Меценат - Михаил Бондаренко

О том, как выглядел непосредственно сам эсквилинский дворец Мецената, практически ничего не известно. Скорее всего, его планировка была традиционной для I века до н. э. Богатые дворцы и загородные имения знати фактически представляли собой сильно разросшиеся традиционные римские дома того времени. Центром такого дома считался атриум — зала с неглубоким бассейном для дождевой воды под проемом в крыше, которая соединяла все отдельные части жилища. В атриуме было принято встречать клиентов и гостей, обсуждать финансовые дела и политические новости. Не менее важным помещением, напрямую соединявшимся с атриумом, был таблинум, который служил кабинетом главе дома, хранившему здесь важные бумаги и деньги в особом сундуке. По сторонам от таблинума симметрично располагались две парадные комнаты-«крылья» (alae), где обычно устраивали гостей или родственников. Здесь же находились в специальных шкафчиках восковые маски предков. Другие комнаты, соединявшиеся с атриумом, служили столовыми или кладовыми. Особое помещение выделялось для кухни. Дома часто были двух- или трехэтажными, но на верхних этажах обычно помещались рабы. Таблинум соединялся с перистилем — внутренним двором, окруженным по периметру крытой колоннадой, центр которого занимал обычно чудесный садик с бассейном, фонтанами и статуями. Вокруг колоннады располагались многочисленные комнаты — столовые (триклинии), спальни, гостиные, библиотеки, ванные, залы для бесед (экседры). Пройдя перистиль, часто можно было попасть в большой хозяйский сад, который иногда тянулся на несколько десятков метров. Излишне говорить, что дома знати обильно украшались мраморными плитами и колоннами, бронзовыми и мраморными статуями, фресками и картинами[378].

Для обслуживания огромного дворца необходим был значительный штат рабов-слуг (familia urbatia). Возглавлял их обычно домоправитель — наиболее преданный хозяину раб. Особые рабы заведовали мебелью, постелью, одеждой, парадной посудой, библиотеками, ванными комнатами и пр. Обязательно имелись раб-привратник и раб, встречавший гостей и докладывавший о них хозяину. Нельзя было обойтись в богатом доме без собственных поваров, кондитеров и хлебопеков. Специальные рабы прислуживали за столом, следили за чистотой в доме, сопровождали хозяев на прогулках, несли носилки, служили курьерами и т. д. Часто хозяева приобретали и рабов-педагогов для своих детей, а также рабов, сведущих в медицине. Особый и часто весьма многочисленный штат рабов имелся у хозяйки дома, что позволяло ей удовлетворять все свои женские надобности.

Кроме эсквилинского дворца и сада Меценат владел несколькими роскошными виллами на территории Италии и Греции, а также большим поместьем в Египте. Виллы (летние загородные имения) богатых и знатных римлян поражали своими размерами и роскошью. Места для них выбирали всегда очень тщательно. Обычно это были прохладные долины, склоны гор или живописные берега озер, рек или морей. Существовали и модные места, такие как Тибур или приморские Байи. Сам дом виллы обычно включал в себя многочисленные помещения: атриумы и таблинумы, триклинии и перистили, спальни и библиотеки, бани и кухни, различные комнаты для прислуги и помещения хозяйственного назначения. Вокруг дома разбивался большой сад с беседками, гимнасиями, портиками, птичниками с экзотическими птицами и прочими сооружениями для развлечений хозяина. На территории виллы также нередко рыли каналы, пруды, бассейны, часто служившие садками для дорогих видов рыб. Устраивали многочисленные фонтаны и живописные каскады, украшая их статуями из бронзы или мрамора.

