Чудо на Гудзоне - Джеффри Заслоу

Бортпроводники выглядели бледными и усталыми.

– Мы с Риком здесь, в кабине, будем делать то, чему нас учили, – продолжал я. – Выполним чеклист. Поднимем самолет в воздух. Благополучно доберемся до Вест-Палма. Я знаю, всем вам нужно заняться положенными процедурами, и я знаю, что вы выполните их так же, как выполняете всегда. Всем нам просто нужно вернуться к нашим процедурам, вернуться к рутинному, безопасному функционированию, которые мы так старательно пытаемся поддерживать.

Бортпроводники направились обратно в салон. Мы начали буксировку от гейта, имея на борту на трех пассажиров меньше, чем на момент прибытия.

Полет из Норфолка в Вест-Палм был ничем не примечателен. Мы опоздали всего на час с четвертью, и я вышел в салон, встав у двери в кабину, когда пассажиры выходили из самолета.

– Спасибо вам за проявленное сегодня терпение, – говорил я, кивая им, проходившим мимо меня. Они отвечали на мои слова бледными улыбками или ответными кивками. И все мы в ту ночь засыпали, думая о семье, которую оставили в Норфолке.

Однажды в сентябре 2001 года ранним утром во вторник я ехал на машине из своего дома в Дэнвилле в аэропорт Сан-Франциско. Я должен был успеть на рейс до Питтсбурга, мой тогдашний домашний аэропорт, чтобы оттуда пилотировать MD-80 в Шарлотт. Я слушал радио – мой приемник был настроен на станцию, которая транслировала только новости, – и вдруг услышал, что какой-то самолет только что врезался в Северную башню Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

Как мог пилот настолько сбиться с курса? – подумал я. – Должно быть, в Нью-Йорке сильный туман. Слушая радиорепортаж, я вспомнил о трагическом крушении в 1945 году B-25, который врезался в Эмпайр-стейт-билдинг, когда пилот бомбардировщика армии ВВС заблудился в тумане в субботнее утро, погубив себя и еще тринадцать человек. Я рассудил, что это столкновение с Всемирным торговым центром, должно быть, стало результатом похожей трагической случайности.

Я припарковал машину на стоянке аэропорта, вошел в здание аэровокзала – и уже там услышал, что другой самолет протаранил Южную башню, а третий ударил по Пентагону.

К 6:30 утра по тихоокеанскому времени всем самолетам в небе над США было приказано экстренно приземлиться, и FAA запретила взлеты всем самолетам гражданской авиации. Было ясно, что я не попаду в тот день в Питтсбург, чтобы пилотировать запланированный рейс. (Он вошел в число примерно тридцати пяти тысяч рейсов, отмененных в тот день по всей стране.)

Я провел некоторое время в представительстве US Airways в Сан-Франциско, где были члены еще двух экипажей. В отличие от меня, они не были жителями Северной Калифорнии. Все пребывали в напряжении, и никто не знал, когда самолеты снова смогут летать.

– Лучше забронируйте себе номера в отеле прямо сейчас, – посоветовал я, – пока все не разобрали.

Я позвонил в отдел планирования экипажей и сказал, что не смогу добраться до Питтсбурга – это было очевидно, – а потом вернулся домой и стал смотреть CNN. Мне как американцу и летчику было очень тяжело воспринимать эти репортажи. Они настолько травили и тревожили душу, что в какой-то момент мне пришлось выключить телевизор и выйти во двор, чтобы взять себя в руки. В Калифорнии выдался прекрасный день, и на улице было необыкновенно тихо. Поскольку все самолеты оставались на земле, ни один двигатель не гудел в небе. Мой слух всегда подсознательно настроен на шумы реактивных самолетов, и их отсутствие угнетало.

В среду и бо́льшую часть четверга в небо поднимались только военные самолеты. Терроризм и закрытие воздушного пространства страны, введенное FAA, вызывали страх и тревогу, и я как никогда жаждал вернуться к полетам. Кроме того, как и многие пилоты, я ощущал обостренное чувство патриотизма. Я хотел летать, чтобы доказать, что наша система способна функционировать, что мы можем безопасно возить пассажиров туда, куда им нужно попасть, и что террористы не достигнут своих целей.

В четверг вечером я сумел вылететь ночным рейсом в Питтсбург. Утром в пятницу я снова получил назначение на рейсы.

В комнате отдыха экипажей под терминалом Питтсбургского международного аэропорта царил хаос. Не все члены экипажей сумели добраться до работы, так что время от времени какой-нибудь капитан говорил, к примеру: «У меня есть второй пилот, но мне нужен бортпроводник», – и кто-то из бортпроводников вызывался лететь вместе с ним.

В итоге меня назначили пилотировать рейс из Питтсбурга в Индианаполис. Не многие американцы были к тому времени готовы вернуться в небо, так что мы доставили всего семь человек в Индианаполис и восемь – обратным рейсом в Питтсбург.

Пассажиров было так мало! – чуть больше, чем нас, членов экипажа. Мы посадили их всех в салон первого класса. Некоторые говорили, что нервничают, и я попытался успокоить их небольшой речью, пока они завершали посадку.

Прошло всего три дня после терактов, и наши самолеты оставались по-прежнему уязвимыми перед угрозой терроризма. Но я хотел, чтобы пассажиры знали: несмотря на то что двери кабины пока не укреплены, упрочилась наша решимость – решимость тех, кто сидит в кабине, и бортпроводников в салоне. Похоже было, что наши пассажиры тоже приободрились.

– Мы полны решимости не допустить ничего подобного впредь, – сказал я немногим своим слушателям.

Пилоты, убитые 11 сентября 2001 года, были самыми первыми жертвами. И поэтому вполне естественно, что мы, авиаторы, обсуждали между собой, как бы мы могли повести себя в тот день. Дело в том, что вся наша подготовка вплоть до того дня была нацелена на предотвращение потенциального угона самолета (или обучение действиям в случае такой попытки), а не на самоубийственный акт в духе камикадзе.

Теперь для сотрудников гражданской авиации настала иная жизнь. Индустрия гражданской авиации США перенесла финансовый коллапс после этих нападений, и огромное количество пилотов из нижней части списков старшинства были уволены. Очень многие из них были хорошими пилотами, и нам их не хватает.

Теракты 11 сентября уже не вспоминаются мне так часто, как раньше. Так же обстоит дело и со многими американцами. Прошло время. Случились новые трагедии. После того дня я пилотировал сотни рейсов.

Но человек, который работает в любой авиакомпании США, по-прежнему порой видит напоминания об этом дне, дающие повод для размышлений. Иногда я бываю в международном аэропорту Логан в Бостоне, прохожу мимо гейтов, от которых отбыли два рейса 11 сентября – рейс 11 компании American Airlines из гейта 32 терминала B и рейс 175 компании United Airlines из гейта 19 терминала C.

В знак безмолвной дани уважения снаружи обоих этих гейтов реют американские флаги. Они не являются частью какого-либо официального мемориала. Они были вывешены служащими аэропорта и авиакомпаний. Когда я прохожу мимо этих флагов, они напоминают мне о том чувстве долга, которое я ощущал в день терактов, – обязанности вернуться в воздух, продолжать возить пассажиров к местам назначения, поддерживать наш образ жизни.