Безмолвная - Райчел Мид

Он отвечает мне не сразу.

«Вот в этом, – говорит он наконец. – Помнишь, ты еще спрашивала, чего ради мне было рисковать укусом скорпиона? – Он обводит рукой меня и платье. – Ради вот этого. И я даже согласен был бы получить укус».

«Не надо так говорить! – Я чувствую, как мои щеки начинают пылать. – Давай есть, пока все не остыло. Хватит тратить время на мое тщеславие».

Ли Вэй еще несколько мгновений восхищенно любуется мной: его взгляд ощущается почти как прикосновение. Когда он наконец кивает и садится, во мне борются облегчение и разочарование. Я сажусь рядом с ним, нервно расправляя пышную юбку.

Та еда, которую нам дали у подвесной дороги, была потрясающая, но эта трапеза – нечто невероятное. Лапша очень редко появлялась в корзинах с продуктами, которые мы получали в поселке. А в таком приготовлении мы ее вообще не ели: сваренную в пряном мясном бульоне, со свежайшими овощами. Те, что присылают нам, всегда бывают привядшими. Аромат просто головокружительный, так что я спешу приняться за еду. Вкус – сказочный, очень скоро я уже подбираю последние капли со дна. В моей жизни еда всегда была простой необходимостью. Я даже не думала, что она может дарить наслаждение.

А вот рисовое вино меня совсем не впечатляет. Давлюсь первым же глотком. Ли Вэй смеется при виде моей реакции, и я придвигаю свою чашечку к нему.

«Можешь выпить и мое».

Он с улыбкой качает головой.

«Нам надо сохранить ясность мысли. – Он обводит взглядом комнату, и у него на лице снова появляется изумление. – Представляешь себе, что можно жить вот так? И есть такую еду? Иметь доступ к такому множеству вещей, знакомиться с людьми со всего света?»

«Я над этим не задумывалась, – отвечаю я честно. – Может, после того как мы поможем нашему поселку, у нас останется время еще что-то узнать».

Он хмурится и смотрит так, словно готов возразить, но в эту минуту входит Лу Чжу. Она многозначительно смотрит на мое платье и быстро убирает опустевшую посуду. Заметив, что вино осталось нетронутым, она возвращается с чайником чая и крошечными фарфоровыми чашечками. Нелечебный чай у нас в поселке тоже роскошь, и его пьют в основном Старейшины. Может, Ли Вэй и прав, мечтая жить в таком мире.

Новый шум выводит меня из раздумья. Я застываю, слушая новые звуки. Они повисают в воздухе, словно краски на холсте, напоминая мне песню дрозда.

«Что там?» – спрашивает Ли Вэй.

«Не знаю, – отвечаю я ему, вставая. – Но это потрясающе!»

Я подхожу к решетчатой стене и смотрю вниз. Лу Чжу вернулась в общий зал и теперь сидит там и держит то, в чем я по свиткам опознаю музыкальный инструмент. Кажется, это лютня. Она осторожно перебирает струны, и я вижу, что ее игра заворожила не только меня. Некоторые из посетителей смолкли и неотрывно наблюдают за ней. Кое-кто кладет к ее ногам монеты.

«Там музыка, – говорю я Ли Вэю. Он знает само слово, но его содержание для него бессмысленно. – Она чудесная… как сон».

Я уже успела убедиться в том, что звуки могут быть полезны для общения и выживания, но до этой минуты не догадывалась, что они могут приносить наслаждение. Это – вид искусства. Слушая лютню, я чувствую, как успокаиваюсь, меня наполняет тихая радость. Напряженность отступает, и я ненадолго забываю о бедах нашего поселка. Ли Вэй не способен воспринимать музыку, однако мое настроение отчасти передается ему. Он становится у меня за спиной, обхватывает за талию и притягивает к себе. Сначала я застываю, охваченная страхом. Но очень скоро расслабляюсь и поддаюсь. В этих мгновениях есть неоспоримая правильность, которую я сама не смогла бы сформулировать.

Забыв про музыку, я поворачиваюсь к нему и поднимаю голову, чтобы видеть его лицо. Он держит меня за талию. Его взгляд порождает слабую дрожь, которая разбегается по моему телу. Я даже не подозревала, что можно испытывать одновременно восторг и ужас. Мне не сразу удается опомниться и найти нужные слова.

«Ты… ты не должен так на меня смотреть!» – говорю я ему.

Он поднимает руки для ответа, и кончики его пальцев скользят по мне.

«Как?»

«Сам знаешь», – ворчу я.

«Почему? – спрашивает он, приближаясь еще на шаг. – Потому что ты художница, а я шахтер?»

Я судорожно сглатываю: близость его губ меня завораживает.

«Да, – говорю я. И еще… потому что… потому что это – платонические…»

«Ну да. – Он наклоняется ко мне. – Ну да, конечно».

У меня колотится сердце. Я закрываю глаза и поднимаю лицо навстречу ему. Я чувствую себя пьяной – не от вина, а от того, что мы оказались так близко. Я понимаю, что дело не в этом помещении, не в одежде, не в еде. Это мгновение становится особенным потому, что впервые за все время нашего знакомства исчез фактор статуса. Здесь нет художницы и шахтера. Есть только мы.

И Сю Мэй. Звук двери и ее вход в комнату развеивают чары. Я вздрагиваю и отшатываюсь, Ли Вэй тоже отступает назад, и я знаю, что у нас обоих вид виноватый. Однако даже если она и заметила что-то, то ничего не стала говорить.

«Как вам обед?» – осведомляется она.

«Просто невероятный, – честно отвечаю я, все еще до конца не опомнившись. – Мы никогда ничего подобного не ели».

«Дивные ощущения», – добавляет Ли Вэй.

«Приятно слышать, – говорит Сю Мэй. – А я закончила работу, так что теперь могу отвести вас к Нуань».

Мы с Ли Вэем обмениваемся быстрыми взглядами: мы оба думаем об одном и том же. Надо забыть об этих грезах. Краткая пауза закончилась. Пора вернуться к своей задаче и думать о том, как помочь нашему поселку.

«Это платье чудесное, – говорит мне Сю Мэй. – Но, наверное, ты захочешь переодеться».

«Конечно, – соглашаюсь я, грустно трогая красный шелк. – Не хотелось бы его испачкать».

«Дело не столько в этом, сколько в том, куда мы идем. – Сю Мэй заметно мрачнеет. – Поверьте мне, в той части города не стоит привлекать к себе внимание. На самом деле, туда и ходить-то никому не хочется».

Размышляя над ее странными словами, я снова надеваю свой костюм художника и помогаю Ли Вэю собрать наши немногочисленные вещи.

«Не забывайте: не разговаривайте руками и не привлекайте к себе внимания на людях», – снова предупреждает нас Сю Мэй.

Внизу в зале мы видим хозяина постоялого двора, но он на нас внимания не обращает. Он разговаривает с кем-то из клиентов и, гордо выпятив грудь, указывает на свою коллекцию произведений искусства.

Когда мы проходим мимо Лу Чжу, она нам подмигивает. Отец Сю Мэй молча кивает, и что-то подсказывает мне, что он рад нашему уходу. Пусть он и не одобряет королевского приказа, но боится, что, разговаривая с нами, его дочь подвергает себя опасности. Помня о Чжан Цзин, я понимаю это стремление ее уберечь. Когда мы проходим мимо него, я кланяюсь в знак признательности.