Тьма уже внутри - Алана Русс

Он едва потянулся к ручке, как из внушительной щели под воротами показалась не менее внушительная лохматая собачья морда. Глаза с красноватой сеткой капилляров медленно, с толикой немого возмущения, переползли с аспиранта на меня, задержались на секунду и поползли обратно.

— Боф!

Ворота содрогнулись, когда с очередным, но явно угрожающим грудным «боф» обладатель морды дернулся, сдавая назад, а затем вновь с грозным лаем рванул вперед.

— Боф-боф-бофф!

Похоже, псина наконец вспомнила, для чего ее ко двору приставили. Одно хорошо, габариты животинки явно не позволяли ей просочиться через щель наружу и оттяпать незваным гостям все оттяпываемые части тела.

Когда ворота, вновь сдерживая натиск могучей мохнатой туши, содрогнулись, я с писком заскочила Бранову за спину и вцепившись в его куртку.

— Может, нам лучше… — едва начала я, но аспирант уже отворил калитку.

Собачья морда в тот же миг, будто намыленная, выскочила из щели, и теперь ее обладатель явно приготовился к атаке.

Прыжок, и я замерла, парализованная страхом.

— Бобка! — задрав подбородок, взвыл аспирант, когда пес рывком поднялся на задние лапы, пытаясь его облизать. — Здравствуй, мальчик! Здравствуй!

Псина, счастливо фыркая, вновь обратилась на все четыре лапы, безостановочно крутя хвостом, как опахалом. Выждав, она вновь, под возмущенные Брановские вопли, толкнула его в грудь и дотянулась-таки до лица, смачно обслюнявив.

— Сгинь! Фу!

Ян еле совладал с махиной, и теперь уже с очередным совершенно добродушным «боф» пес начал заваливается аспиранту в ноги.

— Хороший, хороший, — с явным усилием трепал Ян псину за бока и шею. — Мика, придержи его. Я машину во двор загоню.

— Придержать?

Я дара речи лишилась, когда аспирант, ловко высвободив ноги из под многотонной, закатившей в экстазе глаза туши, резво зашагал к воротам. Отодвинул щеколду. А Бобка, едва осознавший, что прежний генератор неземного собачьего удовольствия его покинул, с трудом поднялся, обращая взгляд посоловевших глаз на новую жертву.

— Ян, я не смогу его…!

Псина прыгнула, оставив следы мокрых лап на моем пуховике. От внезапности и силы толчка я пошатнулась и еле на ногах устояла.

— Они не укусит, не бойся. Почеши за ухом и хоть веревки из его вей, — смеясь, посоветовал аспирант, распахнув широченные деревянные створки, и скрылся из виду.

Растеряно озираясь, я потянулась к лохматой морде.

— Хороший, Бобка, хороший, — увещевала я, робко поглаживая голову, увенчанную послушно уложенными уголочками ушей.

Пес жмурился, вываливал язык, пускал слюни, но явно из-за толстенной шубы с подшерстком едва ощущал эти легкие прикосновения. Кажется, даже в отместку за халяву готовился вновь прыгнуть, измарав меня окончательно. Осмелев, я растопырила пальцы и со всей силы прошлась по собачьей спине и шее, будто расческой.

Бобка удовлетворенно фыркнул и завалился на бок, подставляя живот. Я присела рядом с ним на корточки.

— Как просто тебя выключить, оказалось, — посмеялась я, то и дело зарываясь в шерсть на могучей груди и упитанном пузе.

Ян уже заехал во двор и заглушил мотор, как из дома, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем, выскочила женщина.

— Ой, не надо! Не надо! Он линяет!

Высокая, голубоглазая, с крупными кудрями темных волос. Ее лица едва ли коснулись первые признаки возраста. Десятка четыре-пять прожитых лет выдавали лишь чуть красноватые в морщинках руки.

Я отпрянула и поднялась, переводя взгляд на свои ноги.

Вот черт. Темная джинсовая ткань и короткие замшевые сапожки так и пестрели обилием рыжих собачьих волос.

— Ко мне, Боб! — хлопнула по бедру женщина, гневно сдвинув брови. — А ну, быстро!

Пес, все еще с надеждой глядя на меня, поднялся. Подкручивая задом и покорно прижимая уши, поковылял к хозяйке. Та мигом ухватила его за ошейник и отволокла к сетчатому вольеру.

— Ян, ты говорил, вас только после обеда ждать!

Расправившись с псом, женщина обратила весь свой гнев на аспиранта. Правда тот со спокойным видом достал забитую под завязку спортивную сумку из багажника и, улыбаясь, подошел к ней, чмокнув в щеку.

— Утром пробок меньше, да и погода подвела. После обеда совсем дороги развезет.

— Мог бы позвонить и предупредить тогда, — все еще хмурилась женщина, но с меньшим остервенением. — Здравствуй, Маша, — вдруг светло улыбнулась она, огладывая меня с головы до ног. — Я Роза, мать вот этого своенравного молодого человека, — потопала она Яна по плечу, но вдруг охнув, всплеснула руками и бросилась в дом.

— У меня ведь пирог в печи до сих пор! Вы проходите, — все тише и тише становился ее голос, отдаляясь, — не стойте у дверей…

Но я и шагу ступить не могла.

Чуя мое смятение, Ян кашлянул, переступив с ноги на ногу.

— Надеюсь, ты не пойдешь на преступление и не станешь меня бить? — растянул он губы в комичной улыбке, приподняв брови.

— Еще как стану! — возмущенным шепотом, с опаской поглядывая на дом, заговорила я, мучая лямку рюкзака на плече. — Ты, зачем? Это ведь…

— Всего лишь моя мать, — я так обреченно завыла, что Боб, заинтересованно навострил уши. — Слушай, скажи я, что тренироваться будем здесь, — виновато развел руками Ян, закидывая сумку на плечо, — ты бы точно не согласилась. Я заметил, твоя стеснительность порой просыпается в совсем неподходящий момент.

Я спешно прикрыла холодными руками и впрямь пылающие щеки. Ага. В самый неподходящий момент, говорит? Да момента подходящее вообще сложно представить! Стой теперь и красней, как молодой редис.

— Ты — жестокий человек!

Мягко посмеявшись, Ян подошел и легонько подтолкнул меня ко входу.

— Вовсе нет.

— Вовсе да! — уперлась я. Благо, что снег рыхлый и каблуки легко утопли по самое основание. — Я ведь не тащу тебя с моими родителями знакомиться! А надо бы. Случись со мной что, хоть знать будут, с кого спрос держать.

— Единственное, что с тобой здесь сделают, — бросив тщетные попытки втолкнуть меня в дверной проем, сам шагнул в полутьму Бранов, — это накормят досыта. А потом еще пару тройку раз накормят.

— Прямо фильм ужасов про переедание, — простонала я, оглянувшись напоследок на внимательно следящего за мной пса.

Тот вновь навострил уши, склонив голову в недоумении.

— Боф!

— Да иду я, иду, — бросила раздраженный взгляд на лающую псину и с обреченным вздохом вошла вслед за Яном.

Деваться некуда. За спиной километры расквасившейся дороги и любопытство, подгоняющее меня пинками и победным улюлюканьем. И уж супротив последнего мне даже и выставить было нечего.