Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

Под открытым небом в одном из ответвлений от балки развернул пункт сбора раненых, где оказывал им первую медицинскую помощь. Были у меня всего одни носилки. На землю расстелил один из тентов транспортной автомашины. Положил на край брезента комплекты шин и перевязочного материала, комплект «ПФ». Через плечо, как всегда, висела санитарная сумка. У повара выпросил котелок воды литра на два. Вот и все снаряжение и оборудование медицинского пункта. Венчал все это белый флажок с красным крестом, привязанный к деревцу.

Поступали раненые не только из нашей роты или бригады, но и из других частей. После оказанной медицинской помощи раненых отправлял на восток по балке на проходившие мимо любые транспортные автомашины других частей. Не все соглашались брать раненых. Воентехник Ген Александр направленным в водителя автоматом остановил одну бортовую машину, и под автоматом догрузили машину ранеными. «Куда их девать?» — спрашивал старший машины. Посоветовал в первый попавшийся на его пути медсанбат или госпиталь. Легко было советовать, а практически осуществить было очень сложно, как я неоднократно убеждался. Все это было не так просто. У них были свои задания. Предстояло отклоняться от основного маршрута движения, но что делать? Раненых нужно было вывозить из района боев, тем более что мы все отступали. Очень неохотно брали медицинские учреждения раненых из других частей и соединений. Сами задыхались. Объем помощи оказывался сокращенный из-за большого потока раненых и отсутствия хоть мало-мальски подходящих условий. Не хватало транспорта для эвакуации, ибо войска отступали с грузами и техникой.

Оставляли раненых проходившие мимо отступающие части. Мои протесты не помогали. Оставляли и уходили. Отправлять их в наш медсанвзвод не представлялось возможным. Он был где-то в Елхах, несколько в стороне от балки. Командир знал, что я с ранеными, но ни людей, ни транспорта мне не выделили. Не до меня, видно, было. Кто был в состоянии самостоятельно двигаться, отправлялся по дну балки на восток. Должны были как-нибудь выбраться. Я не мог отойти от раненых, не создал даже запаса воды. Имевшуюся в котелке воду давно выпили. В фляге осталось на несколько глотков, а раненые все просили пить. Да и солнце уже припекало.

Через небольшой промежуток времени сильные взрывы потрясли вокруг землю. Самолеты противника вновь бомбили район расположения наших танковых батальонов и других подразделений и частей. Подвергались бомбежке не первый раз. Каждая новая переносилась еще труднее. Вой входивших и выходивших из пике самолетов, свист летящих к земле бомб и сильные близкие взрывы в короткие промежутки времени, обдававшая жаром взрывная волна и колебания земли, передававшиеся телу, оказывали страшное парализующее воздействие. Внезапно вокруг все стихло. До сознания доходило, что прекратилась бомбежка, но оторваться от земли не было сил. Казалось, что не успеешь вновь прильнуть к ней и пощадившие тебя на этот раз осколки или пуля найдут тебя. Но тишина мгновенно прошла, будто вытащили затычки из слуховых проходов, и звуки войны вновь заполнили мое сознание и ощущение.

Нас еще обсыпало комьями земли, камушками, осколками предметов. По правой стороне балки услышали шум танковых моторов, более редкие пулеметные и автоматные очереди. Наверху балки заканчивался бой. Я приподнялся к верхнему краю. По ходу сообщения добрался до траншей, ранее выкопанных нами. Они были пустые. Наши, должно быть, отошли, хотя еще недавно занимали здесь оборону. Рядом со мной лег старший лейтенант — начфин роты.

— Где наши? — спросил я его.

— Недавно были здесь. Не знаю. Возможно, отошли к машинам.

Я застыл или окаменел от ужаса или страха. А возможно, это и не был страх. Появилась какая-то отрешенность, ватными стали руки, ноги. Не пытался ползти в овраг, да и не слушались ноги. Все всматривался вперед — считал. Мимо нас на восток ползли немецкие танки с белыми крестами, бронетранспортеры и колесные машины с автоматчиками. У некоторых машин были на прицепе пушки. Мы остаемся в тылу врага…

В степи дымились догоравшие немецкие и наши танки и машины. Вывороченная, искореженная в разных положениях и с колесами вверх разбросана была военная техника. Бой заканчивался в нашем районе и переместился влево от нас. Шел где-то возле поселка Елхи или еще восточнее. Стрельба слышалась глуше и дальше. Оцепенение прошло. Дошло, что наши отошли, вернее, сбежали и оставили нас.

