Мельница - Решад Нури Гюнтекин

— Как себя чувствуете, бей-эфенди? — спросил губернатор, увидав мутасаррифа Хамид-бея. — Надеюсь, хворать не изволили?.. Да вы, ваша милость, выглядите просто превосходно, хвала аллаху. Как иногда полезно человеку попутешествовать…

Витиеватый ответ мутасаррифа, в котором тот выражал глубокую признательность, а также сообщал, что климат в Сарыпынаре вполне хороший, губернатор оборвал на полуслове и сказал:

— Однако вы, наверное, порядком уже устали, пока добирались сюда. Не стоит утомляться, ваша милость, садитесь скорее в экипаж. А мы с друзьями немного цройдемся.

Хамид-бей побледнел, лицо его вытянулось, а тоненький голосок задрожал:

— Нет, нет! Разрешите, и я буду сопровождать ваше превосходительство.

Но крохотные ножки мутасаррифа, обутые в лакированные, успевшие побелеть от дорожной пыли ботинки, никак не поспевали за огромными ножищами губернатора. С каждым шагом тот отмеривал расстояние раза в два большее, чем семенивший за ним Хамид-бей, и очень скоро несчастный мутасарриф, проклиная все на свете, сильно отстал и очутился почти рядом с Халилем Хильми-эфенди, который, хромая и тяжело опираясь на палку, тащился в самом хвосте торжественной процессии.

Если бы весь позор этим ограничился! А то ведь что получилось: лишь только мутасарриф свернул на обочину, будто бы заинтересовавшись травой и цветами, росшими в придорожных канавах, как Халиль Хильми-эфен- ди тоже стал замедлять шаг, а потом, словно пастух, потерявший стадо, беспомощно остановился посреди дороги.

Между тем председатель городской управы, воодушевленный вниманием губернатора, который уже назвал его раз «дорогой брат» и даже постукал кулаком по спине, решил попытать счастья. Он сказал, что у него в доме все приготовлено для встречи его превосходительства и, дескать, Омер-бея можно осчастливить и потом. Если уважаемый губернатор хоть на одну ночь станет его гостем, то это будет превеликой честью не только для него, Решит-бея, но и для всего города, который он, как председатель управы, скромно представляет…

И надо же, чтобы как раз в эту минуту губернатору на глаза попалась яма. Ям по обочинам дороги было сколько угодно — и сзади, и спереди, и сбоку, но почему- то именно эта привлекла начальственное внимание, и губернатор, сделав грозное лицо, произнес:

— Ты брось мне распевать, лучше сюда погляди! Что это? А?! В темноте кто-нибудь свалится, ногу сломает, кто отвечать будет? А?! На твоем месте всякий давно бы ее закопал, — даже без инструмента, руками бы засы пал… Тут и нужно-то всего несколько лопат земли… Стыд и позор!.. Прежде чем приглашать, об этом подумал бы. Стыдно, очень стыдно!..

Председатель не ожидал столь внезапного нападения и не успел убрать с лица веселого и довольного выражения, и улыбка эта неестественно застыла на физиономии у Решит-бея, точно у нахала, — его ругают, а он в ответ зубы скалит.

Впереди показалась площадь. В кофейне, как всегда, было полно народу. Еще издали завидев приближающуюся процессию, жители высыпали на улицу и выстроились вдоль тротуара, чтобы приветствовать губернатора.

— Здравствуйте, земляки! — Весь вид губернатора выказывал отеческое благорасположение. — Как дела? Я приехал, чтоб сказать вам: «Пусть никогда больше не повторится!»

Из толпы раздались нестройные ответы:

— Добро пожаловать!

— Дай бог вам долгой жизни!..

Люди с недоумением переглядывались: о чем толкует губернатор, что не должно повториться?

