Куявия - Юрий Никитин

Иггельд с жалостью и сочувствием смотрел на троих мужчин иодну девушку, что вели под уздцы тяжело нагруженных коней. Вечер уже поджегоблака, закат огромный, кровавый, на полнеба, скоро стемнеет, переселенцы этознали и, сами едва не падая от усталости после изнурительного подъема поопасной горной дороге, сейчас тащили коней под уздцы, понукали, обещали скорыйотдых, отборное зерно и сладкую воду.

Они остановились на площади, смотрят в растерянности, где жепостоялый двор, как можно без постоялого двора, что-то спрашивали местных. Имуказывали в разные стороны, а женщине, как заметил Иггельд, указали прямо нанего. Она оставила коней, пошла в его сторону быстрым шагом, высокая,собранная, в сером бесформенном плаще, скрывавшем фигуру.

В трех шагах сбросила капюшон, и словно солнце вспыхнуло наплощади, оранжевый свет победно пошел от гривы длинных золотых волос, а большоебагровое солнце над вершинами гор помолодело и чуть приподнялось, чтобыпосмотреть на свое юное отражение. Золотые волосы освобожденно хлынули поплечам и спине, теперь он видел, что это молодая, очень стройная девушка,гибкая, но с сильным развитым телом. В ее лице он сразу прочел отвагу ирешительность, даже дерзость, она смотрела влюбленными и вместе с темудивленными глазами, и еще он успел увидеть, но не рассмотреть крупные, синие,как небо над горами, глаза.

– Иггельд! – услышал он ее чистый, немногохрипловатый голос, в нем звучало сильнейшее изумление. – Я даже не думала,что вырастешь таким красивым и таким… громадным.

Он всмотрелся внимательнее, ее остроскулое лицо словнорастопилось, превратилось в круглое детское, исчез прицельный прищур, взор сталпо-детски ясным и чистым. Он запнулся, спросил с неуверенностью:

– Яська?

Она счастливо засмеялась, бросилась на шею, обняла, жаркорасцеловала.

– Все-таки узнал?.. Мы же десять лет не виделись, да?

– Яська, – прошептал он, обнимая ее крепко инежно, – дорогая моя… Как же ты изменилась! Почему мне казалось, что тыдолжна навсегда остаться такой… ну, сопливой, как была?

Она выдралась из его объятий, возразила негодующе, хотяглаза смеялись:

– Я никогда сопливой не была! Это ты… Ладно, я всебросила, когда услышала про Долину Иггельда. Ты мне местечко возле себянайдешь? Или, если возле тебя занято, хоть где-нибудь?

Он смотрел с нежностью в ее бесконечно милое доброе лицо.Они жили бедно, очень бедно, он не помнил такого дня, чтобы ему не хотелосьесть, и не помнил дня, чтобы не работал по дому, не помогал в поле. У неговроде бы появлялись братья и сестры, но часто случались неурожаи, а было и такое,что страшная засуха терзала их землю семь лет подряд, крикливые комочкизатихали, потом исчезали. Выжили только они с Яськой, в их полуголодной семьемать оставляла им одну лепешку на двоих и уходила помогать отцу, так вот этамалолетняя сестра с презрительным видом отворачивалась от лепешки и говорила,что не голодна, что лепешка уже засохла, черствая, невкусная.

У него сердце защемило, в щеки с силой ударила горячаяволна. А ведь он с облегчением хватал лепешку и жадно пожирал ее сам, один!

– Ты стала сильной, – сказал он с грустью. –Работала много?.. Но ты еще и очень красивая, Яська!

– На себя посмотри, – ответила она дерзко. –Так ты найдешь мне местечко? Ты прав, я работала жестоко, берусь за любуюработу. Еще мне приходилось… защищаться, как ты понимаешь. Я в самом делесильная, умею драться. Так что я надеюсь, что ты научишь меня… обращаться сдраконами?

Он ахнул, отшатнулся.

– Яська! Ни одна женщина… Это же чисто мужское дело!

– Почему? – спросила она. – Почему? Ты ведь всвоей Долине строишь новый мир? Говорят, даже создаешь собственное племя? Вот исоздавай!

