Без тебя - Келли Риммер

Харуто Абель не был первым мужчиной, с которым у меня завязались серьезные отношения. Если быть до конца искренней, любила я его не так сильно, как могла бы или должна была. Он был хорошим человеком, а когда-то просто великим человеком, но любовь наша была удобной и комфортной, а не страстной и всепроникающей. Мы познакомились в трудное для обоих время. Уверена, он думал, что помогает мне, я же вцепилась в него, словно в спасательный круг оптимизма и надежды. Разумеется, меня к нему тянуло. Харуто всегда оказывался психологически более сильным, когда вступал с кем-то в противостояние. Он был прирожденным лидером, супергероем борьбы за экологию и казался непобедимым – до тех пор, разумеется, пока не проиграл.

Только сейчас, оглядываясь на прошлое, я понимаю, насколько же незрелой тогда была. Мне просто требовалась его помощь. На самом деле я плохо его знала. Вначале я лишь поднималась ради него утром с постели, когда больше никакие доводы не помогали. Потом он стал источником надежды, постепенно обретшей очертания будущего. На его месте мог бы очутиться кто-то другой. Уверена, что, если бы мы встретились при других обстоятельствах, я бы не удостоила его даже второго взгляда.

Несмотря на все это, смерть Харуто едва меня не доконала. Я даже представить не могла, насколько тяжким будет груз вины и одиночества, обрушившийся на меня после его смерти. Он долго болел, и я из возлюбленной превратилась в сиделку. Впрочем, возможно, это лишь усложнило дело. Я была слишком поглощена уходом за ним. Когда он умер, я утратила опору в жизни. Реальность заключалась в том, что обрести ее я могла лишь в новом смысле жизни, с головой погрузившись в работу.

За последние недели я часто вспоминала Харуто. Странно, если учесть, что сейчас у меня появился другой. Я размышляла, что бы он сказал, увидев Каллума, а потом улыбнулась, подумав, как бы Харуто ужаснулся, встретив человека, занимающегося разработкой рекламных кампаний – как раз тех кампаний, против которых он сам вместе с другими постоянно вел борьбу. Я перестала употреблять в пищу продукты животного происхождения сразу же после нашего возвращения из Мексики. Харуто, помню, очень злился даже тогда, когда я пила коровье молоко в его присутствии. Вид того, что ест Каллум, мог бы, пожалуй, свести Харуто в могилу.

Я начинаю понимать, что в присутствии Каллума постепенно теряю свою решительность. Нет, я продолжаю заверять себя, что буду держаться от него подальше, не позволю нам сблизиться ради его же интересов, убеждаю себя, что так будет лучше, но в его присутствии все мои благие намерения теряют смысл. При виде его ухоженных с неимоверной претенциозностью волос, когда Каллум появляется в толпе на пристани, при дребезжании телефона, когда от него приходит сообщение, я ощущаю необыкновенный трепет в животе, словно я опять стала тринадцатилетней школьницей, влюбившейся в первый раз. Нелепо и мило одновременно.

Он говорит, что его вполне устраивает жить одним днем. Он обещает не искать обязательств, но я вижу, что где-то в глубине души Каллум надеется, что дни как-нибудь превратятся в десятилетия и мы, сами того не осознавая, придем к тому, что будем сидеть рядышком и разглядывать фотографии наших внуков. Я вижу это в его взгляде. Я слышу это в его голосе. Хотя я стараюсь не обращать внимания на подтекст его слов, во время споров он приводит вполне логичные доводы.

Если бы я была более порядочным человеком, я бы не ответила на все его последующие звонки. А лучше бы сейчас закончить все раз и навсегда. Логика подсказывает мне, что сложившаяся ситуация ни к чему хорошему не приведет, но я все равно хочу продолжения. Древняя, как мир, борьба сердца против разума. Мое сердце каждый раз одерживает победу.

Дело не только в том, что я в него по-глупому втюрилась, хотя и это само по себе проблема. Нет, есть что-то в Каллуме, что заставляет жить одним днем. Я хочу получить все, что возможно, от настоящего, но позже я обязательно стану размышлять о будущем. Когда я снова заболею? Как скоро это произойдет? Буду ли я готова, когда это случится? Смогу ли я принести пользу миру прежде, чем меня не станет? Сколько жизни я смогу запихнуть в эти месяцы, годы или десятилетия, прежде чем умру?

А потом в моей комнате появляется Каллум. И для меня существует только здесь и сейчас. Этого мне вполне хватает. Он наделен замечательной способностью заботиться обо мне, окружая пониманием и поддержкой, которые я стремилась найти во всех, с кем сводила меня жизнь. Одно то, что я рядом с ним, делает меня здоровее.

Ну вот, я лгу сама себе. Я говорю себе, что он понимает: все временно, и мы без лишних эмоций расстанемся, когда придет срок. Черт! Может, чувство новизны притупится, и Каллум сам со мной порвет. Я говорю себе, что я ему нужна, что он учится у меня, как следует заботиться о другом человеке. Время, проведенное со мной, послужит Каллуму трамплином, оттолкнувшись от которого, он нацелится на другую женщину, способную остаться в его жизни на долгие десятилетия. Я говорю себе, что когда он кое-чему научится, я тихо исчезну из его жизни, оставив лишь воспоминания.

Я говорю себе, что не причиню ему никакого вреда, что я с самого начала была с Каллумом откровенна. Если он расстроится, это не моя вина. Я говорю себе, что поступаю правильно.

А затем, когда вся эта ложь начинает эхом отдаваться в моей голове, я говорю себе, что тоже заслуживаю счастья, пусть даже непродолжительного.

В любых отношениях есть свои подводные камни. То, что она с таким упорством отказывается ходить в обуви, действует мне на нервы. Я могу смириться с горой грязной посуды в раковине у нее на кухне или с полнейшим беспорядком в шкафах, но я никак не могу понять, почему такая умная, социально активная женщина считает незазорным появляться босиком почти везде и всегда.

Однажды во время обеденного перерыва я, проходя мимо обувного магазина, поддался минутному порыву. Когда я встретил Лайлу на причале вечером того же дня, в моей руке был бумажный пакет.

Улыбнувшись, я протянул ей подарок.

– Что это?

Она, казалось, обрадовалась, и я решил впредь почаще удивлять ее.

– То, что сделает твои поездки на работу более комфортными.

Я видел, как радость тает на ее лице. Раскрыв пакет, она вытащила оттуда дорогие босоножки, которые я сегодня купил ей в подарок.

– Они без каблуков… Ты можешь носить их в большой сумке вместе с лэптопом. Если те туфли, в которых ты ходишь на работе, неудобные, то всегда можно надеть эти…

Лайла перевела дух и только затем, сунув туфли обратно в пакет, порывисто ткнула им меня в грудь.

– Не тот размер? – спросил я, хотя знал, что размер подходящий: Лайла столько раз разувалась у меня на глазах, что я невольно запомнил, какой у нее размер ноги.

– Не пытайся изменить меня, Каллум.

– Я не…

– Я – это я. Я часто хожу босая. Смирись или отвали.

– Погоди, Лайла!

Я поднял руки вверх, словно это могло ее утихомирить. Прежде я не слышал, чтобы она говорила с таким раздражением и злостью в голосе.