Дикие пчелы - Иван Басаргин

– И то дело, – вздохнул Калина, – слезами горю не поможешь.

Развели костры, накрепко привязали к телегам коней, сами жались к огню. А там, за кострами, в непроглядной темени, кто-то шуршал листвой, трещал сучьями. Над головой знобко дрожали звезды, в долине ухал филин грозно лаял гуран. Калина со зла и от страха метал в тайгу головешки, которые веером рассыпали искры, падали на листву, пока не занялся пожар. Но Гурин с Федькой бросились на огонь, который начал расползаться по листве, затушили его ветками.

– Зачем поджигать тайгу? Ведь это все наше, – сердито сказал Гурин.

– Я за своего лошонка всю тайгу спалю. На что она мне? Вместо этих сопок пашни бы. Все бы перепахал.

– И стал бы мироедом и хапугой, как ваш Ермила.

– А мне плевать, кем бы я стал! Быть бы сытым, и в кармане чтоб деньга водилась.

– Да хватит ли у тебя сил всю землю перепахать?

– Не хватит, у тебя займу, – огрызнулся Калина.

К костру подошел старик. Все ошалело смотрели на него, будто на лесовика. Выбеленная временем борода ниспадала на грудь. Одет чисто, в руках еловая палка. Бодро поздоровался с переселенцами, но те не сразу ответили.

– Калина, гля, а ить он с одной палкой по тайге идет! – удивился Гурин.

– А ча?

– Дык ить тута тигр бродит, как же без оружья-то вы идете? – заикаясь, спросил Калина.

– Но ить я пошел не на охоту. А потом для ча я, старый, тому тигру-то? У него свои путя, у меня свои. Вот и у вас свои.

– А у нас тигр жеребенка задавил, – выпалил Федька.

– Эко дело, знать, на пути его ветрел, вот и задавил за-ради баловства. Но вы не боитесь. Вас не тронет. Да и мало уже становится тигров-то. Щелкаем его налево и направо. Дорогущий он стал. – Старик помолчал и вздохнул. – А вы откель? Хорошо, что прет мужик в нашу тайгу. Хорошо. Давно бы пора. А то ить ее, сердечную, и защитить некому. Все хапают, все рвут, докель же так можно. Знамо, вам будет не мед. Сюда бы поболе сибирских мужиков, с хитринкой и таежной ловкостью. Таких, как староверы за перевалом. Они сотни лет бегут от царей и церкви, тайгу любят, как мать родную, блюдут законы. Тех ничем не удивишь и не испугаешь. Потому и живут они дружно, братией. Отсюда и сила. Вам бы такое, тоже стали бы крепкими мужиками.

– Дедушка, вы расскажите нам про тайгу, – попросил Гурин. – Нас ить ей застращали.

– Э, пустое. Тайги бояться – в тайге не жить. Тайга как тайга. Но ежели хотите, то могу и рассказать. Тайгу бог сеял с большого устатку. Ить поначалу он обсевал Америку, потом Ерманию, Расею, Сибирь, а уж в наши края прибрел на шестой день недели. Устал страсть как! А семян еще полон мешок. Эка беда. Ить надо облетать снова эти горы да сажать все в порядке. А еще в баньку хочется, потому как тело зудит от пота. Подумал, подумал, взлетел повыше, развязал мешок-то и все вытряхнул на энти сопки. И вышел ералаш. На вершинах сопок растет кедровый стланик, там же брусника – чисто холодный север; ниже лиственница, береза, а еще ниже – тут уж целый Крым иль Рим: бархат с юга, виноград и лимонник, женьшень. Что хошь, то и есть. Попади такой поселенец, как вы, в тайгу, ну и окочурится со страху-то. Там и мошка, там и комар, зверье. Страхота для небывалого. А кто ее знает, то ничего страшного нету. Ну не без того, что кого-то рысь загрызет, ежли на спину сядет, аль медведь заломает, кабан засекет. Но ить и на печи люди мрут. Шел наш Лука по ограде, запнулся и упал грудью-то на вилы и был таков.

