Золотце ты наше - Пелам Вудхаус

– Буду рад послушать.

– А все получилось так. Я вдруг подумал, что плюс-минус денек – без разницы. Раз уж я тут, в Лондоне, могу и повеселиться немножко, а потом уж ехать. Я предложил Бэку смотаться в Лондон, ему идейка пришлась по душе. Выяснилось, что он и на машине-то всего разочек катался. Нет, представляете? А у меня собственная есть, с малолетства. Вот мне и захотелось устроить ему увеселительную прогулку. На это деньжата и ухнули.

– Все?

– Само собой. У меня два доллара осталось. Мы же не только катались, есть тоже надо. Знаете, этот Бэкфорд жрет, как слон, за уши не оттянешь. Все из-за того, что он не курит. Вот у меня совсем не тот аппетит, что раньше. Ладно, все. Выкладывайте денежки, и я завтра же отправлюсь. А уж мама обалдеет, представить жутко.

– Ты к ней не поедешь. Завтра мы возвращаемся в школу.

– Что такое? – Огден недоверчиво посмотрел на меня. – В школу?

– Я переменил планы.

– Не поеду я ни в какую школу! А силой вы не посмеете меня волочь! Что с вами сделают, если я выложу старому пустозвону про нашу сделку? Про то, как вы сунули мне деньги, а?

– Говори что хочешь. Он тебе не поверит.

Огден призадумался, до него дошла истина. Самодовольное выражение слетело у него с лица.

– Вы что, спятили? Сами отсылаете меня в Лондон, а не успел приехать, тянете обратно. Прям утомился от вас!

Конечно, что-то в его доводах было. Крутая перемена моих намерений, разумеется, представлялась ему необъяснимой. И я, чудом отыскав его, был склонен проявить великодушие. Я смягчился.

– Огден, – сердечно начал я, – хватит с нас детской вечеринки. Тебе скучно, а меня, если я еще здесь задержусь на полчаса, попросят развлекать народ комическими куплетами. Мы с тобой люди светские. Забирай-ка свою шляпу и пальто, и я повезу тебя в театр. А дела обсудим позже, за ужином.

Мрачность на лице мальчишки растворилась в радостной улыбке.

– Вот теперь дело говорите!

И мы украдкой проскользнули за шляпами, как лучшие друзья. Записку для Огастеса с просьбой прийти на вокзал Ватерлоо в десять минут первого завтра я оставил дворецкому. Мои методы отличала, конечно, определенная неформальность, такую мистер Эбни вряд ли одобрил бы, но я чувствовал, что могу положиться на Огастеса. Добротой многого можно добиться. К тому времени как занавес после мюзикла упал, между нами царило полное взаимопонимание. Ужин скрепил нашу дружбу, и ко мне мы ехали, наладив самые отличные отношения. Полчаса спустя Огден похрапывал в гостевой комнате, а я умиротворенно курил перед камином.

Не просидел я и пяти минут, как в дверь позвонили. Смит уже лег, так что я подошел к двери сам и обнаружил на коврике у порога мистера Фишера.

Благожелательность ко всем живым созданиям, результат удачи с Золотцем, распространилась и на Сэма. Я пригласил его войти.

– Ну, – поинтересовался я, угостив его сигарой и наполнив бокал, – как делишки, мистер Фишер? Фортуна улыбнулась вам?

– Молодой человек, – укоризненно покачал он головой, – какой же вы хитрец! Да, нужно отдать тебе должное. Я тебя недооценил. Ты очень и очень ловкий.

– Похвала от самого Ловкача Фишера очень ценна. Но с чего вдруг эти щедрые комплименты?

– Обставил ты меня, сынок. Плел мне, будто Золотце пропал, а я и купился. Как младенец!

Он сбил пепел с сигары, явственно страдая.

– Кончай упираться, сынок. Я случайно оказался в трех ярдах от вас, когда ты вместе с ним садился в такси на Шефтсбери-авеню.

– В таком случае, – рассмеялся я, – пусть между нами не остается секретов. Мальчик спит в соседней комнате.

Сэм серьезно наклонился вперед и похлопал меня по колену.

– Молодой человек, момент критический. Именно теперь, если не проявишь осторожности, можешь загубить превосходную работу. Если заважничаешь, загордишься, станешь думать: «Раз я побеждал до сих пор, то и дальше буду править бал». Уж поверь мне, самое трудное впереди. Именно сейчас тебе требуется опытный человек. Включи в игру меня и предоставь вести переговоры со стариком Фордом. Ты только все испортишь. Я уже десятки раз это проделывал и знаю, как действовать. Ты не пожалеешь, что взял меня партнером. Сам ты не потеряешь ни цента. Я сумею выудить у него вдвое больше, а вот ты вообще можешь все испортить. И не обломится тебе ни гроша!

– Очень любезно с вашей стороны, но никаких переговоров с мистером Фордом не будет. Я отвезу мальчика обратно в Сэнстед, как уже говорил вам. – Я поймал его полный муки взгляд. – Вы что, не верите мне?

Не отвечая, Сэм затянулся сигарой.

Есть такая слабость у человека – ему всегда ужасно хочется убедить сомневающихся в его словах, пусть даже мнение их совсем для него не важно. Я вспомнил, что в кармане у меня лежит письмо от Синтии, и, вынув его в качестве вещественного доказательства, прочитал Сэму. Тот очень внимательно слушал.

– Понятно, – обронил он. – А кто писал?

– Не важно. Одна моя приятельница. – Я сунул письмо обратно в карман. – Я намеревался отправить Огдена в Монако, но переменил планы. Вмешались другие соображения.

– Какие же?

– Можно бы сказать – совесть, если вам знакомо это слово.

– Ты что ж, и вправду намереваешься отвезти его обратно в школу?

– Вот именно.

– Что ж, тогда поедем обратно. Хотя я надеялся, что больше никогда не увижу этого места. Английские деревни, летом, может, и хороши, но зимой подавай мне Лондон. Однако, – покорно вздохнув, он поднялся с кресла, – попрощаемся до завтра. Каким поездом едете?

– У вас хватит наглости вернуться в Сэнстед? – опешил я.

– А ты что, тешишься мыслишкой разоблачить меня перед мистером Эбни? И думать забудьте, молодой человек. Оба мы не без греха, так что не будем кидать камень в ближнего. Да к тому же разве он поверит? Какие у тебя есть доказательства?

Довод этот я считал достаточно веским, когда сам приводил его Золотцу. А теперь, когда его использовали против меня, еще больше убедился в его основательности. Руки у меня были связаны.

– Стало быть, до завтра. После маленькой увеселительной прогулки в Лондон мы снова заживем тихой провинциальной жизнью.

Он рассиялся улыбками.

– Что ж, и в тихой провинциальной жизни есть свой интерес. Думаю, скучать нам не придется.

И я ему поверил.

С учетом самых разных помех (простуда, страх за Золотце, благоговение перед аристократией), с ситуацией мистер Эбни справился просто артистично. Ни о каком физическом наказании и речи быть не могло, особенно применительно к Золотцу, который наверняка отомстил бы новым набегом на окна, и мистер Эбни был вынужден положиться лишь на свое ораторское искусство. Воспользовался он им настолько успешно, что по окончании его тирады Огастес рыдал в голос и был так подавлен, что целых три дня не приставал ни к кому с вопросами.