Люди с платформы №5 - Клэр Пули

Эмми. — А я все думала, ну когда же хоть кто-то из вас заметит! С самого Нью-Малдена я постоянно машу левой рукой, словно королева на параде, а что Айона, что Санджей даже ухом не ведут. Трещат себе о том, кто кого закадрил на реалити-шоу «Остров любви».

— Эмми! — воскликнула Айона. Так вы помолвлены! Когда это произошло и как? Когда свадьба? Вы должны нам все рассказать! Немедленно!

— Как здорово! — подхватил Санджей. — Я очень рад за вас! Ну и за вашего избранника тоже!

Пока ехали через Эрлсфилд и Клэпхем-Джанкшен, Эмми рассказывала о помолвке. Попутчикам хотелось знать все подробности. Ее рот не закрывался. Рассказ воодушевил всех, особенно Санджея.

«Какой он романтичный», — подумала Эмми, решив непременно познакомить его с одной из своих подруг.

— Айона, а у вас с Би кто кому делал предложение: вы или она? — спросила Эмми, которой даже после подробнейшего рассказа о помолвке не хотелось оставлять эту тему.

— Увы, мы долгие годы были лишены такой возможности, — сказала Айона. — Мы уже не один десяток лет жили вместе, но о браке и мечтать не могли. Зато мы активно участвовали во всех кампаниях в поддержку однополых браков. Закон о них был принят в июле тринадцатого. И тогда же мы сделали друг другу предложение. Свадьбу устроили, как только представилась возможность. Это было тридцатого марта две тысячи четырнадцатого года. Мы стали одной из первых в стране однополых пар, вступивших в законный брак.

Посчитав, что она сообщила достаточно, Айона переключилась на Дэвида:

— Дэвид, а теперь расскажите про вашу помолвку. Как было дело?

— Я неделями носил с собой кольцо, выжидая подходящего момента и набираясь смелости, чтобы спросить Оливию, согласна ли она выйти за меня замуж. И вот однажды мы были в Вест-Энде и смотрели пьесу «Как важно быть серьезным». Помню, от смеха оба держались за животы. Потом отправились обедать в ресторан «Джозеф Шики». Я чувствовал: лучшей возможности мне не представится. Из ресторана я повез Оливию туда, где она жила. Она пригласила меня выпить «на сон грядущий». Тогда я достал коробочку с кольцом, а все остальное, как говорится, уже достояние истории.

— Как романтично! — захлопала в ладоши Эмми.

Увы, Дэвид тут же поумерил ее восторг, угрюмо добавив:

— Теперь это уже точно достояние истории.

— Обожаю эту пьесу! — сказала Айона. — Бедняге Оскару Уайльду жилось куда тяжелее, чем нам. Это ведь в той пьесе кто-то оставил сумку с младенцем на вокзале Виктория?

Эмми показалось, что Айона чем-то похожа на леди Брэкнелл, но она сочла за благо не высказывать этого вслух.

— Айона, вы уверены, что в вашей сумке нет младенца? — спросил Санджей. — По-моему, у вас там есть все мыслимое и немыслимое.

— Дерзкий мальчишка! — возмутилась Айона, делая вид, что сейчас дернет его за ухо. — Младенцев у меня там точно нет. Но зато есть баночка крема от потницы. Великолепно разглаживает морщины.

— А у меня через две недели очередная годовщина свадьбы, — сообщил Дэвид. — Почти сорок лет.

— Так почему бы вам снова не сводить Оливию в «Джозеф Шики»? — предложила Айона. — Уверена, что ресторан существует до сих пор. Напомните жене о том времени, когда ее захлестывали те же чувства к вам, какие Эмми сейчас испытывает к Тоби.

— Вам обязательно надо это сделать, Дэвид. Как говорят: «Ничто не кончено, пока поет толстуха». Айона, я ничего не перепутал? — спросил Санджей, и Эмми удивилась, почему он вдруг стал таким грустным.

Как хорошо, что рабочий день не начался сегодня с какого-нибудь совещания. Эмми целых два часа рассказывала сослуживицам о помолвке. Те ахали, глядя на кольцо, и были возбуждены не меньше, чем она. Даже Джоуи не испортил ей праздник, сделав вид, что его не пугает перспектива лишиться еще одной ценной сотрудницы, ушедшей в декретный отпуск.

Наслушавшись поздравлений и пожеланий, Эмми наконец-то уселась за рабочий стол и стала просматривать электронную почту. «ТВОЯ ХОРОШАЯ НОВОСТЬ!» — значилось в теме одного из них. Эмми, улыбавшаяся во весь рот в предвкушении очередного поздравления, оказалась абсолютно неподготовленной к тому, что там обнаружила:

ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИВАЕШЬ ТАКОГО МУЖЧИНУ.

ДРУГ

САНДЖЕЙ

19:00. Ватерлоо — Нью-Малден

Неужели и торговый автомат ополчился на него? Проклятая машина проглотила все монеты Санджея, но упорно отказывалась выдать ему шоколадный батончик «Марс», которым он надеялся заглушить голод. Сегодня из-за работы он снова пропустил обеденный перерыв.

Санджей ударил кулаком по стеклянной поверхности автомата. Тот явно издевался над ним. Стекло было толстым. Так можно и костяшки ободрать. «Марс», лежавший по ту сторону стекла, даже не вздрогнул, не говоря уже о том, чтобы послушно скатиться в лоток.

Желудок Санджея заурчал от голода и досады; его возмущали не только этот дурацкий агрегат, но и полнейшая неспособность хозяина получить желаемое. Ни тебе «Марса», ни Эмми. Молодого человека захлестнула волна раздражения. Вот же придурок этот Тоби со своей идиотской айтишной компанией, идиотской бородкой, идиотским катанием на горных лыжах и еще более идиотским кольцом, подаренным в знак помолвки. Санджей выбрал бы для Эмми кольцо с изумрудом, под цвет ее глаз.

Подбежав к злосчастному автомату, он ударил ногой по металлической поверхности, крикнув:

— Вот тебе, высокомерный, упрямый ублюдок!

Машина слегка вздрогнула, притушила внутреннее освещение, словно бы отзываясь на слова человека, но уже через несколько секунд вернулась в прежнее состояние.

Санджей спиной почувствовал чье-то присутствие. Обернувшись, он увидел измотанную молодую мать, державшую за руку Гарри — одного из малолетних пациентов отделения детской онкологии.

— Санджей, у вас все в порядке? — спросила женщина, чьи жизненные трудности были просто несопоставимы с его собственными.

К отрицательным эмоциям, которые испытывал Санджей, моментально добавилось жгучее чувство стыда.

— Да, все нормально, — пробормотал он, наклоняясь к мальчику. — Гарри, прости мне эти слова. Знаешь, когда жизнь кажется особо несправедливой, иногда полезно выпустить пар. — (Малыш кивнул.) — Но ругаться при этом все равно плохо.

Санджей выпрямился и шевельнул губами, беззвучно произнеся «извините», предназначенное для матери Гарри.

— Ничего страшного. Я слышала кое-что намного хуже. Можете мне поверить, — сказала она.

Санджей не видел Гарри почти до конца смены, когда в палату, где лежал мальчик, понадобилось прикатить монитор кровяного давления. Гарри находился в постели, кожа его была бледной, под цвет простыней, а лысая голова придавала ему вид беззащитного новорожденного младенца. На самом деле, учитывая разрушающее воздействие химиотерапии на иммунную систему, Гарри, пожалуй, был еще беззащитнее младенца.

Когда Санджей вкатил монитор, мальчик сидел на кровати, держа перед собой подушку. Потом с невесть откуда