Свободный - Александр Мансуров

Проигнорировав моё разбитое состояние, обусловленное похмельем и ночными приключениями, Юля безапелляционно заявила, что мы всей семьёй идём гулять в парк. Мол, вечером и ночью выпал снег, и там чудо как хорошо и красиво.

На мои вялые протесты, аргументированные плохим самочувствием и больничным, она резонно заметила, что, во-первых, надо меньше пить, а во-вторых, если я во время больничного нахожу в себе силы на пьянку с другом, то на прогулку с семьёй меня точно хватит.

Не найдя что возразить на столь серьёзные, доводы я покорно поплёлся в душ.

Через полтора часа мы уже выходили из дома.

Ни в подъезде, ни на улице никаких следов маньяков или волчий стаи я естественно не обнаружил. Подъездная дверь тоже оказалась на месте и в полном порядке. Единственное, что напомнило о событиях минувшей ночи, это косой взгляд охранника, брошенный на меня, когда мы проходили мимо. Надо полагать, мои крики и бег он всё-таки заметил, но с этим уже ничего не поделать. Придётся смириться.

В парке мы были часов в десять. На снежные пейзажи я насмотрелся ночью, потому вся эта белая красота меня не впечатляла и не радовала. Но Сашке нравилось. И глядя на её такое искреннее веселье и радость, слыша её беззаботное щебетание и заливистый смех, я и сам постепенно разулыбался, перестал хмуриться и даже почувствовал себя лучше.

А когда мы вышли к катку, и тот, несмотря на рань и заканчивающуюся зиму, оказался работающим, я и вовсе стал получать удовольствие от прогулки. Натянул коньки, помог Саньке, и мы покатили с ней нарезать круги.

Юля присоединиться к нам отказалась, но стояла у борта, подбадривала, свистела (да-да, моя жена умеет свистеть) и снимала на телефон.

Сашка, хоть встала на коньки не впервые, все же кататься по большому счёту не умела. Я пытался учить, а она, вцепившись мне в руку, в весёлом ужасе кричала: “папа не отпускай”. И я не отпускал. Мы падали вместе, поднимались и пробовали снова. Когда начали замерзать, покинули каток, и тут же в буфете согрелись чаем и пирожками. Дальше гуляли по парку, слепили снеговика, построили снежную крепость и устроили настоящее сражение снежками.

– Папа, папа, поклузи…. – кричала Сашка. И я кружил, поднимал на руки, подбрасывал и ловил, переворачивал вниз головой, садил на плечи и несся вперёд, изображая лошадь, вместе с ней плюхался в сугроб. Убегал от неё в притворном страхе перед меткостью её бросков, и гонялся за ней, делая вид, что не в силах догнать.

Потом было кафе, вкусные пирожные, тортики, чай и кофе, затем торговый центр и парк развлечений в нем…

Знаете, люди довольно странные существа. Мы все стремимся к простому человеческому счастью. И пусть у каждого оно своё, но, так или иначе, каждый из нас его желает.

Однако, мечтая, грезя о нём для себя любимого, нам абсолютно не интересно счастье другого, особенно если оно у него уже есть. Недаром все наши книги, фильмы, пьесы – все они повествуют либо про процесс обретения счастья, либо про его трагическую потерю и про наступившие вслед за этим тёмные времена.

“И жили они долго и счастливо…” – на этом, как правило, заканчивается большинство историй, потому как дальше идёт скукота. Никому не интересно слушать про то, как подбрасывают к небу детей, как получают от них рисунки, как они виснут на шее и без стеснения говорят: “папа, я люблю тебя”. Не интересно слушать/читать/смотреть и про улыбки друг другу, про заливистый смех по пустякам, про кофе в постель для любимых и про совместное кутанье в плед перед телевизором.

Даже когда встречаешься с друзьями, они с большей охотой слушают не про твои успехи на работе или как всё хорошо с семьёй, а про проблемы. Про то, как машина у тебя на трассе сломалась, и как ты мужественно и находчиво её чинил. Про начальника-самодура, про охреневших клиентов, про нехватку денег и даже про то, как ты по дороге на встречу, поскользнулся и в грязь упал.

И это не потому, что они плохие друзья и хотят позлорадствовать. Нет, просто им это интересней, Да и тебе самому тоже.

Оцените: “меня повысили, я теперь зам.директора”. И в ответ: “молодец, круто, поздравляем“. Или так “ у меня тут одна гнида колёса с машины сняла, и не поверите, её даже поймали”. Чувствуете разницу…

В этот день я был счастлив по-настоящему, и что не менее важно, я это осознавал. Но подробно расписывать всё, что мы делали, где были, над чем смеялись, что говорили – не имеет никакого смысла. Ведь это было только наше счастье. Нашей маленькой семьи. Остальных оно не касается и не интересует.

Время неумолимо утекало. Оно всегда так делает, будь оно не ладно. И наша затянувшаяся прогулка всё-таки закончилась. Мы вернулись домой под вечер. Юля уложила Сашку на запоздалый тихий час. Та после всех приключений даже не возражала. А я сварил себе кофе и отправился в свой кабинет отдохнуть, почитать новости. Но там меня уже ждал Семён.

– Привет, как дела, как ночь? – спросил он, стоило мне только переступить порог комнаты.

– Нормально, – от неожиданности чуть не выронив кружку из рук, на автомате ответил я. – Маньяки и волки не доставали, если ты про это.

– Это хорошо, – кивнул Семён. Он удобно устроился в целом (не порезанном мной) кресле у журнального столика и спокойно меня рассматривал. – Я боялся, что дело зашло слишком далеко, и тебя больше не отпустит. А это бы значило, что мы опоздали.

Я хмыкнул, плотно прикрыл за собой дверь, чтоб жена не услышала, как я болтаю сам с собой, подошёл к Семёну и, сгрузив чашку кофе на столик, уселся на диван.

– Говори.

– Говорить особо нечего, – Семён посерьёзнел. – Ты, Антон, сходишь с ума. Это факт. И времени у тебя в обрез.

– Сколько? – тихо спросил я.

– День, два. Если честно, я не знаю. У всех по-разному. Может у тебя получится продержаться неделю или даже больше, а может всё закончится в течение этого часа.

– Что ты предлагаешь? – задал я вопрос, обдумав его слова.

– Вариантов у тебя ровно три. – Семён сделал короткую паузу, заглянул мне прямо в глаза и, убедившись, что я внимательно его слушаю, веско заговорил. – Первый: ты перестаёшь вести себя как капризный ребёнок и позволяешь мне тебе помочь. Мы вместе рвём последние связи сознания с телом и отправляемся в странствие, в ходе которого я тебя учу, рассказываю всё, что знаю, и оберегаю от всех опасностей. Когда ты достаточно освоишься, я тебя покину, и ты будешь волен делать, что пожелаешь.

– Даже вернуться назад? В своё тело?

– Да, даже это – твёрдо проговорил Семён. – К тому времени ты научишься управлять новыми возможностями, и добровольно заточить своё сознание в тело не составит для тебя труда. Единственное, что сможет тебе в этом помешать, – так это твоё собственное нежелание.

– Нежелание?

– Ты всё равно не поймёшь. Если очень грубо, то это как если б ты всю жизнь смотрел чёрно-белый ламповый телевизор, и вдруг получил бы плазму последней модели. Захотел бы ты после неё вновь вглядываться в рябящую, тёмную картинку старого телика?