Наталья Гончарова - Вадим Старк

До нас дошел черновик письма Пушкина к родителям, оборванный на самом щекотливом вопросе: «Состояние г-жи Гончаровой сильно расстроено и находится отчасти в зависимости от состояния ее свекра. Это является единственным препятствием моему счастью. У меня нет сил даже и помышлять от него отказаться. Мне гораздо легче надеяться на то, что вы придете мне на помощь. Заклинаю вас, напишите мне, что вы можете сделать для…»

Отец решил отдать сыну 200 последних незаложенных душ из нижегородского своего имения, о чем и сообщает ему в том же письме: «Ты знаешь положение моих дел. У меня тысяча душ — это правда, — но две трети моих имений заложены в Воспитательном доме. — Я даю Оленьке около 4000 р. в год. В именье, которое досталось на мою долю после покойного моего брата, находится около 200 душ, совершенно свободных, и я даю их тебе в твое полное и безраздельное владение. Они могут принести около 40 000 руб., а со временем, может быть, и больше».

В тот самый день, когда родители Пушкина в Петербурге пишут ему письмо, сам он обращается с письмом к графу А. X. Бенкендорфу: «…Я женюсь на м-ль Гончаровой, которую вы, вероятно, видели в Москве. Я получил ее согласие и согласие ее матери; два возражения были мне высказаны при этом: мое имущественное состояние и мое положение относительно правительства. Что касается состояния, то я мог ответить, что оно достаточно, благодаря Его Величеству, который дал мне возможность достойно жить своим трудом. Относительно же моего положения, я не мог скрыть, что оно ложно и сомнительно… Г-жа Гончарова боится отдать дочь за человека, который имел бы несчастье быть на дурном счету у государя… Счастье мое зависит от одного благосклонного слова того, к кому я и так уже питаю искреннюю и безграничную преданность и благодарность…»

На черновике письма — поколенный портрет Гончаровой, представленной сидящей в профиль влево.

Бенкендорф не замедлил с ответом:

«Милостивый государь.

Я имел счастье представить государю письмо от 16-го сего месяца, которое вам угодно было написать мне. Его Императорское Величество с благосклонным удовлетворением принял известие о предстоящей вашей женитьбе и при этом изволил выразить надежду, что вы хорошо испытали себя перед тем как предпринять этот шаг, и в своем сердце и характере нашли качества, необходимые для того, чтобы составить счастье женщины, особенно женщины столь достойной и привлекательной, как м-ль Гончарова.

Что же касается вашего личного положения, в которое вы поставлены правительством, я могу лишь повторить то, что говорил вам много раз; я нахожу, что оно всецело соответствует вашим интересам; в нем не может быть ничего ложного и сомнительного, если только вы сами не сделаете его таким. Его Императорское Величество в отеческом о вас, милостивый государь, попечении, соизволил поручить мне, генералу Бенкендорфу, — не шефу жандармов, а лицу, коего он удостаивает своим доверием, — наблюдать за вами и наставлять вас своими советами; никогда никакой полиции не давалось распоряжения иметь над вами надзор. Советы, которые я, как друг, изредка давал вам, могли пойти вам лишь на пользу, и я надеюсь, что с течением времени вы будете в этом все более и более убеждаться. Какая же тень падает на вас в этом отношении? Я уполномочиваю вас, милостивый государь, показать это письмо всем, кому вы найдете нужным.

Что же касается трагедии вашей о Годунове, то Его Императорское Величество разрешает вам напечатать ее за вашей личной ответственностью.

В заключение примите искреннейшие пожелания в смысле будущего вашего счастья и верьте моим лучшим к вам чувствам.

Преданный вам А. Бенкендорф

28 апреля 1830».

Приехавший с Кавказа брат Левушка не замедлил сочинить остроту:

Двадцать шестого апреля жених поздравлял дядюшку с именинами. Василий Львович между тем вторит племяннику Льву, повторяя и устно и письменно его бонмотку: «Он околдован, очарован и огончарован». Дядюшка казался счастливым более всех, хотя еще не видел Натальи Николаевны: «Невеста его, сказывают, мила и прекрасна. Эта свадьба меня радует и должна утешить брата моего и невестку…»

В тот же день Вяземский отписал жене: «Нет, ты меня не обманывала, мы сегодня на обеде Сергея Львовича выпили две бутылки шампанского, а у него по-пустому пить двух бутылок не будут. Грон говорил тебе об уме невесты? Беда, если в ней его нет! Денег нет, а если и ума не будет, то при чем он останется с его ветреным нравом?»

Поздравляя Пушкина с предстоящей женитьбой и вспомнив свое определение красоты невесты — «une beauté romantique», Вяземский пишет: «Тебе, первому нашему романтическому поэту, и следовало жениться на первой романтической красавице нынешнего поколения».

Казалось, все было улажено: Наталья Ивановна дала свое согласие, император выразил свое удовлетворение, родители благословили… Но пройдет еще около года, прежде чем состоится свадьба.

Пушкин между тем уже приглашает княгиню Вяземскую быть на свадьбе посаженой матерью. Однако даже 28 апреля за обедом в доме Ушаковых, которые еще не знали о благополучном сватовстве, Пушкин держит себя так, словно ничего еще не решено. Екатерина Николаевна, за которую московские сплетники давно уже сватали поэта, пишет брату Ивану: «Скажу тебе про нашего самодержавного поэта, что он влюблен (наверное, притворяется по привычке) без памяти в Гончарову меньшую. Здесь говорят, что он женится, другие даже, что женат. Но он сегодня обедал у нас, и, кажется, что не имеет сего благого намерения, mais on ne peut répondre de rien[36]».

Тридцатого апреля Пушкин участвует в бракосочетании на Пресне своих друзей Елизаветы Николаевны Ушаковой и Сергея Дмитриевича Киселева — сначала в церкви, а затем в доме Н. А. Шереметева у Сухаревой башни. Всё происходящее он впервые как бы примеривает к себе. В этот день Вяземский пишет жене в Москву насчет женитьбы Пушкина: «Я желал бы, чтобы государь определил ему пенсию, каковую получают Крылов, Гнедич и многие другие. Я уверен, что если бы кто сказал о том государю, он охотно бы определил. Независимость состояния необходимо нужна теперь Пушкину в новом его положении. Она будет порукой нравственного благосостояния его. Не понимаю, как с характером его выдержит он недостатки, лишения, принуждения. Вот главная опасность, предстоящая в новом положении его».

В конце апреля — начале мая Пушкин получает два письма от родителей, адресованных также Наталье Николаевне, и письмо от сестры Ольги.

Своей ревностной поклоннице Елизавете Михайловне Хитрово, мужественно принявшей известие о предстоящей свадьбе, Пушкин пишет: «J’épouse une madonne louche et rousse[37]».

В. А. Муханов пишет брату в Петербург: «Пожалей о первой красавице здешней, Гончаровой… Она идет за Пушкина».