Самый вкусный пирог в мире - Лариса Петровичева

Думал ли я неделю назад, что буду вот так идти по лесочку, собирать грибы, наслаждаться тихим осенним днем?

Жизнь изменилась, перевернулась с ног на голову, и сейчас я был этому рад.

Через полчаса спокойной прогулки я наконец-то вышел к нагромождению серо-коричневых камней. Они громоздились так, что со стороны действительно напоминали лежащего дракона – вот голова, вот россыпь костей хвоста, вот крыло свесилось. На одном из камней красовалась надпись: «Тут был Жоан».

- Никакого воспитания, - вздохнул я, пристроил шляпу с грибами в траве и, подойдя к камням, принялся бродить рядом и ворошить стебли и листву. Вроде бы что-то сверкнуло – нет, показалось. Никаких желтых камешков здесь не было.

Впрочем, это не помешает романтическому настроению. Соберем грибов, посидим у камней с бутылочкой вина и легкой закуской – можно будет прийти завтра. Дождь проморосил с утра, но все уже просохло.

Под березовым листком что-то блеснуло. Я нагнулся и выковырнул из земли желтый гладкий камешек с красноватыми прожилками в темной глубине. Стер с него грязь – красивый. Надо будет припрятать его где-нибудь, чтобы Глория потом нашла.

Сзади что-то прострекотало. Я обернулся – никого. Золотая осень рассыпала листву, низкое серое небо скучало, не собираясь проливать дождь. Пахло травой и грибами.

Грибы. Моя шляпа упала, рассыпав их, словно пришлась на дороге у того, кто небрежно оттолкнул ее ногой.

В ту же минуту меня ударило в спину, сбило с ног и, подхватив, подбросило в воздух. Все закружилось и завертелось, я заорал от ужаса так, что из ветвей выпорхнули птицы, и увидел длинные и тонкие палки, которые крутили меня, окутывая грязно-серой нитью.

Застрекотало громче. Нить скользнула по рукам, и запястья онемели. Голова поплыла – еще немного, и я потеряю сознание. Березы скользнули золотой каруселью, меня уронило вниз и, подхватив возле самой земли, подбросило к животам туч.

Не палки, подумал я, задыхаясь от страха, захлебываясь своим голосом. Это были паучьи ноги – многосуставчатые, покрытые редкими белыми волосками. По спине разливался холод, и я почувствовал, как кровь медленно наполняет рот.

- Помогите… - выдохнул я, заваливаясь в темноту. В стороне мелькнули грозди блестящих черных глаз, и все померкло.

8.2

Глория

- Барыня! Ох, барыня…

Женщина вбежала в магазинчик, привалилась к стене, пытаясь отдышаться, и прижала руку к груди, на которую можно было поставить ведро воды, не расплескав ни капли. Я вдруг почувствовала, что во мне натянулись и зазвенели невидимые струнки – верный знак опасности.

Что-то случилось. Что-то очень плохое. Кожа на загривке заледенела – как всегда, когда предстояла тяжелая и сложная работа.

- Что случилось? – спросила я. Колобок, которого я делала, шевельнулся на серебряной пластинке: я запечатала его заклинанием, понимая, что вернусь к работе позже, и вышла из-за стола.

- Ох, барыня, беда… - выдохнула женщина. – Мы с Марией, да с Келви, да с Танни травки в лесу собирали. Пошли домой, нам навстречу муж ваш шел. Мы из лесу, он в лес. Ну вроде все ничего. А потом из лесу как закричали! Ну вот чисто режут кого! Боги милосердные, страх-то какой, видно, случилось что!

- Пауки, - я услышала голос Аврелия и внезапно поняла, что потрошу ящичек с боевыми артефактами. Виктор пошел в лес, и там с ним что-то случилось, и я должна спешить – его ведь еще можно спасти, не может же случиться так, что все вдруг возьмет и закончится. Сердце колотилось так, что я с трудом разбирала слова через его стук. – Много лет назад в лесу жили хищные пауки. Читали о них? Знаете, что это такое?

- Читала, - выдохнула я, глядя в лицо Аврелия. – Что-то вроде ваших аскорубов.

Он осторожно развернул меня к себе за плечи – я сказала себе, что мне надо успокоиться и не трястись так. Пауки, что у нас было против пауков, которые, по всей видимости, любят полакомиться человечиной?  Вархун и Локус расправились с аскорубом из зазеркалья, пригодятся и тут. Нет, мне надо успокоиться, а то все плывет перед глазами, и, волнуясь так, я не смогу спасти Виктора…

- Белый огонь, - медленно проговорил Аврелий, глядя мне в глаза. – Вам объясняли это заклинание?

Я прикрыла глаза, вспоминая: сеть заклинания ткалась по кругу так, что в итоге получался цветок. Да, создается долго, но действует сразу и наверняка.

- Я успею его соткать, пока буду идти в лес, - прошептала я. – И нужен исцеляющий артефакт, если Виктор отравлен.

Я примерно представляла, что такие пауки делают со своими жертвами: наполняют ядом, кутают в паутину и подвешивают в лесу – жертва умрет, мясо превратится в нежное желе, и паук его высосет. У меня слишком живая фантазия, от представленной картины затошнило так, что я зажала нос и рот.

Виктор. Виктор.

Надо бежать. Надо успеть.

В следующую минуту я уже мчалась по улице, одной рукой швыряя себе под ноги заклинание Легкого парения, которое не давало устать или сбавить скорость, а другой выплетая сеть Белого огня. Успею, успею. Брошу сеть на этот лесочек, чтоб ему пусто было, и всех пауков потом выметут домашним веником. В ушах звенели слова, которые Аврелий бросил мне вслед: «Принесите его в ваш дом, а я выведу яд из раны».

Лишь бы успеть, лишь бы только успеть.

Я поймала себя на мысли о том, что мое сознание раздвоилось. Так иногда бывало на тренировках: часть меня работала как хорошо смазанный механизм, не знающий ошибок и провалов, а другая могла позволить себе думать о повседневных вещах.

Сейчас эта часть думала о Викторе и тряслась от накатывающих волн страха. А если я не успею, и он умрет? Какая-нибудь из моих циничных однокурсниц сказала бы: ну и ничего страшного, унаследуешь все его капиталы и заживешь припеваючи, он тебя, в конце концов, взял в жены из-за пирога. Я вылетела из города и бросилась в сторону леса – вот он стоит, такой легкий, золотой, весь пронизанный солнечным светом, весь невесомый и хрустальный, так и приглашает пойти по тропинке, присесть на пенек, отдохнуть… Нет, Виктор не может умереть. Мне будет слишком больно и плохо, если он умрет.

Я тогда потеряю очень большую часть своей жизни. Насколько она велика, я поняла только сейчас.

Тропинка вилась среди берез, медленно и лениво рассыпавших листья. Я остановилась, постояла,