Поцелуй бабочки - Натали Вокс

— Да, ты права, Кэтрин.

— Я не собиралась делать это за твоей спиной…

— Я знаю.

— Значит, ты не сердишься?

— Нисколько.

— Ты возвратишься в Италию?

— Да. — И она знала, что говорит правду. Может быть, Витторио не захочет ее видеть, но если есть хоть один шанс из миллиона, она постарается им воспользоваться. Потому что даже одна минута с ним ей дороже целой жизни без него. А если он все-таки не захочет иметь с ней ничего общего… что ж, так тому и быть.

Скрытность ничуть не помогла ей. Отъезд тоже не помог. Она любит его. Когда усталая и мучительно страдающая Одри сидела в самолете, у нее было время подумать… и понять, как сильно она его любит. Ей в любом случае нужно вернуться в Италию, потому что матери предстоит операция по пересадке кожи. Она должна быть рядом с ней. Просто обязана. Однажды она уже чуть не потеряла мать…

— Тебе следовало сказать мне, что животных нельзя было перевозить на тот участок, — упрекнула ее Кэтрин.

— Я знаю. Прости меня, Кэт. — Одри тяжело вздохнула и беспомощно улыбнулась.

— Мне очень жаль твоих родителей.

— Спасибо.

— Как они себя чувствуют?

— Сейчас лучше.

— Знаешь, я бы боролась за него. Если бы ты вернулась и сказала, что Пол тебе нужен, я бы стала бороться.

Если уж Кэтрин, мягкая, безотказная Кэтрин, стала бы бороться за Пола, то что, скажите на милость, мешает Одри бороться за Витторио? Только нужно делать это с головой на плечах, не поддаваясь вспышкам ребяческого гнева. В самом деле, почему она позволила Патриции говорить за Витторио? Неужели она всерьез поверила, что у Витторио не хватило духу поговорить с ней самому? Затмение на нее нашло, что ли? Если бы не ее вспышка, сейчас они могли быть на озере…

— Что? — Голос Кэтрин вывел Одри из задумчивости.

— Я спросила, не хочешь ли ты взглянуть на животных перед отъездом.

— О да, конечно!

Грустно усмехнувшись, поскольку ей уже не терпелось уехать, Одри прошла к клеткам, стоявшим вдоль стены хирургического кабинета. Все звери выглядели здоровыми и довольными, кроме одного лисенка.

— Похоже, он не жилец, — печально сказала Одри.

— Да. Будет милосерднее усыпить его.

— Да.

Глядя на облезлое маленькое животное глазами, полными тоски и боли, Одри закусила губу и кивнула. Ее здесь не желали, считали лишней, а она хотела быть нужной и нуждалась в любви. В любви Витторио.

— Мой фургон все еще стоит возле сарая?

— Да. Мы не знали, куда его перевезти.

— Ничего страшного. Пожалуй, я зайду туда, заберу свои вещи, а перед отъездом отдам вам ключи. Если вы с Полом продадите фургон…

— Да, конечно. Я тебя ужасно люблю, Одри, — вдруг выпалила Кэтрин. — Но…

— Знаю. — Она действительно знала это. Одри порывисто обняла подругу, пожелала ей счастья, поблагодарила за все, что та для нее сделала, и заторопилась прочь.

— Одри… — окликнула Кэтрин. — Ты будешь звонить? Мне бы хотелось знать, как сложатся твои дела. Я не собиралась… Я просто…

— Я понимаю. Надеюсь, у вас с Полом все будет хорошо.

— Обязательно.

— Да. Я тоже так думаю.

— Может быть, отвезти тебя к фургону?

— Нет, тут недалеко. Прогулка пойдет мне на пользу.

Как странно, думала Одри по дороге, она прожила здесь большую часть жизни, но сейчас все казалось ей незнакомым и чужим. И сама она была здесь чужой. Прошлое, которому больше не стать настоящим. Она никогда раньше не замечала, как зелена Англия, это казалось само собой разумеющимся…

Прошел день, другой, третий, миновала неделя, Одри все больше и больше тосковала по Италии, тосковала по теплу, смеху, экспансивным жестам и энергичности итальянцев. Оказывается, сама того не сознавая, она сильно изменилась. Стала другим человеком.

Но больше всего она тосковала по Витторио — по его запаху, теплу тела, вкусу губ. По его крепким объятиям. Так почему же она медлит? Боится возвращаться? Боится последствий? Нет, это никуда не годится. Собирайся, Одри, сказала она себе.

А когда вещи были собраны и уложены, Одри обвела взглядом то, что так долго было ее домом, и горько усмехнулась. Все ее добро уместилось в двух чемоданах.

Она заперла фургон, донесла чемоданы до лечебницы, отдала Кэтрин ключи и записку с номером счета в банке, на который следовало перевести деньги от продажи фургона, вызвала по телефону такси, поцеловала Кэтрин на прощание и пожелала ей всего хорошего.

— Ты больше не вернешься в Англию?

— Нет.

Если Витторио прогонит ее, она все равно не вернется. Пора менять место. Давно надо было это сделать. Наверное, она наконец повзрослела. В Италии тоже были ветеринарные лечебницы, в которых можно работать. Если понадобится, ей поможет устроиться Рико или кто-нибудь из его многочисленной родни. Но сначала придется выучить язык…

Восемь часов спустя Одри поставила чемоданы на крыльцо и позвонила в дверь Витторио. Десять часов вечера — не самое удачное время для визита, но… Живот сводило судорогами, ладони вспотели. Она ждала.

Дверь открылась. На пороге стоял Витторио — высокий, красивый, сероглазый. Казалось, он ничуть не удивился. Только внимательно оглядел ее с головы до ног, пытаясь сохранить невозмутимость. Витторио держал в руке книгу, заложив ее пальцем. Серый поношенный свитер с засученными рукавами, старые джинсы обтягивали длинные ноги, ступни босые… Никогда он не был ей милее, чем в эту минуту. Она чувствовала, что любит его до дрожи, и не могла вымолвить ни слова.

Витторио продолжал изучать ее лицо.

— Ты войдешь? — наконец врастяжку спросил он.

— Если хочешь… — тихо промолвила она.

— Если хочу? После худшей недели в моей жизни? — самым обыденным тоном спросил Витторио, не торопясь положил книгу, втащил Одри в прихожую и закрыл дверь.

Секунду спустя открыл ее, забрал чемоданы и закрыл снова. Потом поставил чемоданы на пол, схватил Одри за руки, закинул их к себе на шею и обнял ее так крепко, что она едва могла дышать.

Закрыв глаза и ничего не видя, Одри прижалась губами к губам Витторио и вцепилась в него, словно боялась упасть. Боже, как хорошо было опять оказаться в его объятиях… А он снова и снова целовал ее — жадно, страстно и так отчаянно, словно умирал с голоду.

— Как ты долго… — нежно проворчал он.

— Ты знал, что я вернусь? — едва пролепетала трепещущая Одри. — Правда?

— Нет. — Он ослабил объятия, слегка отстранился и осторожно спросил: — Все в порядке?

— Да. Я видела Кэтрин.