– Дедушка, а кто такой бурундук? – спросил Федька.

– Энто такая махонькая зверюшка, шебаршит по тайге, и вся недолга. Живет и миру жить не мешает.

– А через сто лет кем он будет?

– Через сто лет, хошь через тыщу, так бурундуком и останется. Энто наши пересмешники вас напужали бурундуками? Не бойтесь. Но осторожность, знамо, нужна. Взять по лету медведицу, ясное дело, ежли вы ее медвежат напужаете, она даст вам мялку. Аль волчью стаю зимой встретите, тожить может порвать. Да хотите знать, раненая белка и та опасна. Вцепится в палец, и не оторвешь.

– А вы чьи будете-то?

– Я-то, я буду Иван Воров. Не слыхивали про такого? Энто я есть тот самый Иван Воров, коий первым пришел вместях со дружками в энтот край. Тоже пришли и разных страхов натерпелись в войне с мериканцами… Мне ить девяносто. Засиделся я на энтой землице. Харитинья моя тоже приказала мне долго жить. Веселющая была баба.

– А откель вы сюда попали?

– То долгий сказ. За ночь не обсказать. Из Перми мы. Бунтовали – нас шуганули в Сибирь. А мы не восхотели жить в Сибири: дюже холодно, и появилась у нас задумка бежать в энти края, где будто есть Беловодское царство. Вот и бежали. Три года да еще с хвостиком добирались сюда. А вы чак, чак на чугунке-то – и здесь. А мы пешком. Уж кто болел, того садили на санки. Шли зимами, летами пахали пашни, сеяли хлеба, чтобыть на зиму едомы хватило. Вот и пришли. Вышло нас много, а сюда пришла горстка. Вот с энтой горстки-то и зачалась жисть в этих сопках.

– А почему сопки? – пытал Федька.

– Дэк ить мы и дали им такое прозвание: сопишь, сопишь на ту сопку, ажио зипун насквозь пропотеет. Пойду, мол, посоплю на сопку. Дед Петрован говорил, что наши сопки так жарки, что зимой можно пчел держать. Энто когда на нее высопишь.

– А кто был у вас заглавным?

– Феодосий Тимофеевич Силов, царство ему небесное. Сгинул он первым в этом краю. Подорвал корабель пиратский, и сам погиб. Ну, нето слушайте…

Иван Воров долго рассказывал про свой жуткий поход. Про первое поселение на Амуре. Вспомнил добрым словом капитана Невельского, который простил им бегство и с которым они строили крепость в устье Амура. А после отправил их Невельской на жительство в бухту Ольги. Здесь уже был русский пост, а на нем четыре матроса. Тут и заложили деревеньку. Напали на поселенцев пираты, хотели увезти в Канаду. Вот тут-то и спас всех Феодосии, подорвал судно пиратское.

– Хлебнули горюшка. То мериканцы, то наводнения, то звери вытопчут урожай. Хороню, что нашу сторону держали тутошние инородцы. Вместях было веселее. А счас-то мы уже сила-силища. Сколько уже деревень заложили? По речке Аввакумовке: Пермское, Вятка, Николаевка, Молдавановка, Фурманово, Михайловка. По Арзамасовке – Серафимовка. За перевальчик по речке Голубой: Суворове, Божье Поле, Зеркальное, Сяхово. Поставил в тех краях первый кол под скалой Георгиевский кавалер Пополитов – местечко назвали Кавалерово. Теперича за главным перевалом, что стал стеной супротив нас, тот перевал называют Сихотэ-Алинскнм; там, в долинах Павловки, Щербаковки, тоже немало деревень поднялось. Годов через двадцать пять опосля нас пришли староверы. Засели в горах и думали, так и будут век вековать подальше от царя и церкви. Не вышло, к Каменке подселилась Ивайловка, к Кокшаровке – Уборка, там Чугуевка. Люд идет – знать, и оживет энтот край. Нужное дело чугунка. Без нее сюда не скоро бы кто пришел. А люд здесь нужен позарез. Подымать землю надо, чтобыть ни один вражин нас не смог полонить.