Сохранилось подробное описание двух роскошных вилл Плиния Младшего, жившего, правда, на 100 лет позднее Мецената и занимавшего намного более низкое положение при императорском дворе. Одна из его вилл находилась на морском побережье близ Рима[379], а другая — в Этрурии, у подножия Апеннинских гор[380]. Вот как описал свою этрусскую виллу сам Плиний Младший в одном из писем: «Усадьба расположена у подножия холма, но вид оттуда словно с вершины: холм поднимается так полого и постепенно, что ты оказываешься на вершине, даже не заметив подъема. Апеннины сзади и довольно далеко; оттуда в любой тихий и ясный день в усадьбу долетает ветер, но не пронизывающий и бурный, а словно уставший и обессиленный расстоянием. Большая часть усадьбы смотрит на юг и словно приглашает солнце, летом с шести утра, а зимой еще раньше в широкий, выступающий вперед портик, куда выходит много комнат; есть по обычаю старины и атрий. Перед портиком цветник; разнообразного вида грядки разделены буксом; вниз от цветника спускается лужок, на котором одно против другого стоят деревца букса, которым придана форма зверей; под ними мягкий, я сказал бы, волнообразно струящийся аканф. Вокруг дорожка, обсаженная низким, разнообразно подстриженным вечнозеленым кустарником, затем аллея в форме цирка, окаймленная буксом, по-разному подстриженным, и низенькими деревцами, задержанными в росте рукой садовника. Всё окружено глинобитной стеной; ее скрывает из вида, поднимаясь словно по ступеням, букс разного роста. Дальше идет луг, не менее замечательный по природе своей, чем все описанное выше по искусству, с которым оно устроено; затем поля, много лугов и виноградные сады. Из портика, в самом начале его выступает столовая; из дверей ее видны край цветника, луга, широкий деревенский простор: из окон по одной стороне часть цветника и выступающие вперед постройки; из окон по другой — густолиственные купы деревьев на соседнем ипподроме. Против середины портика, отступая назад, флигель с маленьким внутренним двориком, осененным четырьмя платанами; между ними фонтан, переполняющий мраморный бассейн, освежает платаны и траву под ними мелкой водяной пылью. В этом помещении есть спальня, куда не проникают ни свет, ни звук; рядом обычная столовая, где обедают в дружеском кругу; она смотрит на дворик, портик и на все то, на что и портик. Есть и другая спальня, в которой от соседнего платана стоит зеленый полумрак; она отделена мраморными панелями: живопись, изображающая ветвистые деревья и птиц на ветвях, не уступает в красоте мрамору. Тут есть маленький ключ, вода которого с очень приятным ропотом падает через множество трубочек в чашу. В углу портика напротив триклиния очень большая комната; одними окнами она глядит на цветник, другими на луг. Под окнами водоем, радующий глаз и слух. Струя воды, низвергаясь сверху, падает вся в белой пене в это мраморное вместилище. Эта комната зимой самая теплая; она залита солнцем, и рядом с ней гипокауст (система отопления. — М. Б.): в пасмурные дни впускаешь горячий воздух, и он греет вместо солнца. Потом просторная веселая раздевальня, дальше комнатка с большим прохладным бассейном. Если захочешь поплавать на просторе или в воде более теплой, то на площадке есть водоем, а рядом колодезь, из которого можешь облиться, если тепло надоест. К этой комнатке примыкает средняя, где солнце всегда готово приветить тебя; в кальдарии его еще больше (он выдвинут вперед): там три ванны, к которым спускаешься по ступенькам; две из них на солнце, третья в стороне от солнца, но не от света. Над раздевальней площадка, где одновременно разные группы могут заниматься разными упражнениями. Недалеко от бани лестницы, ведущие в криптопортик, но еще раньше к трем флигелям: один обращен к тому дворику с четырьмя платанами, другой к лугу, третий поднимается над виноградниками и смотрит в разные стороны света. В начале криптопортика из него выдвинулась комната и