – Поражаюсь я природе человеческой! Как только появляется что-то, чего трогать нельзя ни под каким предлогом – немедленно находится куча придурков, желающих попробовать новый запретный плод. Это какая-то генетически встроенная тяга к самоубийству.

– Да уж. Человек – сам абзац своего счастья! – подтвердил я.

Потом мы долго говорили обо всем, но только не о работе. Сегодня она и так попортила нам немало крови.

В итоге беседы для меня вызвали водителя, потому что выпил я значительно больше пятидесяти граммов, которые для меня были дозволенной дозой при посадке за руль. Было странно ехать на пассажирском сиденье в машине, которую ты обычно водишь сам. Я чувствовал себя некомфортно, как и полагается водителю, оказавшемуся в подобном положении. Ему ведь постоянно кажется, что он лучше знает, как надо было себя вести в каждом текущем моменте.

На полпути к дому у меня в кармане запищал мобильный телефон. Честно говоря, я даже обрадовался – можно будет хоть ненадолго отвлечься от всех этих наших загадок и нестыковок.

Бросив взгляд на экран мобильника, я узнал номер Марии Евгеньевны Кижеватовой. Стало интересно – что она мне расскажет в этот раз.