Стал спускаться по ходу сообщения в балку, позвал начфина.

Старший лейтенант остался лежать. На оклик не отозвался. Вернулся к нему, перевернул лицом вверх. От переносицы маленькая струйка крови залила лицо. Он был мертв. Случайная пуля. На войне в подавляющем большинстве средства уничтожения случайные для каждого в отдельности и намеренные для всех. Я оттянул его из траншеи через ход сообщения в балку. Отходившие небольшими группами по балке красноармейцы помогли мне отнести тело его к пункту сбора раненых. Мимо отходила группа «пэтээровцев» из другой части. Увидев белый флажок с красным крестом, свернули с основной балки ко мне. Они несли на плащ-палатке тяжело раненного осколком в бедро, опустили его на тент и стали уходить. Я просил их не оставлять его, что исправлю повязку, наложу шину и пусть забирают, но они его оставили. Ответил лейтенант, видно старший группы, что как с остальными ранеными, так поступишь и с нашим, что очень спешат. И они ушли по балке.

Я побежал от ответвления к основной балке, к месту стоянки нашей роты. Никого не было. Машины, летучки, тягач ушли по дну оврага на восток. Я вернулся к раненым. Поправил повязку и наложил из ветвей шину раненному в бедро. Только сейчас заметил, какая необычная тишина стояла вокруг. Как могли меня оставить? Присел и задумался. Как же выбраться? Что я мог придумать? Можно было по балке уйти на восток к своим, как же быть с ранеными?

Двух сравнительно легко раненных отправил своим ходом, они могли идти. Сказал им, что помогут им в пути. Остались двое наших раненных в нижние конечности, один в плечо и лопаточную область, тяжело раненный в бедро и труп начфина.

По дну основной балки спешно еще отходили на восток одиночки, по несколько человек, и группы красноармейцев, нагруженные противотанковыми ружьями, автоматами, боеприпасами. Я упрашивал их помочь вынести раненых, но они спешили, проходили мимо. Кто-то оставил неполную флягу с водой, что оказалось очень ценным для раненых в этот знойный полдень. Особенно тяжел был раненный в бедро. Беспрерывно, тихо стонал. Все просил пить. Он и эту флягу выпил. Решил приготовить из жердей и брезента носилки, на которых можно было вынести раненых и тело убитого. В кустарнике вырубил двухметровые палки. Раненый подсказал, что удобнее применить плащ-накидки. Их можно было собрать на поле боя. По ходам сообщения выбрался из балки к траншеям. По степи метрах в трехстах от балки шли на восток немецкие войска. Когда колонна отошла на более отдаленное расстояние, я ползком пробрался к местам бывших артиллерийских батарей. Рядом с исковерканной техникой лежали трупы наших красноармейцев. Пятна крови на телах были облеплены крупными мухами, обычно досаждавшими животным. Подобрал два автомата с дисками, сумку с ручными гранатами. Плащ-накидки не решился снимать с трупов, также не посмел дотронуться до фляг на ремнях. Спешно пополз обратно в балку. Шел до раненых с трудом, ноги подкашивались, автоматы и сумка с гранатами казались непосильным грузом. Раздал раненым в ноги по автомату, рядом положил сумку с гранатами. Рассказал, что видел. Один из них предложил мне все-таки подобрать накидки на поле боя для носилок. Из них удобнее всего делать носилки. Не мог я решиться вновь вернуться к трупам. Обложились карабинами, автоматами и гранатами на случай, если враг завернет сюда. Нам ничего другого пока не оставалось. Решили живыми не сдаваться. Отрезали от тента для носилок три куска брезента приблизительно размером метр на два. Принес куски проволоки, и стали ими крепить брезент к палкам. Временами в тишину врывался справа от балки гул моторов машин, танков — шли немецкие войска на восток. Над нами пролетали «юнкерсы» и «хейнкели» с присущим только им прерывистым гулом. Шли по направлению к Сталинграду. Мы разговаривали шепотом, казалось, что нас могут услышать. Не прекращались стоны раненного в бедро. Он все просил пить, давал только ему воду маленькими глотками, наконец, вода кончилась. Носилки были готовы, но никто из наших мимо не проходил. Мы все ждали, на что-то надеялись.