Одиночество дипломата - Леонид Спивак

Через много лет Буллит напишет о качествах Зигмунда Фрейда, которые ему особенно импонировали: «Следование фактам, куда бы они ни могли привести, требует храбрости, на которую способны не многие мужчины. Фрейд обладал бесстрашием прослеживать факты до глубин человеческого рассудка и описывать те желания, которые он смог распознать в недрах бессознательного. Его описания разбивали многие заветные надежды и мечты, лелеемые людьми. Его поносили, но он продолжал радоваться всякий раз, когда какая-либо теория опровергалась непокорным фактом».

В сумрачном кабинете венского мудреца, где пахло дорогими сигарами, а на полках таинственно поблескивали древние вазы (Фрейд был страстным коллекционером антиквариата), вершилось таинство психоанализа. Семидесятипятилетний Фрейд к этому времени перенес несколько операций по поводу рака челюсти, но невозмутимый облик профессора ничем не выдавал страдания, которые он ежедневно переносил.

Буллит оставил подробный рассказ о том, как в 1930 году зародилась весьма необычная творческая идея: «Мы дружили в течение нескольких лет до того, как решили сотрудничать в написании книги. Фрейд находился в Берлине, где ему должны были сделать небольшую операцию. Я зашел к нему и нашел его подавленным. Фрейд мрачно сказал, что жить ему осталось недолго, и что смерть его не будет иметь никакого значения ни для него, ни для кого-либо еще, так как он уже написал все, что хотел написать, и его душа пуста».

Тем не менее, профессор поинтересовался, чем сейчас занимается Билл. Тот ответил, что собирает материалы к книге о Версальском договоре и хочет исследовать деятельность Клемансо, Ллойда Джорджа, Ленина и Вудро Вильсона, которых ему довелось знать лично. «Глаза Фрейда загорелись, — вспоминал Буллит, — и он стал очень оживленным. Быстро задав мне несколько вопросов, он, к моему удивлению, сказал, что хотел бы сотрудничать в написании главы о Вильсоне. Я рассмеялся и заметил, что эта мысль очень заманчива, хотя и эксцентрична. Моя книга будет интересна специалистам в области дипломатии. Фрейдовское же исследование Вильсона, возможно, будет иметь непреходящую ценность сродни анализу Платона, сделанному Аристотелем…» Но Фрейд продолжал настаивать: «Совместная работа принудит его снова сесть за стол и вдохнет в него новые силы».

В том же 1930 году Фрейд отклонил предложение Стефана Цвейга о совместном написании биографии Ницше. Билл Буллит оказался одним из трех избранных в обширном кругу знакомств Фрейда, кому разрешалось обращаться к профессору по имени (двое других — писатель Герберт Уэллс и французская певица Иветт Жильбер). Зигмунд Фрейд не тяготел к работе в соавторстве, к тому же биография американского президента — едва ли не единственное фрейдовское исследование современника. Это и определило уникальность задуманного проекта. «Мы часто спорили, но никогда не ссорились, — отметил Буллит напряженную работу над психологическим исследованием личности двадцать восьмого президента США. — На основе наших частных бесед и документов я составил записи, объем которых превышал полторы тысячи страниц машинописного текста. По моем возвращении в Вену Фрейд прочел эти записи, и мы тщательно обсудили содержащиеся в них факты. Затем мы приступили к написанию книги. Каждый из нас сделал первый черновой набросок рукописи. Затем мы критиковали, исправляли или переписывали черновик другого до тех пор, пока не получилось совместное целое, за которое мы несем общую ответственность».

Монография «Томас Вудро Вильсон. Психологический портрет» ждала публикации не один десяток лет. Виной тому было состояние здоровья Фрейда, неожиданные зигзаги карьеры Буллита и пришедшая в Европу война.

