Посылка для Анны - Миранда Дикинсон

– Да это же издевательство, – запротестовала Шенис, поправляя на шее пластиковый галстук-бабочку, пока поезд от вокзала Ватерлоо мчался по сельской местности Сюррея. – Мало того что мы ради этого каждый год «добровольно» лишаемся субботнего выходного, мало того что торчим там с рассвета до заката, теперь еще потребовали надеть идиотские наряды. Взгляни на меня! Неудивительно, что футболист Дарен меня бросил! Как мне найти парня в такой одежде?

– Ты думаешь, у тебя проблемы? – возразила Ри, безуспешно пытаясь поправить подол слишком короткой розовой балетной пачки. – У тебя хотя бы есть защита в виде клоунских штанов. А вот мой костюм наездницы практически непристоен.

– Зато вполне в духе мероприятия, вот что я скажу, девочка. – Тед, одетый как инспектор манежа, с энтузиазмом разглядывал наряд Ри. – При виде твоих ножек я искренне улыбаюсь.

– Фу, старый развратник! – Ри оттолкнула сластолюбивого охранника и схватила свое пальто, чтобы целомудренно укутать им колени.

Анна погладила свои мешковатые штаны из секонд-хенда и поздравила себя с тем, что приняла совет Тиш отправиться на ярмарку как самый обычный клоун.

– Думай о Джуди Гарленд, поющей «A Couple of Swells» в «Пасхальном параде»[19], – сказала она, отыскивая для Анны желто-синюю полосатую футболку.

Они нашли также серые твидовые брюки на несколько размеров больше, чем нужно, и пару подтяжек – в том же магазинчике с подержанными вещами, который находился неподалеку от их дома. Фетровую шляпу-котелок с огромной маргариткой на гибкой зеленой проволоке внезапно преподнес Симус, управляющий Уолтон Тауэр, отыскав ее в своих ящиках с забытыми вещами. А завершал ансамбль «единственный и неповторимый» бордовый галстук Джонаса, купленный им для собеседований и оттого почти не видевший света. Анна вспомнила, что глубоко в шкафу у нее лежат старые ярко-желтые «мартинсы», из которых она буквально не вылезала в колледже, когда изначальное ускорение, вынесшее ее из дома, целый год удерживало ее в весьма самоуверенном образе. Чтобы придать себе нужный клоунский вид, она купила набор детских красок для лица, обвела глаза белыми овалами, черным подчеркнула красную точку на кончике носа и нарисовала широкий изогнутый клоунский рот поверх губ.

За годы работы в газете она не пропустила ни одного благотворительного дня, но впервые за все это время радовалась ему. В прошлом году она прятала свой наряд (плохо сидящий костюм супергероя, последний из оставшихся в магазине) под плащом и тщетно надеялась, что никто в поезде ее не заметит. Сегодня плащ остался лежать дома.

– А я жду ярмарку с нетерпением, – сказала она, вызвав у коллег дружный стон. – Нет, серьезно. Погода чудесная, мы собираем деньги на благое дело, и нам будет весело.

– Говори за себя, – пробормотала Шенис. – Ты выражаешься как наша Драконша Эванс. «И, пожалуйста, не забудьте улыбки!» Покровительственно так! О да, мисс Эванс, я прихвачу свои улыбки, если вы оплатите мне субботние часы, которые я потрачу на ваше мероприятие.

– О, понятно, еще один «доброволец», – засмеялся сидящий напротив Мюррей. – Не волнуйся, Шенис. Я не забыл то, что поможет нам скоротать этот день. – Он помахал серебристой флягой, и глаза младшей секретарши ресепшена засветились. – Настоящий бурбон из Кентукки. Его мягкости позавидует «Джек Дэниелс»!

– Знаешь, Мюррей, а ты умеешь нравиться девушкам. Как ты смотришь на то, чтобы вместе встать у лотка?

Пока коллеги договаривались, Анна отвернулась к пролетающим за окном зеленым полям Сюррея. Если Мюррей и Шенис встанут в пару, она сможет избежать расспросов о последней посылке. Анна думала о миниатюре с сердечком и надписью «Надежда», оставшейся дома на кофейном столике, и улыбнулась себе. На что она надеется сегодня? С вечера прошлой среды она часто задавала себе этот вопрос и до сих пор не нашла определенного ответа.

Надеюсь, что будет солнечно… Надеюсь, что мы соберем много денег для хосписа…

Вздохнув, она на время отмахнулась от вопроса. Ответ придет, когда наступит его время.

На станции ожидал инструктор, чтобы направить сотрудников «Мессенджера» к детскому хоспису Святого Винсента, расположенному в нескольких милях от города. Мрачная труппа ряженых циркачей высыпала на перрон, и вид ворчащих клоунов, акробатов, жонглеров, среди которых выделялся особенно недовольный артист на ходулях, ковылявших к инструктору, одетому с иголочки, вызывал немало смеха у отдыхающих. Анна помахала рукой маленькому мальчику, который с открытым ртом глазел на празднично одетых людей, шагавших друг за другом мимо его коляски. «В прошлом году мне ужасно хотелось спрятаться за спиной инструктора», – подумала она, отвешивая шутовской поклон маленькому зрителю и его родителям. В этом году она наслаждалась каждой минутой проведенного здесь времени.

– Замечательная шляпа.

Анна обернулась и увидела, что рядом стоит Бен Мак-Ара.

На нем был темно-синий велосипедный комбинезон с огромным синим бантом в белый горошек, и выглядел он смущенным.

– Замечательный… гм… бантик.

Бен рассмеялся:

– Я знаю, знаю, но надеть этот костюм показалось мне хорошей идеей. А теперь я чувствую себя слишком открытым.

– Он хорошо на тебе смотрится, – ответила Анна, не придумав ничего лучше. – То есть…

– Анна Браун! Ты что, меня рассматриваешь?

Анна в ужасе уставилась на свои желтые «мартинсы».

– Нет.

Он подтолкнул ее локтем:

– Да все в порядке. Можно отдохнуть от безграничного внимания Клер Коннорс к моему паху. Клянусь, она всю дорогу пыталась говорить с ним, а не со мной.

– А Санджей знает? – захихикала Анна, радуясь тому, что румянец на щеках надежно скрывает клоунская раскраска.

– Санджей взял отпуск на три месяца. По причине «связанного с работой стресса». Так что мисс Коннорс официально на тропе войны. – Он содрогнулся. – Она пыталась сегодня встать со мной в пару у лотка. Ты не хотела бы прийти на помощь бедному, практически обнаженному журналисту, а?

Анна едва сдержала улыбку.

– Ну, если ты так ставишь вопрос…

И вот снова – уверенность, которую она недавно в себе обнаружила, пришла естественно, как дыхание. Анна подумала об ожерелье с маргаритками и броши в виде совы, лежащих сейчас на столике у ее кровати, о шарфе в шкафу и о миниатюре, оставшейся в гостиной, с живущей в сердце надеждой. Четыре вещи, совершенно друг с другом не связанные, – если не считать человека, который их отправил, – сделали ее необычайно храброй. Каждый подарок придавал сил, наполнял ее смелостью, заставлял желать большего.