Доктор моего тела - Татьяна Фомина

– Только никого звать не будем, – осторожно предложила дочь.

– Это как так?

– Ну, будем ты, я и Лёнька.

– А Сашу будет некрасиво выгнать.

– Не, Сашу не надо выгонять! Он классный!

– Хорошо!

– Я тебе помогу! Нам даже Лёнька поможет!

– Не думаю, что его мы сейчас разбудим.

– Хочешь проверить?! – Дашка приподнялась и лукаво посмотрела на меня.

– Кажется кто-то где-то накосячил? – предположила я.

– Ага! – широко улыбнулась довольная Дашка.

– Расскажешь?

– Ну, мам, – сморщилась Дарья.

– Ладно, не буду выспрашивать. Пошли доставать подарки и готовить!

Я позвонила в больницу. Ничего нового мне не сообщили. Лёша находится в реанимации, и к нему никого не пропустят. Состояние стабильное. Честно говоря, даже обрадовалась, что никуда не надо ехать.

День пролетел незаметно. Мы приготовили Дашкину любимую курицу, пару легких салатиков и испекли небольшой торт. Потому что кое-кого при слове «пицца» начинало тошнить!

Саша весь день был с нами. И если бы не то, что Лёша был в больнице, о чем я практически не вспоминала, всё было бы просто замечательно. Да что там говорить, так оно и было! Мы смеялись, шутили, дурачились и, можно сказать, праздновали. Где-то в глубине души меня грызла совесть, что так нельзя, потому что Лёше сейчас очень плохо, а мы развлекаемся. Но с другой стороны, мы и праздники такие никогда не устраивали. Всегда приходили родители и вели разговоры, а дети «отбывали наказание» за семейным столом, соблюдая традиции, а я разрывалась между кухней и гостями.

Но видимо судьба решила капитально все исправить, раз дети смеются, схватившись за животы, а я просто сижу и никуда не бегаю, потому что всё есть.

Сашка уехал. Домой, или «к коту» – не знаю. Лёня виновато отпросился сбежать он нас в свою новую игрушку, а мы с Дашкой завернулись в один плед и, обняв друг друга, смотрели диснеевский фильм про Золушку. Наверное, таким и должно быть семейное счастье: тихим, уютным, мягким.

– Мам! А что мы завтра будем делать? – спросила сонная Дашка. Она так и не отлипла от меня, и спать мы легли вместе. Лёши нет – ругаться будет некому.

– Надо к бабушке с дедушкой съездить.

– Опять?! – такой неподдельный испуг вызвал у меня улыбку.

– Дашунь, ну, я-то у них не была! Да и не поздравляла еще!

– Мам, а можно мы не поедем? Мы с Лёнькой дома побудем. Я порядок наведу! Честно! Пожа-а-луйста!

– Ладно, завтра посмотрим! – согласилась. Видно «нагостились» они у бабушки. – Давай, спать!

Дашка уже давно сопела, прижавшись рядышком, и не отпуская меня из объятий, а я никак не могла уснуть. В голове накопилось столько неотвеченных вопросов, что даже и не знала с какого начать. Полный сумбур и мешанина. Умом понимала, что думать и беспокоиться нужно о Лёше, но упорно возвращалась к мыслям об Игоре.

Осторожно освободилась от объятий дочери и тихонько вышла на кухню. Свет включать не стала. За окном, в свете фонарей кружились мелкие снежинки, заметая вчерашний день. Вспомнила, как стояла и смотрела новогодний салют вместе с Игорем. Возможно, он тоже сейчас стоит у окна и смотрит на снег. А может опять на операции. Или просто спит. Почему-то жутко захотелось узнать, что он сейчас делает. И вдруг стало снова больно, словно и не было этих пятнадцати лет! Ведь все могло быть совсем по-другому, если бы я не попала тогда в больницу. Если бы я не пошла на похороны бабушки.

«Не ходи!»

Как громом поразила догадка, спустя столько лет! Вот о чём хотела сказать бабушка! Но как она могла узнать?! К сожалению, ответа на этот вопрос я уже не смогу получить!

Сама не своя бросилась в комнату. Чертыхнулась про себя, что не могу включить  свет, чтобы не разбудить дочь. В нижнем ящике комода лежали альбомы с фотографиями. И Лёне, и Даше я сделала их. Самое удивительное, что семейного альбома у нас с Лёшей не было. Даже свадебные фотографии лежали в бумажном конверте. Руки до них так и не дошли. И в самом низу лежал мой выпускной альбом. В него я и положила те листки, которые забрала из дома бабушки. Они так и остались для меня бессмысленными, но выбросить их, у меня не поднялась рука. Хранила их, как память о самом дорогом мне человеке. А потом и просто про них забыла. И вот сейчас с дрожащими руками, я достала альбом и вернулась с ним на кухню.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не помню, когда я в последний раз его открывала. В первое время я просто не могла спокойно его смотреть. Потом пару раз, кажется, доставала, чтобы сравнить свои фото из начальной школы с фотографиями Дашки. Но выпускные фото не смотрела. Никогда. И вот сейчас я смотрю на юношеское лицо Игоря, и по лицу текут слёзы. Он улыбался. Как всегда. Загадочно. Словно знает какую-то тайну, недоступную для многих. И эта его загадочность только усилилась с годами. Он стал уверенным, твердым и… недоступным. Впрочем, он таким и был. Я с трудом смогла перевернуть страницу с его фотографией, и достать конверт, в котором лежали те непонятные листки.

Разложила их на столе перед собой. И попыталась еще раз «прочесть» их. Ни цифры, ни слова не изменились. Я отодвинула листок с надписью «Не ходи!» в сторону. Он единственный, на котором стояла дата. По крайней мере, она точно совпала.

Взяла листочек, на котором было написано: «20 – с», и похожий на него «22 – д». И тут до меня дошло! В двадцать я родила Лёньку, а в двадцать два – Дашку! Но если бабушка знала, что у меня родятся дети, то неужели она могла знать, что я не выполню ее просьбу? Или у меня все равно бы в это время родились дети, только их отцом мог быть Игорь? В голове зашумело. Или она как раз об этом пыталась предупредить, когда звала меня?

Я налила стакан воды и залпом его выпила. Как так?! Одна маленькая случайность, так смогла изменить всю жизнь!

Отложила эти два листа к первому. Принять это было нелегко. Один лист был с числом 34, потом шёл вопросительный знак, был перечеркнут и стоял плюс. Что это могло означать, терялась в догадках. Если учесть, что предыдущие указывали на мой возраст, то речь идет о ближайшем времени. Но на сегодняшний день у меня столько этих вопросов, что даже и не знаю, какой можно вычеркнуть. И что значит «плюс»? На еще одном листе была написана цифра «36».  Буквы на нем было сложно разобрать. То ли «у», то ли «д» – не понятно. Подбирать слова на букву «у» не хотелось.  А «д»? Если с числом «22» она могла значить «девочка», или «дочь», то в тридцать шесть я точно рожать никого не собираюсь! Значит, остается «у». Даже не хотелось строить никаких предположений! Но теперь я была уверена, что эти записи были предназначены мне. Вот только откуда моя бабушка могла это узнать, оставалось и, скорее всего, останется загадкой!