глядит на ипподром, на виноградники и горы; рядом с ней другая, открытая солнцу, особенно зимнему; тут же флигель — звено, соединяющее ипподром с виллой. Вот вид спереди. Сбоку на возвышении летний криптопортик; он не то что смотрит на виноградники, а вплотную к ним подходит; в середине его столовая, куда проникает здоровый ветер с апеннинских долин; сзади через очень широкие окна видны прямо виноградники, из дверей видны они же, но через криптопортик. С той стороны столовой, где нет окон, устроена лестница, ее не видно, и по ней приносится все необходимое для обеда. В конце спальня, из которой окинуть взором самый криптопортик не менее приятно, чем виноградники. Под ним находится полуподвальный криптопортик; летом в нем стоит холод; воздуха в нем довольно, доступа ветрам нет, да их и не нужно. За обоими криптопортиками от столовой идет портик, где до полудня холодно, а на склоне дня тепло. К нему примыкают два флигеля: в одном четыре комнаты, в другом три; солнце по ходу своему и освещает их, и оставляет в тени. Эта планировка и эти удобные помещения ничто перед ипподромом. Он весь на виду, и вошедшие сразу и целиком охватывают его взглядом. Он обсажен платанами, а их увивает плющ, и они зеленеют своей листвой вверху и чужой внизу. Плющ пробирается по стволу и ветвям и, перекидываясь с дерева на дерево, соединяет платаны; между ними низенький букс; букс с наружной стороны обсажен лавром, добавляющим свою тень к тени платанов. Прямая широкая дорожка вдоль ипподрома в конце его изгибается по полукругу; его окружают кипарисы; от них ложится густая черная тень; дорожки, идущие внутри кругами, залиты светом; тут растут розы, тут прохладно в тени и приятно на солнце. Кривая дорожка, опоясывающая пестрое многообразие этого полукруга, выпрямляется, но теперь она уже не одна: множество дорожек идет внутри ипподрома, отделяясь одна от другой буксом; тут в одном месте лужайка, в другом посадки букса, подрезанного на множество ладов: иногда в форме букв, из которых складывается имя хозяина или искусника-садовода; тут он стоит в виде милевых столбов; там ему придан вид фруктовых деревьев: в изысканнейшем парке вдруг появляется некое подобие деревенского сада. Посередине украшением ипподрому служат посаженные с обеих сторон низенькие платаны. За ними волнами ходит гибкий аканф, затем букс, подрезанный во множестве разных форм и имен. Там, где начало ипподрома, беседка с мраморной белой полукруглой скамьей; ее затеняет виноградная лоза, которую поддерживают четыре колонки каристского мрамора; из скамьи, словно под тяжестью возлежащих, по трубочкам течет в каменную чашу вода; чаша вделана в изящную мраморную доску стола; вода, регулируемая скрытым механизмом, наполняет ее, никогда не переливаясь через край. Посуду с кушаниями тяжелыми ставят по ее краям; легкая плавает кругом на игрушечных корабликах и птичках. Напротив фонтан, который выбрасывает воду и поглощает ее; взметнувшись вверх, она падает обратно; посредством соединенных между собой отверстий она то поглощается, то поднимается вверх. Около беседки, напротив нее, комната; это соседство делает еще краше и беседку, и комнату. Комната сверкает мрамором; двери открываются в зелень листвы; из одних окон смотришь вверх на зеленый склон, из других вниз. Маленькая, выступающая вперед веранда кажется частью той же самой комнаты и особой комнатой. Здесь стоит ложе, окна есть со всех сторон, но в комнате полумрак от тени: роскошная лоза, захватив всю крышу, поднимается до самого конька. Ты лежишь там словно в лесу, только не чувствуешь, как в лесу, дождя. Тут есть фонтан, вода в котором то появляется, то иссякает. В парке всюду расставлены мраморные скамьи, на которых, устав от ходьбы, отдыхают, как в спальне. Около скамей фонтанчики. По всему ипподрому журчат ручьи, текущие туда, куда их направила рука садовника; они поливают то одну часть парка, то другую, а иногда весь парк целиком»[381].