Иггельд тогда не нашелся, что ответить, просто ввел ее в доми велел отдыхать, набираться сил, но хитрая Яська быстро сдружилась со Шварноми Чудином, Иггельд ахнул, когда Чудин съездил с Яськой в Город Драконов, авернулись уже с дракончиком.

– Это мой зайчик, – объявила Яська. – Я еготак и буду звать! Мой замечательный Зайчик. Он и по цвету такой же, верно?Серенький, тепленький, добрый… Я буду делать все, что скажешь, а в свободноевремя выращивать из него большого и красивого дракона. Вон добрый Чудинпообещал всему научить… ты же добрый, Чудин, верно?

Чудин покраснел, засмущался, потупил взор и начал ковырятьсапогом землю. Иггельд скривился, но лишь развел руками.

* * *

Однажды через ворота проехал огромный закованный в железовсадник. Конь под ним шел спокойно, не ронял пену, не дрожал, хотя следом нетащился заводной конь, а позади всадника на конском крупе покачивалсяобъемистый тюк.

Стражи уважительно провожали взглядами гостя. Свирепый ветерлишь распушил конский хвост и потрепал гриву, а конь даже не ускорил шага, да исам всадник не изволил оглянуться. Спокойно и неторопливо доехал до площади,спросил Иггельда, дождался, когда Иггельд вышел из самого добротного ипросторного дома.

– Ну, – прогудел он могучим, как рев драконаголосом, – принимай еще… поселенца.

Он неторопливо снял закрывающий лицо шлем.

Иггельд ахнул:

– Ратша!

Великан соскочил на землю, хорошо подогнанная груда железана нем даже не звякнула, раскинул руки, улыбка растянула губы едва ли не шире,чем раскинул руки:

– Дай тебя обнять… Ты стал еще крепче, настоящеедерево!.. Нет, у тебя тело как из камня. Ты, случаем, не из рода каменныхисполинов?

– Случаем, нет, – ответил Иггельд,улыбаясь. – Хотя кто знает? Мы, простолюдье, не ведем родословных. Ты вгости? Ратша Покачал головой.

– Разве я не сказал? Нет, хочу поселиться у вас. Я тампродал домик, все мое имущество со мной. Город Драконов все больше становитсяпросто городом, где драконов все меньше и меньше, а народу уже как тараканов… Увас же пока наоборот.

Подошел Апоница, крепко обнял Ратшу, сказал с удовольствием:

– Ну вот, теперь у нас и собственная армия! Пусть покаиз одного человека, но уже есть!

– Апоница, – сказал Иггельд с укором. – Зачемнам армия?.. Пусть Ратша пока отдохнет, а потом сам себе придумает, чемзаняться.

Он жадно всматривался в лицо великана, оно почти неизменилось, Иггельд лихорадочно пытался представить, сколько же Ратше лет, ведьон всегда казался ему таким же могучим великаном, но для ребенка идвадцатилетний кажется чуть ли не стариком, тогда оценивают по росту и ширинеплеч, а Ратша всегда такой. Ну ладно, даже если ему тогда было лет двадцатьпять, то сейчас – тридцать пять, еще далеко не старик, не старик…

Ратша вступил в жизнь Долины без всякого привыкания ивживания в Новый быт: видел все, как начиналось, знал здесь почти всех. Уже совторого дня предложил, что теперь, когда столько народу в Долине, как-тообезопасить бы, поставить крепость, но Иггельд отмахивался: какой дураквздумает подниматься по узким горным тропам, чтобы напасть на бедных горцев? Аесли кому и восхочется пробраться, чтобы украсть детеныша дракона, то емупридется наступать на ноги очень многим. Но Ратша не унимался, убеждал,доказывал, Иггельд наконец заколебался, природа сама позаботилась о том, чтобытакой работы было поменьше, к тому же надо чем-то занять крепких здоровыхмужчин, что прибыли с равнины и не знают пока, чем заняться. Горы убрали Долинув каменный мешок, окружив почти сплошным кольцом отвесных скал, совершеннонеприступных, но горловина сужается в двух местах, в самом узком уже поставилистену, но перед нею довольно широкое каменное плато, дальше горы сужаютсяснова, Ратша уговаривал поставить крепкую стену и там, но Иггельд решил, чтоэто уж чересчур.