Ода абсолютной жестокости - Тим Скоренко

– Вернулся, – говорю я.

Жирный подходит и обнимает меня крепко, по-мужски. Я жму его пухлую руку и думаю о том, что ничего ещё не закончилось, потому что меня ждут мои гладиаторы.

* * *

Меня зовут Риггер. Я – сильнее всех в этом грёбаном мире, я – быстрее всех. Я – самый ловкий. По сути, я – не менее бессмертен, чем любой из них.

Цикра сказал мне одну-единственную вещь. Вещь, которая позволяет мне жить и надеяться. Которая заставляет меня оставаться Риггером.

Он сказал, что mortirum имеет обратную силу, пока ты не убит, конечно. Яд жизни – тоже. Но это знание утеряно, по крайней мере, в этой Империи. Мне нужно ехать в Фаолан. Цикра сказал, что я смогу найти обратный путь.

Но это – позже. Лучшее доказательство моей силы – это моя жизнь. Жизнь смертного в мире бессмертных.

Никто другой не продержится и дня. Я – выживу.

И ещё: постскриптум. Когда-то я не умел писать. Теперь – умею. Но книгу о себе я писать не буду, потому что её за меня должен написать кто-нибудь другой. Память об Императоре Файланте сотрётся так же, как стёрлась память об Императоре Вартахе. Память обо мне останется даже в том случае, если я не найду обратного пути.

Но я его найду.

Потому что я – Риггер.

Междучастие. В ожидании тишины

Меня зовут Чинчмак. Я рассказываю эту историю пустоте, окружающей меня. И пустота слушает, потому что у неё нет выбора. И у меня – тоже.

* * *

Я выхожу на арену, и с этого начинается мир. Мир начинается с яркого солнца над головой, с песка под ногами, с пота, текущего по лбу. Мир продолжается зрителями. Неистовой толпой, которая боготворит меня. Меня, Чинчмака.

Хотя иногда я слышу крики: «Риггер! Дайте нам Риггера» Они никогда не забудут этого человека. Я видел его всего один раз в жизни. Я сидел в одной из пяти клеток и ждал своей участи. Я обещал себе, что буду сражаться до конца. Что перегрызу глотку любому, кто посмеет ещё раз ударить меня. Но меня не били. Мне сказали: «Сражайся. Если ты будешь сражаться хорошо, ты станешь гладиатором. Свободным».

Риггер победил меня. Я не выгляжу сильным. Я – маленького роста. У меня намечающееся брюшко. Оно намечается уже несколько сотен лет, не меньше. Риггер превратил трёх человек до меня в кровавую кашу. Я сразу понял, что в честном бою с ним не справиться.

Но я умею метать ножи. Лучше всех. Лучше, наверное, самого Риггера. Ножа у меня не было, но были мелкие камушки на земле. Я всадил в Риггера пять камушков. Одним попал точно в глаз. Но Риггер оказался не человеком, а механизмом. Истекая кровью, он размазал меня по земле.

И принял.

Больше я никогда не видел Риггера. Через день он уехал в Столицу. А я стал звездой арены.

Я поднимаю руки, толпа ревёт. Это стандартное упражнение гладиатора. Вверх – крик. Вверх – крик. Рычаг, спусковой крючок для зрителя.

Мой соперник – Алгер. Огромный, ростом больше двух метров, литые мускулы. Но у меня преимущество: я опасен на расстоянии. Двенадцать ножей против одного меча. Алгер знает, что ко мне нужно бежать, потому что если будешь идти медленно, в тебе появится двенадцать дыр. И он бежит.

Это таранная машина. Если он врежется в меня, он сломает мне кости. Не все, но немало.

Первый нож попадает ему в грудь. Он продолжает бежать. Второй – в живот. С третьего по шестой уходят веером.

Он падает в двух метрах от меня. Падает на живот, вдавливая в себя лезвия. Последним движением он пытается доползти, но я достаю седьмой нож и всаживаю ему в затылок.

Чинчмак непобедимый.

Узкоглазый Хин может меня победить. Он очень ловок, он может отбивать кинжалы своим лёгким мечом. Но против него у меня другая стратегия.

Хин появляется с другой стороны арены. Толпа ревёт. Я мечу нож, хотя знаю, что просто потеряю его и всё. Хин отбивает оружие. Просто мы работаем на толпу. В играх зритель – главный. Мы – вторичны.

У меня остаётся пять ножей. А Хин уже подбегает и наотмашь рубит своим тонким мечом, гораздо больше напоминающим изогнутую проволоку, чем боевое оружие. Я рвусь вперёд, на Хина, и почти обнимаю его. Лезвие режет мне спину, но это совсем не больно. А вот два моих ножа пробивают Хину лёгкие. Я отпускаю его. Он хрипит, изо рта у него течёт кровь. Хин падает на песок.

Я поднимаю над головой окровавленные ножи. Чинчмак одержал очередную победу.

Жирный сидит на самой лучшей трибуне. Справа от него – наместник Синтик. Слева – наместник Бахна. Наместник Чиргаш, третий приглашённый, сегодня с утра решил сам сразиться на арене и потерял голову. Пантера снес её вместе с рукой. Синтик, изысканный и утончённый, похлопал гладиатору. Бахна бурно радовался: он недолюбливает Чиргаша.

Синтик изящно похлопывает ладонями. Это просто дань уважения, не более. Бахна что-то кричит, но рёв толпы не заглушить. Я подхожу к трибуне. Жирный бросает мне золотое кольцо, символ победы. Я ловлю награду, кланяюсь и ухожу с арены.

До конца Игр ещё двадцать один день. К концу игр обещал прибыть сам наместник Угга. Его провинция – самая большая и богатая в Империи.

Меня встречает красотка Лорна. Она выше меня на голову, но это ничего. В горизонтальном положении рост не играет роли.

Она что-то щебечет, но мне безразличны её комплименты. Она всегда говорит мне только о том, какой я сильный, прекрасный и непобедимый.

Когда я обжился, мне сказали о женщинах только одну вещь. Ты можешь трахать кого угодно. Любую женщину. Жену любого крестьянина. Любую женщину из быдла или придворной швали. Можешь рискнуть и соблазнить Катину, женщину Пантеры. Можешь переспать с Мартиллой, женщиной Жирного.

Никогда не приближайся к Бельве, женщине Риггера. Даже не думай о ней. Потому что когда Риггер вернётся, он узнает всё. А иметь Риггера врагом – это самое страшное.

Красотка Лорна тянет меня в душевую. Она готова любить меня прямо здесь. Я не против.

* * *

Я сижу у колодца. Сегодня у меня нет ни одного выступления на арене. И я остался «при дворе». Ни дворцом, ни замком двухэтажный деревянный дом Жирного назвать нельзя. При том, что провинция – не бедная. Жирный просто не любит роскошь. Он любит быть поближе к народу. И народ хорошо относится к Жирному.

Двор пустует. Только повар Пузан, как всегда, стоит в дверях столовой. Машу ему рукой, он отвечает. Из дома Риггера выходит Бельва.

Она вызывает желание, это так. Я никогда не думал, что такая полная, в общем, не отвечающая никаким канонам красоты женщина, может вызывать такое дикое желание. Она идёт по двору, и хочется прямо сейчас наброситься на неё, обнять, прижать к себе. Войти в неё.

Она идёт ко мне.

– Привет, Чинчмак, – говорит она.

– Привет.