Динуар - Н. Григорьев

Горбатый мост через Рэй-ривер, где-то между Юнион и Уэстлейк. Надо вставать.

Ленни поднялся, тяжело опершись о парапет, и мир сразу же расплылся в тумане. «Call for fire now!» – откуда-то прокричал Ширес, и палубная авиация накрыла огнем Паркер-авеню. «Call for fire!» – и линии домов обратились в серый песок. Ленни продирался сквозь пыльную бурю, портреты кружили, будто бы влекомые ветром. Бабочка зависла у самого лица, пепельные полупрозрачные крылья. Он отмахнулся, и бабочка рассеялась, как призрак предрассветного утра.

По Холлидей-роуд вышагивала армия зомби. «Их много, но они не пригодны ни на что» – кривился Демпс, исчезая в пламени пожара. Посреди горизонта вырастала башня белого камня, в которой командовал волшебник. Разъяренные слоны стерегли ее вход.

Впереди мелькнула спина в вечно потертом пиджаке – Донни. Алым огнем в песчаной мгле извивалась Элизабет Дросс. Атласное платье сползало с ее тонкого тела, открывая кружевное белье, до которого он по сути так и не добрался. Интересно, какова она в постели?

«Я бы ее вздрючил», – сообщил судья Краун и расхохотался.

Позади раздался дробный стук каблучков. Ленни не увидел лица, но знал, что это она, – Лори. Он бросился за ней через пыльную зыбь, сквозь хоровод преследовавших его духов. Он почти настиг ее у поворота, когда врезался во что-то костлявое.

Морок развеялся, и перед Ленни предстал Мертвец.

– Ыыыых! – прохрипел Кравитц и отшатнулся.

– Не парься, бро, с кем не бывает, – Мертвец дружелюбно улыбнулся.

Ленни представил, как сутулый доходяга лежал распластавшись в красном свете ангара. Как черная кровь расползалась из-под неестественно вывернутого туловища. Как дымок выходил из дыры между его удивленно сдвинутых бровей.

Именно этого парня он гипотетически застрелил на глазах у агента Дросс.

– Я тебя грохнул… – прошептал Кравитц. – Я же грохнул тебя! – проорал он в лицо ухмыляющемуся ублюдку и бросился со всех ног.

***

Ленни сидел на жопе в коридоре родного кондоминиума по Уэстлейк-стрит. Жопа болела. Он тупо таращился на дверь, которая не захотела открываться. Больше того – это была не его дверь. Хлипкое дерево будто кричало любому нарку: «Выбей меня!» Ленни бы так и поступил, если бы мог. Но сил не было даже стоять.

Раскрытый проем в шахту лифта перевязали гнилой бечевкой крест на крест, на которую криво навесили пломбу. Внимание: любая персона… и бла-бла-бла, DPD, scene crime, и все такое. «Был бы я потупее, точно пошел в полицию», – решил Кравитц. «Как будто тебя бы взяли», – из небытия ухмыльнулся Донни Шилдс.

Подъем на двенадцатый этаж показался сыщику пыткой. Когда до спасительной кровати оставалось всего ничего, случилось странное: ключ не прошел в замок. В недоумении он сел туда, где должен быть диван, и с размаху приземлился на задницу.

Ленни открыл глаза. Он помнил, что его отравили. Напротив него была дверь, хлипкая, как в приходской церкви. Из фанеры она, что ли? «Кравитц – гребаная ты сука!» – вывели мелом на доске. «Это что-то новое», – подумал «гребаная сука» и отключился.

Ленни открыл глаза. Он помнил, что ужинал в кафе и его отравили. Хлипкая дверь впереди дрожала, будто была камертоном. Кто-то поменял дверь? Зачем? На доске объявлений была надпись, но прочесть ее он не смог.

Ленни открыл глаза. Он ужинал, и его отравила гребаная сука. Задница болела. Он попытался откинуться и сильно врезался башкой в стену. Дверь впереди отворилась, и из нее выглянуло серьезное детское лицо.

Ленни открыл глаза. Девочка стояла совсем близко. Сколько ей? три? пять? семь? Сыщик не разбирался в детях.

– Ты мой папа? – спросила девочка беззубым ртом.

«Надеюсь, что нет», – хотел ответить Кравитц, но не смог.

– Ты болеешь? Моя мама тоже болела, но теперь с ней все в порядке.

Только твоей мамы здесь не хватало…

Ленни открыл глаза. В клетчатом протертом халате, взлохмаченная, но как всегда сосредоточенная, будто постоянно заглядывающая внутрь себя, перед ним наклонившись стояла Лори.

– Ты нашлась… – еле вымолвил он.

Несколько напряженных минут женщина всматривалась в изможденного за’ара, а затем требовательно спросила:

– Что ты здесь делаешь?

– Не смешно… – попытался ухмыльнуться за’ар, но Лори лишь наклонила голову, требуя ответа. – Это я… Ленни. Ленни Кравитц? – он уже не был ни в чем уверен.

– Не получится, милый, – печально ответила Лорелея. – Восемь лет назад Ленни Кравитц погиб в Заливе.

ЧУЖОЙ КОСТЮМ

                                                                      07/31 Tu

***

В голове все еще звучал блюз из проигрывателя Шилдса. Надрывный саксофон, будто аккорды душили в темном переулке. Как если бы жизнь была чем-то вроде той долбаной пьесы, что Ленни видел в Большом городе86. А потом ты умираешь, и все становится только хуже.

Сыщик прикинул, не начать ли биться башкой о стол, когда спецагент Брютс вернулся со стаканом молока и подносом. Тот самый говноед, который душил его подтяжками. Ухмылка дурака, походка обнаглевшего ковбоя. Не хватает только пикапа. Кажется, на парковке стояла такая штука, облупленная и здоровенная как пол-Техаса.

Спецагент Брютс поставил сэндвичи и воду. И молоко – но только для себя. В его глазах читалась застарелая обида: будто кто-то нассал в его любимую кружку. Ленни прикинул, что этим кем-то запросто мог быть он.

«Не доверяй за’ару c молоком87» – увещевала Мамаша Марш. Надеюсь, ты сдохла, старая перечница.

– Леонард Элмор Кравитц, – протянул агент с южным выговором, скрипучим, как раздолбанное колесо. – Поэтично. Мамочка небось думала, что у нее родился писатель. А родился ты.

Ленни представил, как стряхивает последние капли в его утренний кофе. Дрип-дроп. Гомеопатические дозы.

– Жизнь тебя достала, м?

Леонард Элмор Кравитц был похож на жертву аварии. Половина лица разбита. Руки иссечены, будто он дрался с кошкой за место в мусорном баке. Гавайская рубашка разодрана там, где бок принял выстрел обреза. По правому предплечью тянется жутковатый ожог от электрического кнута. Динаполис не самое дружелюбное место, это уж точно.

– Ну, поговорим? Или будешь ждать адвоката?

У Ленни не было адвоката. Зато он знал одного федерального судью. «С этим блокнотом ты сойдешь за журналиста», – сказал ему Ал в тот вечер. А потом запищал, как будто за ним явились маккартисты: «Я беден, я живу под мостом и ловлю сигнал от поездов!» А почему, собственно, и нет?