Донецкие повести - Сергей Богачев

Евстифеев заглянул в комнату и обратился к молодому оперативнику, составлявшему протокол осмотра.

– Черненко, Лёня! Отдай протокол Кулакову, он закончит оформлять. Поехали, фрукта одного доставим на базу.

Младший лейтенант Черненко передал бумаги одному из своих коллег и без лишних вопросов направился к выходу.

– Присаживайтесь в наш «лимузинчик», – Жора показал Черепанову на припаркованную недалеко от подъезда «газель» дежурной части. – Ваша слишком приметная.

– Отвези Семёна Григорьевича домой, потом пригонишь машину к горотделу, – Иван, решивший пожалеть Портного и поберечь его для завтрашних дел, отдал ключи Андрею. – Надеюсь, на сегодня вестерны закончились.

– Слава богу, – пробурчал Портной, не поднимая головы, главное теперь – быстрее унести отсюда ноги, пока ещё какой-либо гадости не произошло.

По пути следования Жора пытал Черепанова вопросами по поводу произошедшего. Конечно, Георгий чувствовал, что в сюжете появилась какая-то третья сила, до сих пор себя никак не проявлявшая, но это были только предположения, а факты указывали на то, что Черепанов и его команда тоже вполне могли быть причастными к убийству.

– Я, Жора, понимаю, о чём ты сейчас молчишь, – обратился Иван к следователю, сидевшему рядом. – Есть все основания считать меня первым подозреваемым.

– Вас предупреждали, Иван Сергеевич, что эти игры с частными расследованиями до добра не доведут. В любой другой ситуации я бы вас уже задержал. Пока ограничимся подпиской.

«Газель» заехала во двор, и её пассажиры, громко хлопнув старыми дверьми, направились к подъезду.

– Когда ты уже замки приведешь в порядок? – Евстифеев, выходивший последним, пристыдил сержанта, сидевшего за рулём. – За три километра слышно, как мы выходим.

– С ним кто-то остался? – обратился Жора к Черепанову.

– Да, один из наших ребят, – Черепанов уверенно, быстрым шагом вёл к нужной квартире, набирая номер Сергея. – Не отвечает, разгильдяй, придётся в дверь звонить.

Но звонить не пришлось, так как и здесь дверь была не заперта. Дурное предчувствие, которому не хотелось верить, мелькнуло в сознании Ивана, и он ускорил движение.

– Сережа, что за… – Влетев в коридор, Черепанов чуть не споткнулся о тело охранника, лежавшего в луже крови.

Евстифеев в темноте нащупал выключатель и включил свет. Сергей был убит так же, как и Полина, – одним выстрелом, только в голову, а сквозь дверной проём виднелись ноги Царькова.

В гнетущей тишине, неожиданно повисшей в воздухе, Жора аккуратно переступил через убитого и заглянул в комнату.

– Ещё двое… Нас ожидает нескучная ночь, Иван Сергеевич, – он не спеша достал из кармана сигареты.

Макарцев с детства не любил снов. Их нельзя было предвидеть, рассчитать, избежать или заслужить. Ни с того ни с сего можно было оказаться беспомощным, скованным или летящим с моста в пропасть.

Валику было всего лет пять, когда ему приснилось, что на него несётся стая огромных, злых, безумно лающих собак, а он, одолеваемый ужасом, стоит, словно приклеенный, и не имеет сил оторвать ноги от асфальта, чтобы убежать. И даже не получается открыть словно запечатанный рот, дабы позвать на помощь или хотя бы просто закричать, отчего стало бы легче.

Обладая прагматическим умом, Валентин Петрович привык к тому, что в жизни события происходят согласно определённым правилам и законам. А потому всё, или почти всё, можно рассчитать. Поступай правильно – и всё у тебя получится. С такой философией ему бы родиться где-то в Германии! Впрочем, и в ментально безумном славянском обществе ему в течение многих лет это практически удавалось.

Валентин Петрович держал в тепле ноги и редко простуживался. Не ввязывался в сомнительные аферы, не заводил случайных знакомств, и неприятности уважительно обходили его стороной. И когда народ жаловался на несправедливость, говорил о судьбе, везении или невезении, Макарцев хоть и не спорил, но в душе подсмеивался: мол, просто не знаете вы, господа хорошие, как на самом деле надо правильно поступать.

Вот и угнетавшая его когда-то проблема со сновидениями, благодаря правильному к ней подходу, уже давно канула в прошлое. В результате длительных и старательных тренировок Валентин Петрович освоил здоровый, глубокий сон. После насыщенного делами и увенчанного занятиями спортом либо лёгким застольем дня он приоткрывал окно, что давало постоянный доступ бодрящего свежего воздуха, и уже не более чем через семь часов пробуждался порядком отдохнувший, энергичный и довольный организацией процесса, в котором не было места бредовым иллюзиям и видениям.

* * *

Серьёзные вопросы с руководством Макарцев старался решать исключительно в первой половине дня. После обеда он давно взял за правило без крайней нужды никого из вышестоящих начальников не тревожить, и сам раздражался, если кто-либо из его подчинённых начинал донимать его рабочими проблемами после обеда, не говоря уже о выходных. Его секретарь отлично знала эту черту шефа и всячески оберегала его от ненужных вторжений. Но на сей раз она, однако, почувствовала, что, несмотря на субботний вечер, лучше начальника побеспокоить и, на худой конец, получить взбучку.

– Валентин Петрович, очень извиняюсь, что тревожу, но, по-моему, это важно. Мне звонили из приёмной начальника службы безопасности, спрашивали, в какое время в понедельник вам удобнее к нему зайти?

– В десять планёрка на тридцать шестом этаже. А потом – в любое время, когда назначат, – Макарцев говорил сдержанно, чувствуя, что выходные отравлены. И какого чёрта им не отдыхается по выходным? Тоже ещё, работоголики государевы…

Ожидание неизвестности от такой службы, как безопасность, – одно из самых неприятных ожиданий. Что ж, главное – себя не накручивать. В конце концов, у него всё более-менее в порядке, особых грехов за собой он не чувствует. Ну, аудиенция так аудиенция. Хотя подвохи всякие бывают. И чего бы начальнику службы безопасности не позвонить лично ему, Макарцеву, напрямую, без этого дополнительного созвона с секретарем? Тогда бы одного разговора хватило, чтобы договориться, а так, как минимум, три. Впрочем, многие считают, что если имеется порученец, ему надо постоянно давать задания…

«Тридцать шестой этаж» – так называли первого руководителя структуры (так и хотелось сказать: их величества императорской структуры). По названию этажа, где расположились служебные апартаменты ставленника царя-батюшки в их всемогущем ведомстве. И это было не простое совпадение. На тридцать шестом этаже размещались апартаменты его, и только его. Ведь это был самый верхний этаж знаменитой на весь мир высотки. Над ним, выше, уже никого – разве только Всевышний. А под ним, на других этажах, все-все они. И ему их сверху хорошо видно и слышно. Такое вот символичное совпадение или специально задуманная аллегория. Интересно, а что будет с этой империей лет чрез тридцать или сто?