«Франция — это страна, Англия — это нация, Америка же остается устремлением души», — отметил в дневнике Ф. Скотт Фицджеральд. В Новом Свете происходили удивительные перемены, и новый президент Франклин Делано Рузвельт собирал под свои знамена интеллектуальную элиту Америки.

В беспрецедентные в истории США «сто дней» Рузвельт представил Конгрессу обширную программу преобразований, получившую название «Новый курс». Начиная с 15 марта 1933 года страна, сникшая и разуверившаяся за годы Великой депрессии, обрела невиданный импульс в виде пакета радикальных реформ. Впервые в истории Конгресс принимал их без обсуждения: акты о регулировании рынка ценных бумаг, создании Федерального страхового агентства, восстановлении национальной промышленности. Страна выходила из финансового коллапса. За несколько лет Администрация общественных работ создала десятую часть всех новых дорог в Америке, 35 процентов новых больниц, 70 процентов новых школ и многое другое. Критики называли президента «тайным социалистом», апологеты — «спасителем капитализма». Не все из инициатив Рузвельта прошли проверку временем, но новый лидер вернул стране забытую атмосферу оптимизма и дух победы. По-прежнему тысячи людей стояли в очередях за благотворительным супом. Но в регулярных радиобеседах «у камина» (новинка в политике!) президент рассказывал американцам, что делается для них сейчас и в обозримом будущем.

Билл встречался в вашингтонских коридорах с Рузвельтом пятнадцать лет назад, во времена Вудро Вильсона. Кабинеты сотрудника госдепа Буллита и помощника морского министра Рузвельта находились совсем рядом друг от друга. Оба чиновника принимали участие в работе Парижской мирной конференции, но близко не сходились. В начале 1932 года благодаря посредничеству постаревшего, но по-прежнему искушенного в вашингтонских интригах полковника Хауза, состоялось их повторное знакомство.

Франклин Рузвельт оценил энергию и амбициозность Билла, его широкую эрудицию и человеческую незаурядность. Они были людьми одного круга: выходцы из аристократического сословия Восточного побережья (предки обоих числились среди первых европейских поселенцев в Новом Свете) и носители либеральных взглядов просвещенной элиты. Знакомство с детства с культурной жизнью европейских столиц, основательное знание французского и немецкого, учеба в лучших американских учебных заведениях — все это определяло их принадлежность, как принято говорить в Америке, к «солнечной стороне улицы». В частной переписке друг с другом Франклин и Билл нередко прибегали к французским словечкам — своеобразному коду юности.

В 1921 году сорокалетний Франклин Рузвельт перенес детский паралич, как тогда называли полиомиелит. Пышущий здоровьем и физической энергией отец пятерых детей был обречен провести остаток жизни прикованным к инвалидному креслу. Мать Франклина пыталась вырвать его из ненавистного мира нью-йоркской политики, укрыв в тишине фамильного имения Хайд Парк. Но именно с того времени началась новая жизнь Рузвельта. Человек с железной волей, который без посторонней помощи мог только ползти, начал неуклонное восхождение по крутой политической лестнице. Всего за две недели до инаугурации 32-го президента США безработный итальянский иммигрант выпустил в него пять пуль. Америка могла не увидеть Рузвельта-президента, но его даже не задело, а смертельное ранение получил мэр Чикаго.

Буллит предсказывал: «Рузвельт оставит глубокий след в истории». Во внешнеполитической сфере президент наметил прорыв, не менее впечатляющий, чем «Новый курс». Шестая часть суши, выкрашенная на картах в пугающе-красный цвет, занимала в его планах значительное место, а Билл идеально подходил для особой главы в истории дипломатии. Летом 1932 года Рузвельт, будучи губернатором штата Нью-Йорк, направил Буллита с негласной миссией в Москву («частная» поездка состоялась за счет Билла). Эмиссар должен был дать понять советскому руководству, что в случае избрания президентом, Франклин Рузвельт намерен признать СССР. Так было положено начало американо-советским отношениям, во многом предопределившим ход истории ХХ столетия.