Поцелуй бабочки - Натали Вокс

— Это Джованна? — сердито спросил он.

— Откуда я знаю?

Маричелли негромко выругался и пошел в гостиную. Вскоре оттуда горохом посыпалась итальянская речь. Казалось, оба говорили сердито, но Одри часто принимала за ссору самую обычную беседу двух римлян.

Одри с грохотом захлопнула входную дверь и вихрем ворвалась в гостиную.

— Извините, — ледяным тоном прервала она. — Я понимаю, что мое мнение никого не интересует, но в Англии, — с нажимом подчеркнула Одри, — не принято приходить в чужой дом без приглашения! И хотя здесь всего лишь мой временный дом, это дела не меняет!

Она повернулась к Витторио и гневно продолжила:

— И я была бы чрезвычайно признательна, если бы вы не рассказывали о моих личных делах всем и каждому! Как вы смели обсуждать с Патрицией мою частную жизнь, которая не имеет к ней никакого отношения? И не делайте ее своим гонцом! А в будущем пользуйтесь телефоном, черт побери!

Не дав Витторио сказать слова в свою защиту и даже не узнав, собирается ли он оправдываться, Одри яростно крикнула:

— И вовсе не нужно деликатничать со мной из-за несчастья, произошедшего с моей матерью и Рико! Сказали бы прямо, что мне пора уезжать! Достаточно было одного слова!

Витторио не сдвинулся с места. Просто стоял и ждал. С каменным лицом. Когда Одри наконец умолкла, он спокойно спросил:

— Ты собрала вещи?

— Вещи? — потерянно переспросила Одри.

— Да. Вещи.

Она ошеломленно смотрела на Витторио. Он хотел, чтобы она уехала? Немедленно? Без каких-либо объяснений?

— Нет.

— Тогда собирайся. Немедленно. Я отвезу тебя в аэропорт.

Потрясенная, не веря своим ушам, Одри подавленно прошептала:

— Мне нечего с собой брать.

— В таком случае…

— Что тебе сказала Патриция? Я знаю, она говорила с тобой!

— Несколько избитых истин. Ты готова?

— А если нет? Если я не хочу уезжать? — взмолилась она.

— Не играй в эти игры! — внезапно рассвирепев, приказал он. — Не смей!

Витторио схватил Джованну за руку, потащил к входной двери, смерил Одри долгим, тяжелым взглядом и криво усмехнулся, когда она пошла следом. На лице Маричелли застыло выражение крайнего отвращения.

Потрясенная, Одри подхватила сумку, в которой лежали паспорт и кредитные карточки, и поплелась за Джованной. Слишком поздно объяснять, что ее взрыв был вызван страхом и неуверенностью в себе. А может, не поздно?.. Она сомневалась, что сумеет обойтись без слез, без уговоров и мольбы о прощении.

Джованна шла по лестнице, высоко держа голову и распрямив плечи. Неужели негодовала?

Одри села в машину.

Как же быть? — думала Одри, прощаясь с Витторио в людном аэропорту. Поговорить было негде. Да и способа сказать ему то, что накипело на душе, тоже не было. Тем более что он не хотел ее слушать. Витторио не производил впечатления человека, нуждавшегося в объяснениях. Наоборот, было ясно, что он принял решение и что с него достаточно.

Прямого рейса на Лондон не оказалось, но был рейс с посадкой в Париже. Витторио молча купил ей билет, затем помог донести сумку, поставил ее на транспортер, проверил, не забыла ли Одри документы, и проводил до стойки.

Испуганная, Одри обернулась, схватила Витторио за руку и бросила на него умоляющий взгляд. Он сурово смотрел на нее сверху вниз.

— Спасибо за все, что ты сделал… — тихим, дрожащим голосом начала она.

— Не благодари меня! — проскрежетал он, порывисто привлек Одри к себе и крепко поцеловал, словно пытался на веки вечные оставить на ней свое клеймо. Потом резко отпустил ее и не оглядываясь ушел.

Одри со слезами на глазах смотрела ему вслед, пока его высокая фигура не скрылась из виду.

Приехав домой в середине дня, она направилась прямо в кабинет Пола… и поняла то, что следовало понять давным-давно. Кэтрин и Пол в объятиях друг друга. Так вот зачем он прилетал в Рим!

Они резко обернулись и виновато посмотрели на Одри.

— Ты прилетел в Рим сказать, что вы с Кэтрин любите друг друга, верно?

Пол смущенно кивнул.

— Да. Я думал, что честнее всего сказать тебе об этом. — Он коротко и невесело хмыкнул. — Я подготовился заранее, но не смог найти тебя, вымок до нитки, разозлился — нет, пришел в ярость, — а когда ты наконец нашлась, обнаружилось, что ты с другим мужчиной. И тут я вышел из себя. Извини.

— Нет. Это я должна извиниться. Я втравила вас обоих в эту историю… — Глядя на Кэтрин — добрую, работящую Кэтрин, — она выдавила улыбку. — Теперь я понимаю, почему ты говорила так уклончиво…

— Да, — неловко пробормотала Кэтрин. — Я чувствовала себя виноватой. Мы не знали, что так выйдет, все получилось само собой. Мне всегда нравился Пол, но я думала, что он любит тебя, а когда ты уехала, нам было так хорошо, и я подумала…

— Что стоит ему поговорить со мной, и все изменится?

— Да.

И поэтому она не сообщила Полу ее новый адрес.

— А потом… — Пол смущенно пожал плечами, посмотрел на Кэтрин, ласково улыбнулся ей, прижав к себе, и Одри позавидовала их чувству, тому, чего сама она только что лишилась. По лицу Пола было видно, что они с Кэтрин стали любовниками и уже не считают нужным скрывать это. — А потом я улетел. Я свалял дурака, верно?

— Нет. Это я сваляла дурака, Пол.

— Ты любишь его, правда? Своего итальянского друга? — с надеждой спросил Пол.

— Да. — Не было смысла отрицать очевидное и обманывать саму себя.

— Значит, ты вернешься в Италию. За животных можешь не волноваться. Мы присмотрим за ними… и сделаем это бесплатно, — добавил Пол. — Я жалею о случившемся. Он рассказал тебе?

Одри кивнула.

— Хочешь, я продам твой автофургон? Я могу перевести деньги на твой счет или переслать их в Италию.

Пол отчаянно стремился исправить свою вину, и Одри хотела сказать, чтобы он не торопился, но вовремя опомнилась и закусила губу. Им нужно было избавиться от нее, нужно было начать новую жизнь, и Одри это понимала. Кэтрин будет неприятно постоянное напоминание о тех временах, когда Пол был влюблен в другую женщину.

Пол посмотрел на часы и скорчил виноватую гримасу.

— Боюсь, мне пора на обход.

Он отпустил Кэтрин и протянул Одри руку. Издав беспомощный смешок, она пожала ее и со слезами на глазах пожелала ему всего хорошего. А когда Пол ушел, она посмотрела на Кэтрин, и та ответила ей вызывающим взглядом.

— Мне уже тридцать три года, — спокойно напомнила она, — а ты никогда не любила его по-настоящему, так ведь?