— Страшное бедствие, обрушившееся на Сарыпынар, взволновало и опечалило не только ваших соотечественников, но и людей иноземных. Однако, как я вижу, все вы, слава богу, находитесь в добром здравии. Вот я и думаю: не лучше было бы, вместо того чтобы рассиживаться по кофейням да резаться в нарды, потрудиться немного и привести в порядок ваш чудесный городок? Не в обиду будь сказано, в хлевах, где вы держите скот, ей-богу, чище, чем на ваших улицах. Вон там, внизу, видел я вдоль дороги ямы. Диву даешься, как вы только себе ног не ломаете, когда возвращаетесь вечером домой?! Поистине чудо! А если бы каждый, отложив нарды в сторону, взял лопату, разок копнул и кинул землицы в яму, давно бы от этих ям следа не осталось. Не уважаете вы старых людей, а заодно и председателя своей управы! Ну, ладно, не сердитесь на меня. На справедливое слово грех обижаться, самый страшный грех! Я вам от души говорю. А пока прощайте! Еще увидимся…

Мутасарриф Хамид-бей, порядком отставший от процессии, был весьма огорчен: губернатор встретил его плохо. Его совет сесть в экипаж и вернуться в город, чтобы не утомлять себя понапрасну, был откровенной насмешкой. Значит, хочет отделаться от него, подорвать авторитет старого мутасаррифа в народе. Высокопоставленное лицо — не какая-нибудь мелкая сошка — вышло встречать его, желая засвидетельствовать почтение, а он заставил в хвосте плестись! Как можно такую пилюлю проглотить? Впрочем, проглотишь — и не подавишься! Деваться все равно некуда.

Но и он не остался в долгу. Не стал догонять губернатора, а тихо-мирно, вразвалочку пошел себе сзади в двухстах — трехстах шагах, словно на вечерней прогулке. Разве этого не достаточно? Вполне достаточно! Будь губернатор человеком, он бы понял!

Но как только процессия стала подходить к центру города и народу на улицах прибавилось, Хамид-бей начал вдруг нервничать. За все время пребывания в Сарыпынаре он только раз или два выезжал из дому и, кроме нескольких официальных лиц, ни с кем не виделся, поэтому его, надо думать, никто и в лицо-то не знает. А если и найдутся такие, что знают, вряд ли придадут большое значение тому, что губернатор шагает впереди огромной процессии, а он идет сам по себе, немного сзади… Но сколько Хамид-бей ни подбадривал и ни успокаивал себя, ему уже казалось, что все смотрят только на него и ехидно посмеиваются в усы. И он в раздражении заворчал: «Нет, дольше этого терпеть нельзя! Этого грубияна пора проучить. Надо свернуть в первый попавшийся переулок, догнать их и занять свое место во главе процессии. На оскорбление отвечают оскорблением! У нас тоже есть самолюбие!..»

Твердо решив осуществить задуманное, Хамид-бей сделал уже несколько шагов по незнакомому переулку, как вдруг ему представилось, будто губернатор спрашивает: «А где у нас мутасарриф-бей? Неужто ушел? Вот и отлично!» — и его охватил такой ужас, что он кинулся со всех ног за удаляющейся процессией.

Как ни странно, но в своих предчувствиях Хамид-бей оказался чуть ли не ясновидцем. Процессия остановилась около старого водоема, и губернатор попробовал прочесть стихи, выбитые на каменной плите. Убедившись, что ни он сам, ни кто другой из его окружения не могут разобрать замысловатого текста, он спросил:

— А где у нас мутасарриф-бей? Уж ему-то, наверное, под силу эта загадка…

Тут Хамид-бей увидел, как вся толпа повернулась в его сторону, и губернатор машет ему рукой. Он прибавил шагу, а несколько человек, отделившись от толпы, побежали к нему навстречу.

Губернатор встретил его словами:

— Мы здесь убедились, мутасарриф-бей, что наши познания в старинной письменности до смешного ничтожны. Одна надежда на вас. Вы среди нас самый ученый, без вашей помощи нам этих стихов не прочесть…