Любовь литовской княжны - Александр Прозоров

– Если у тебя здесь так много дел, святитель Киприан, – как-то уж совсем недобро сказал Василий, – может статься, я не стану путаться у тебя под ногами? Я не был дома уже больше четырех лет! Коли тебе сейчас не до Москвы, я отправлюсь туда один!

– Не сердись, княже. Я ведь для нашего общего дела стараюсь, – как можно мягче ответил митрополит. – Я тебе обещаю, это будет последняя задержка! Дай мне всего пару дней на беседу со здешним хозяином, и после сего мы прямым путем покатимся сразу на Москву! Погода хорошая, дороги торные. Через два-три месяца будем уже там!

Паренек промолчал. Он сильно подозревал, что святитель лукавит и что по пути к Смоленску Киприан еще не раз будет просить завернуть «в хороший дом», «навестить знатного человека», «остановиться для отдыха в удобном месте». Однако княжич все же не решался вот так внезапно и резко оборвать отношения с человеком, к которому успел привыкнуть, с которым постоянно случались интересные беседы и каковой в силу своего звания, знаний и самых разных знакомств мог оказаться полезен отцовскому трону. Тем паче что они и вправду день за днем ощутимо приближались к Москве. До родного порога оставалось уже совсем немного пути…

Василий довольно громко вздохнул.

– Ну вот! – распрямился святитель и негромко пристукнул посохом о камень. – Нас наконец-то заметили.

Из гущи камышей перед замком выкатилась широкая шестивесельная лодка и направилась к путникам. Уже через пару минут она привалила к борту, на причал спрыгнули несколько холопов – судя по одинаковым синим полотняным рубахам, – и один знатный слуга, на плечах которого, поверх рубахи, лежал совершенно ненужный в такую погоду бархатный плащ с бобровым воротом, скрепленным на груди большой круглой заколкой с россыпью изумрудов.

– Благослови меня, святитель, ибо я грешен, – склонил голову слуга, в то время как холопы поспешили дальше, к карете и лошадям, предупреждая путников: – Давайте поводья нам, мы отведем скакунов в конюшню!

– Да пребудет с тобою милость Господа нашего, Иисуса Христа, – митрополит осенил старшего замкового слугу крестным знамением и протянул руку для поцелуя.

Тем временем дядьки спешились, перебросили на плечи чересседельные сумки. Сопровождающие святителя иноки сняли с задка кареты большой сундук и два маленьких, вместе с местными холопами отнесли на лодку. Последними на маленький корабль поднялись княжич и митрополит.

Слуги расселись по лавкам и взялись за весла. Суденышко скользнуло через зеркальную гладь, углубилось сквозь узкую протоку в камышовую гущу, повернуло, оказавшись в просторной заводи, и ткнулось носом в каменный берег. Холопы толкнулись ото дна, выравнивая лодку, подогнали ее к причальной стенке, поймали свисающие веревки и закрепили на уключинах.

Путники поднялись на берег, вслед за слугой в плаще направились к широким высоким воротам, сделанным прямо сквозь толщу жилого здания.

– Зачем здесь ворота? – немного удивился Василий. – Ведь телегам все равно на остров не попасть!

Но ему никто не ответил.

Миновав толстые створки, путники вместе со своими слугами оказались в мощенном булыжником, тенистом и прохладном центральном дворе, больше похожем на колодец с каменными стенками. Замковый провожатый повернул влево, поклонился и отступил в сторону, позволяя гостям увидеть хозяев.

– Приветствую тебя в моем доме, святитель Киприан, – слегка поклонился мужчина лет сорока, белокожий и узколицый, с горбатым носом и коротенькой, на два пальца, темной бородкой. – Мы очень давно не виделись! Пожалуй, лет десять, если не более?

– Пожалуй, что и одиннадцать, раб божий Витовт… – степенно согласился гость. – Рад видеть тебя в добром здравии, княже.

Василий сразу отметил, что князь не попросил благословения. Плохой признак для митрополита! Похоже, здешний князь тоже отринул христианскую веру и перебежал в католичество.

– Одиннадцать лет… – задумчиво произнес хозяин замка и повел рукой влево: – Познакомься с моею дочерью, святитель. Мы окрестили ее Софьей.

Рядом с князем Витовтом стояла девочка лет шестнадцати на вид, юная и свежая, словно недавно прошедший теплый летний дождь. Лицом она походила на отца, но только с носом без горбинки и с большими карими глазами. Волосы Софьи накрывала розовая вуаль, прижатая к голове то ли короной, то ли просто золотым кольцом с несколькими зубчиками, на каждом из которых сверкал изумруд, а на острие – сидело по жемчужине. В этот жаркий день княжна носила свободное коричневое бархатное платье, без признаков талии, но зато с золотой вышивкой от груди примерно до пояса и горностаевой опушкой по краю юбки и на вороте. На плече девицы лежала толстая коса цвета спелой пшеницы с легким янтарным оттенком. Ее плетеный кончик прятался в золотом накоснике с изумрудами, а вот ленты в волосах не имелось – что при возрасте Софьи было весьма странным. Получалось, вполне созревшего вида княжна все еще считалась в детях, а не на выданье!

Девочка смотрела перед собой с неким пустым безразличием, со скукой; даже не на гостей, а куда-то над их головами.

– Прошу прощения, князь Витовт, я тоже должен представить тебе своего спутника, – спохватился святитель и полуповернулся, взмахнул рукой: – Знакомься, друг мой, сей юный отрок есть урожденный княжич Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Ивановича, великого князя Московского и Владимирского!

От этих слов девушку словно бы пронзила молния. Она резко вскинулась и развернула плечи, ее глаза распахнулись и буквально вонзились карим взором в зрачки гостя. Софья открыла рот, словно бы собираясь что-то сказать, но тут же осеклась и поспешно сомкнула челюсти, звонко щелкнув зубами. И громко сглотнула.

– Сын великого князя Московского?! И Владимирского? Дмитрия Ивановича? – Князь Витовт в изумлении высоко вскинул брови, кашлянул, приложил ладонь к груди и слегка поклонился: – Благодарю за честь, княже Василий Дмитриевич! Я прикажу приготовить для тебя королевские покои. Полагаю, гости дорогие, вам хотелось бы помыться с дороги и подкрепиться? У северной заводи для сего дела сейчас накрывают стол. По нынешней погоде освежиться в озере куда приятнее, нежели дожидаться бани, а опосля из жары да в духоту перебираться…

Все это время Софья не отрывала от княжича своего взгляда, настолько жадного, что Василий явственно его ощущал – словно бы княжна касалась его век, его лица, его губ своими тонкими белыми пальчиками. И от этих прикосновений по всему телу юноши разбегались легкие холодные мурашки, словно бы от самых первых ласк его преданной невольницы…

Гости в сопровождении слуг ушли к дальнему углу двора. Хозяева же поднялись наверх, к жилым комнатам – к обитым дубовыми панелями стенам, сводчатым потолкам, с которых свисали масляные светильники, к выстеленным коврами полам, обитым сафьяном креслам, к столам с наборными столешницами.

– Батюшка, папа, какой же он красавчик! – радостно захлопала в ладони Софья, едва они остались вдвоем, и даже запрыгала от восторга. – Батюшка, это же настоящий княжич! Заклинание на утренний ветер сработало на всю возможную мощь!!! Батюшка, он знатен, как король! Да нет, он еще знатнее! И он не старая развалина, не занудный урод, он молод и красив! Твой митрополит привез мне настоящего царевича!